Но сегодня, — благодать. — Ветер дует почти точно в корму, и мы идем под полным парусом, посадив на весла лишь половину обычной смены. И имеем все шансы, достичь первого пункта нашей эстафеты, уже сегодня в полдень.
Слава богу, — Фаршаад, — исполняющий должность храмового комиссара на «Морском Гусе», не требует чтобы мы заходили подряд во все стоящие на берегу деревеньки. — Тогда бы мы наверное плыли лет десять. Вместо этого у него есть четкая подорожная, с перечислением всех пунктов приема благодати, которые нам надлежит посетить, и все они расположены в достаточно крупных городишках.
А вот и первый из них!
По команде Дор’чина, «Морской Гусь» заложил крутой вираж, парус упал, весла поднялись вверх, и мы по инерции подошли к небольшому причальному мостку, выдвинувшемуся метров на пятнадцать от берега.
Их высокопреосвященство, с бандой своих подельников, быстренько слетели на берег, выстроились почти в классическую полуоикию-цепь, с командиром на левом фланге, и лупя в что-то вроде бубнов, двинулись к центру городишка, заголосив какую-то мелодию. — Что это было, — вызов ли на бой, то ли хвала Икаоитииоо, или просто, тупо, — средство подавления воли противника, я так и не понял. — Слова в песенке были какие-то малопонятные, — вроде церковнославянского, по сравнению с русским, начала 21 века.
…Интересные кстати ребята, эти комиссары. — Фаршаад, ихний пахан, особой благобразностью явно не страдал, да и вообще, — на жреца был похож менее всего, а вот на бандюгана… — Эдакий детинка, поперек себя шире, с почти коричневой от загара кожей, и рожей, сплошь заросшей густой черной бородищей и мохнатыми бровями.
Брови это вообще было что-то с чем-то. — Брежнев рядом с нашим Фаршаадом был нервической кокеткой, не расстающийся с щипчиками для выщипывания бровей, в попытках добиться максимально тонкой и изящной линии.
Сам о себе он говорил не много. …Да он вообще не много говорил. Но Ясьяяак, как-то шепотом поведал мне что такие как Фаршаад люди обитают где-то в горах, далеко в верховьях реки, и среди прибрежных племен, мягко говоря пользуются дурной славой, как законченные пираты, бандюки, и вообще, — малоприятные люди.
Добавим к этому милому образу мощный жреческий посох, скорее похожий на дубину, и совсем уж не жреческий кинжал, чуть ли не в локоть длиной на поясе. — Сразу захочется подбежать к такому служителю культа, и пожертвовать все имеющееся имущество в дар Икаоитииоо. …Лишь бы не убивал.
Ну и шестеро подчиняющихся ему жрецов первой ступени, — были ему под стать. — Пусть и из разных народностей, но любой почитатель Ломброзо, с радостью бы взял их фотки, в качестве иллюстраций, для теории своего кумира о «врожденном преступнике».
Впрочем, — с нами они вели себя подчеркнуто вежливо и тихо. …Как шакалы, затесавшиеся в стаю матерых волчар. — Все-таки и ростом, не говоря уж о вооружении, мы их существенно превосходили.
В общем, мы как-то тоже не стремились завязать с ними дружбу, так что обе компании на одном корабле, держались достаточно обособленно.
Вот и на этот раз, я не стал интересоваться как жрецы будут пополнять закрома Икаоитииоо, а пошел погулять по городу.
…Да-с… — Наверное надо обладать отточенным глазом нашего комиссара, чтобы заподозрить город, в этом сосредоточении жалких хижинок и сараев.
Да и народец тут, честно говоря, выглядит куда более изможденным и унылым, чем наши землепашцы да пастухи. Мне вдруг как-то даже неуютно стало. И разные мысли появились… тягостные.
… Еще Там, когда-то давным-давно в Москве, я как-то прочитал что первобытный человек, целенаправленно работал где-то часа по два — по три в день. — Ну вроде как, сходил на охоту, накопал корешков, — набил брюхо и можно развлекаться, или спать.
Жилье? — Долго ли сплести шалаш. Комфорт? — набрать сухих листьев, да подстелить под шкуру чтобы мягче было.
Оно правда. — Случалось и голодать подолгу, особенно зимой, и вымирать целыми становищами. Да и статус долгожителя получали уже лет в тридцать… Но в остальном, — сплошная беззаботная благодать. Золотой век. Райские кущи.
А вот потом понеслось. — Чем более защищенную, сытую и комфортную жизнь строило себе человечество, тем больше приходилось пахать отдельному человеку.
Хочешь быть сытым круглый год не за счет собирательства и охоты, а за счет засеянного поля и прирученных животных? — Изволь повкалывать на поле, да так чтобы спина к вечеру не разгибалась, и от судорог в руках ложка из рук выпадала. Или ходи целый день по солнцепеку за стадом, отмахиваясь от миллиардов мух и комаров. Обороняйся от волков да тигров, или вкалывай как проклятый, запасая на зиму сено.
Противно жить в холодной пещере? — Фигня, выход прост. — Руби избу. — Свали деревья, ошкурь, выровняй длину бревен, выруби пазы, собери срубы, проруби окна, двери, врежь полы, покрой крышу, сложи печь… — и отдыхай в тепле, сколько влезет, только не забывай регулярно приглядывать за всем построенным, чтобы где чего не прохудилось, не подгнило и не сломалось.
Мало? — Охота каменный дом? Телегу? Машину? Самолет? Унитаз и Интернет? — Вкалывай с утра до вечера как проклятый, и радуйся как далеко ты ушел от первобытного человека с его жалкими двумя-тремя часами работы в день.
А ведь есть еще и государство! — Оно защитит тебя от врагов, и от собственной глупости. Подскажет нужные решения, даст справедливый суд, спасет от полной нищеты и жалкой старости, вылечит от болезней, — окутает своей заботой и укроет вниманием. И организует на огромные стройки, что позволит украсить мир плотинами, дворцами, пирамидами, прорыть каналы, повернуть реки, поднять целину… А от тебя требуется только платить налоги за все это счастье, работая дополнительно часа по два в день исключительно на него.
Думаете я иронизирую и глумлюсь? — А вот не жили вы в моих степях, когда каждая семья-племя исключительно за себя. И ложась спать, ты не можешь быть уверен что проснешься со скальпом на голове, а отойдя на пару сотен шагов от стада, — что вернешься обратно. Не видели как старики уходят в степь умирать чтобы не быть обузой родне, как из десятка рожденных младенцев лет до десяти доживает дай бог парочка, не голодали неделями напролет, и не дрались в жестоких схватках со всем миром, просто за право жить и дышать.
Пусть и крайне хреново, но государство свою функцию обычно исполняет, но усердно берет с тебя за это свою плату, увеличивая часы труда и уменьшая время на отдых, семью, сон.
Вот и тут. — Даже не надо было особо присматриваться, чтобы понять, что народ в городишке, работает на порядок больше чем наши «заморские», а живет отнюдь не столь кучеряво.
Тут правда и сама природа руку приложила, — ограничив плодородные земли поймой реки. Да и государство вовсю постаралось, с одной стороны, — дав людям определенную защиту и шансы на выживание, что увеличило количество едоков на тех же площадях пахотной земли. А с другой, — щедро обкладывая работников налогами, да разными трудовыми повинностями.
И еще один, довольно резко бросающийся признак наступающей цивилизации. — У нас, как не крути, но даже средний «низший», был пусть плохим, но воином. А уж чего говорить про крестьян или пастухов, всегда готовых отстаивать свой земельный надел или стадо, с оружием в руках.
Оттого даже такая деревенщина как мой шурин Крайт, мог запросто заявиться во Дворец к Царю Царей Мордую, дабы перебазарить с ним о своих личных проблемах, или проблемах своей деревеньки.
И можно даже не сомневаться, — он будет там принят со всем уважением, и внимательно выслушан. И естественно, законно может ожидать что Царь Царей вникнет в его проблемы со всей тщательностью и дотошностью. Потому как Крайт, при всей своей глупости и ограниченности, — такая же надежа и опора царства, как и сам Царь, разве что чуток пожиже да пониже. Но зато этих опор много, и все они займут свое место в войске, когда возникнет такая необходимость, или поспособствуют богатству Царства, своими налогами.
А тут вот, чувствовалось что дела уже обстоят совсем по другому. — Достаточно было видеть испуганные и подобострастные взгляды, которые бросали встречные крестьяне, на вооруженного человека, чтобы понять насколько же это будет хреновая опора для государства, в случае войны. — Их и сгонять в строй придется насильно, да и большую часть сил тратить на то, чтобы они не убежали от нафиг им ненужной войны.
Да, — местные пахари воинами точно не были. Может аиотееки, а может и кто пораньше, — давно уже лишили их права защищать самих себя. А значит и принимать важные решения, ходить с гордо поднятой головой, и даже полноценно владеть собственностью и распоряжаться своей судьбой.
Там, в большом городе, это еще не столь явно бросалось в глаза. Ибо горожане по большей части попадались нам наглые и пробивные, — иначе в толпе народа не выжить. Но вот тут, в дремучих деревеньках, я как-то вдруг резко почувствовал эту разницу.