Однако в этом ощущается своего рода преимущество: Клеопатра может быть уверена, что ее старший сын Цезарион никогда не выступит против нее. Если сын Цезаря попытается пойти на сговор с Римом, это может стоить ему жизни. Впервые в истории она отвратила рок, тяготевший над Лаги дамп, разорвала цепь семейных убийств, нарушила хоровод кровосмесительных браков, толкавших сестру на умерщвление сестры и дочь на уничтожение матери. Более того, ее судьба не зависит теперь от Рима, но от нее самой, от ее умения создать политическое устройство, способное противостоять Риму. Она уже не пугается теперь при мысли, что Антоний вдруг переменится к ней. Речь не о том, чтобы поссориться с Римом или же уговорить Антония отказаться от Октавии. Речь о том, каким образом устроить их жизнь вне Рима. Как если бы Рим не существовал вовсе. Или скажем по-иному: как если бы Рим существовал там, где правит Антоний.
Пока что Антоний устремляется из Александрии на восток. Если рассмотреть сейчас, с перспективы времени, его армянскую кампанию 34 года, то следует отметить в ней элементы, противоречащие римскому духу. И это не систематическое ограбление Армения, захват царской сокровищницы, изгнание самого царя и всей его семья, что было бы обусловлено местью за отвод армянской конницы в момент кампании против парфян и еще более продиктовано желанием укрепить своя финансы. Нечто подобное совершил бы Крас с, будь он в состоянии это сделать. Да и Цезарь не побрезговал бы добычей. Нет, более всего удивляет то, что завоевание не соответствует стратегии римлян. Антоний подчинил Армению своему новому союзнику, дарю Мидии, оставил там римские легионы, чтоб подготовить таким образом новую кампанию против парфян, а также упрочить положение Римской империи. Создается впечатление, что главной его задачей была видимость блистательной акции, призванной укрепить его, Антония, позиции и заставить забыть о его недавнем поражении. Антоний старается сделать так, чтоб о Парфии не было больше речи, и находит для этого великолепное средство. Он договаривается с мидийским царем о браке Александра Гелзюса с Истапой, малолетней дочерью царя, которому предстоит в будущем усыновить Александра и сделать наследником армянского и мидийского престола с перспективой владеть впоследствии всей Нарфией вплоть до границ Индии. Предприятие в духе Пикрошоля[47]. Итак, эта кампания принесла Антонию и добычу и деньги. Кроме того, он определил то царство, которое пожалует старшему из своих сыновей от Клеопатры. Короче, Антоний обеспечил своего потомка за счет будущего Римской империи. Интересы своей династии он поставил таким образом выше интересов Рима, и оставленные в Армении римские легионы — не что иное, как гарантия выполнения мидийским царем своих обязательств. На фоне всего этого формальная зависимость Армении и Мидии от Римской империи не играют никакой роли. Империя — это Антоний. Вот верное средство, не вступая в явную вражду с Римом, защищаться от нападок Октавиана.
Клеопатра должна испытывать удовлетворение. Вдали от нее Антоний осуществляет их совместные цели. Их общие интересы с блеском продемонстрированы всему миру. Антоний намерен справить свой триумф в Александрии, а не в Риме.
Но триумф — это церемония, предусмотренная Великим Городом для одного из своих сынов, и немыслимо, чтоб она состоялась где-то вне Рима. Желание Антония говорит о многом. Оно означает, что Александрия является для него центром империи, столицей империи. Тем самым также подразумевается, что только он одерживает подлинные победы, что он один увеличивает территорию империи. И наконец, борясь за первенство, он намекает, что Италия и Рим не более чем одна из частей империи. Рассматривать его желание как дань уважения Клеопатре — значит поддаться на уловки Октавиана, который стремится доказать, что Антоний покорился чужеземке. Но это отнюдь не дань уважения Клеопатре или кому бы то ни было вообще, это акт самоутверждения автократора, превращающего титул в реальность. Клеопатра сыграла свою роль в триумфе. Она предстала супругой Антония. Александрия была ее столицей. Александрия, город Александра Македонского, предоставлял триумф Антонию и, следовательно, заменял собой Рим. Будем помнить, что в конце концов и сам Рим не так уж безоговорочно разрешал Цезарю все его триумфы. Цезарю приходилось порой добиваться их с помощью уговоров. То же было с Антонием. Теперь все поняли, что Клеопатра прочно и навсегда связана с его политикой. Это торжество так же, как и вся армянская кампания, подтверждает незыблемость союза Антоний — Клеопатра.
В золотом сиянии осени триумфальная процессия шествует по морскому побережью вдоль белых дворцов, катятся повозки, заваленные добычей; везут армянского царя вместе с семьей, все закованы в серебряные цепи; движется целая выставка восточных сокровищ, сопровождаемая той самой силой, которая ими овладела. Антоний устроил зрелище, способное поспорить с самыми пышными представлениями Рима, и сделал это в единственном городе мира, который, соперничая с ним, превосходит его пышностью дворцов, богатством и великолепием. Предполагалось, что армянский царь, проходя мимо золотого трона, где восседала Клеопатра, продемонстрирует покорность, но царь отказался совершить это и лишь обратился к Клеопатре по имени.
В ту пору в римских обычаях было по окончании церемонии предавать подобных узников смерти. Вспомним хотя бы судьбу Верцингеторига. Однако Антоний помиловал армянского царя, как Цезарь помиловал некогда Арсиною, и царь воспользовался впоследствии досугом в тюрьме и описал трагические перипетии своей судьбы.
Таким образом, Антоний поступил сообразно своему желанию. Клеопатра усмотрела, разумеется, в поведении армянского даря вызов. Но ей приходилось считаться с супругом я потому она отсрочила расплату за оскорбление. Она еще велит умертвить гордого царя. Но не будем забегать вперед. Сейчас Клеопатра упивается апофеозом своего величия.
Александрийский триумф был, однако, всего лишь прелюдией, зрелищем, подготавливающим главное торжество, не отмеченное, кстати, досадным эпизодом наподобие того, какой устроил армянский царь. Несколько дней спустя александрийская знать и народ были приглашены в гимласий. Там на двух золотых тронах восседали Антоний и Клеопатра. Рядом с ними, на четырех тронах поменьше, четверо детей: Цезарион, Александр Солнце, Клеопатра Луна и маленький Птолемей.
В произнесенной на греческом языке речи Антоний объявил, что Клеопатра, супруга божественного Цезаря и его вдова, царица Египта, Ливия, Сирии и Кипра, будет носить отныне титул царицы царей. Законный сын Цезаря и Клеопатры Цезарион будет, согласно египетскому обычаю, царствовать совместно с матерью и носить титул царя царей. Александру Солнце предстоит стать царем Мидии, Армении и Парфии. Клеопатра Луна станет царицей Киренаики, и Птолемей — царем Киликии. Клеопатра явилась вскоре в одеянии богини, Исиды-Венеры, сошедшей на землю, и состоялась коронация. Цезариону, если считать, что он родился вскоре после отъезда Цезаря из Александрии, было тринадцать лет или же десять, если полагать, что он произошел на свет после мартовских ид. Близнецам исполнилось по шесть лет, малышу Птолемею было два года. Дети сыграли те роли, которым их старательно обучили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});