– Ты еще здесь? В лес иди, в лес… Зачем за нами идешь?
Да, подумал Кандид. Зачем? Какое мне до них дело? А ведь какое-то дело есть, что-то у них надо узнать… Нет, не то… Нава! – вдруг вспомнил он. Он понял, что Наву он потерял. С этим ничего не поделаешь. Нава уходит со своей матерью, все правильно, она уходит к хозяевам. А я? Я остаюсь. А зачем я все-таки иду за ними? Провожаю Наву? Она же спит, они усыпили ее. Его охватила тоска. Прощай, Нава, поду– мал он.
Они вышли к развилке тропы, женщины свернули налево, к озеру. К озеру с утопленницами. Они и есть утопленницы… Опять всё переврали, все перепутали… Они прошли мимо того места, где Кандид ждал Наву и ел землю. Это было очень давно, подумал Кандид, почти так же давно, как биостанция… Био-станция… Он едва плелся; если бы за ним по пятам не шел мертвяк, он бы, наверное, уже отстал. Потом женщины остановились и посмотрели на него. Кругом были тростники, земля под ногами была теплая и топкая. Нава стояла с закрытыми глазами, чуть заметно раскачиваясь, а женщины задумчиво смотрели на него. Тогда он вспомнил.
– Как мне пройти на биостанцию? – спросил он.
На их лицах изобразилось изумление, и он сообразил, что говорит на родном языке. Он и сам удивился: он уже не помнил, когда в последний раз говорил на этом языке.
– Как мне пройти к Белым Скалам? – спросил он.
Беременная женщина сказала, усмехаясь:
– Вот он, оказывается, чего хочет, этот козлик… – Она говорила не с ним, она говорила с матерью Навы. – Забавно, они ничего не понимают. Ни один из них ничего не понимает. Представляешь, как они бредут к Белым Скалам и вдруг попадают в полосу боев!
– Они гниют там заживо, – сказала мать Навы задумчиво, – они идут и гниют на ходу, и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте… А в общем-то, пусть идет, для Разрыхления это только полезно. Сгниет – полезно. Растворится – тоже полезно… А может быть, он защищен? Ты защищен? – спросила она Кандида.
– Я не понимаю, – сказал Кандид упавшим голосом.
– Милая моя, что ты его спрашиваешь? Откуда ему быть защищенным?
– В этом мире все возможно, – сказала мать Навы. – Я слышала о таких вещах.
– Это болтовня, – сказала беременная женщина. Она снова внимательно оглядела Кандида. – А ты знаешь, – сказала она, – пожалуй, от него было бы больше пользы здесь… Помнишь, что вчера говорили Воспитательницы?
– А-а, – сказала мать Навы. – Пожалуй… Пусть… Пусть остается.
– Да, да, оставайся, – сказала вдруг Нава. Она уже не спала, и она тоже чувствовала, что происходит что-то неладное. – Ты оставайся, Молчун, ты не ходи никуда, зачем тебе теперь уходить? Ты ведь хотел в Город, а это озеро и есть Город, ведь правда, мама?.. Или, может, ты на маму обижаешься? Так ты не обижайся, она вообще добрая, только сегодня почему-то злая… Наверное, это от жары…
Мать поймала ее за руку. Кандид увидел, как вокруг головы матери быстро сгустилось знакомое лиловатое облачко. Глаза ее на мгновение остекленели и закрылись, потом она сказала:
– Пойдем, Нава, нас уже ждут.
– А Молчун?
– Он останется здесь… В Городе ему совершенно нечего делать.
– Но я хочу, чтобы он был со мной! Как ты не понимаешь, мама, он же мой муж, мне дали его в мужья, и он уже давно мой муж…
Обе женщины поморщились.
– Пойдем, пойдем, – сказала мать Навы. – Ты пока еще ничего не понимаешь… Он никому не нужен, он лишний, они все лишние, они ошибка… Да пойдем же! Ну хорошо, потом придешь к нему… если захочешь.
Нава сопротивлялась, наверное, она чувствовала то же, что чувствовал Кандид, – что они расстаются навсегда. Мать тащила ее за руку в тростники, а она все оглядывалась и кричала:
– Ты не уходи, Молчун! Я скоро вернусь, ты не вздумай без меня уходить, это будет нехорошо, просто нечестно! Пусть ты не мой муж, раз уж это им почему-то не нравится, но я все равно твоя жена, я тебя выходила, и теперь ты меня жди! Слышишь? Жди!..
Он смотрел ей вслед, слабо махал рукой, кивал, соглашаясь, и все старался улыбнуться. Прощай, Нава, думал он. Прощай. Они скрылись из виду, и остались только тростники, но голос Навы был еще слышен, а потом Нава замолчала, раздался всплеск, и все стихло. Он проглотил комок, застрявший в горле, и спросил беременную женщину:
– Что вы с нею сделаете?
Она все еще внимательно разглядывала его.
– Что мы с нею сделаем? – задумчиво сказала она. – Это не твоя забота, козлик, что мы с нею сделаем. Во всяком случае, муж ей больше не понадобится. И отец тоже… Но вот что нам делать с тобой? Ты ведь с Белых Скал, и не отпускать же тебя просто так…
– А что вам нужно? – спросил Кандид.
– Что нам нужно… Мужья нам, во всяком случае, не нужны. – Она перехватила взгляд Кандида и презрительно засмеялась. – Не нужны, не нужны, успокойся… Попытайся хоть раз в жизни не быть козлом. Попытайся представить себе мир без козлов… – Она говорила, не думая; вернее, она думала о чем-то другом. – На что же ты еще годен?.. Скажи мне, козлик, что ты умеешь?
Что-то было за всеми ее словами, за ее тоном, за ее пренебрежением и равнодушной властностью, что-то важное, что-то неприятное и страшное, но определить это было трудно, и Кандид только почему-то вспомнил черные квадратные двери и Карла с двумя женщинами – такими же равнодушными и властными.
– Ты меня слушаешь? – спросила беременная. – Что ты умеешь делать?
– Я ничего не умею, – вяло сказал Кандид.
– Может быть, ты умеешь управлять?
– Умел когда-то, – сказал Кандид. Пошла ты к черту, подумал он, что ты ко мне привязалась? Я тебя спрашиваю, как пройти к Белым Скалам, а ты ко мне привязываешься… Он вдруг понял, что боится ее, иначе он бы давно ушел. Она была здесь хозяином, а он был жалким грязным глупым козликом.
– Умел когда-то… – повторила она. – Прикажи этому дереву лечь!
Кандид посмотрел на дерево. Это было большое толстое дерево с пышной кроной и волосатым стволом. Он пожал плечами.
– Хорошо, – сказала она. – Тогда убей это дерево… Тоже не можешь? Ты вообще можешь делать живое мертвым?
– Убивать?
– Не обязательно убивать. Убивать и рукоед может. Сделать живое мертвым. Заставить живое стать мертвым. Можешь?
– Я не понимаю, – сказал Кандид.
– Не понимаешь… Что же вы там делаете на этих Белых Скалах, если ты даже этого не понимаешь? Мертвое живым ты тоже не умеешь делать?
– Не умею.
– Что же ты умеешь? Что ты делал на Белых Скалах, пока не упал в лес? Просто жрал и поганил женщин?
– Я изучал лес, – сказал Кандид.
Она строго посмотрела на него.
– Не смей мне лгать. Один человек не может изучать лес, это все равно что изучать солнце. Если ты не хочешь говорить правду, то так и скажи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});