Читать интересную книгу Школа двойников - Марианна Баконина

Конечно, у нее имелось нечто вроде личной записной книжки, в которой были собраны координаты родственников, друзей и приятелей. Остальные же телефоны копились в левом верхнем ящике рабочего стола. И именно эти завалы она принялась разбирать.

Карточки летели во все стороны, шуршали страницы блокнотов. Молодые люди с любопытством наблюдали за столь странным рвением. Лизавета же приговаривала:

– Надо же быть такой идиоткой! Нет, дурой! Надо же быть такой кретинкой, набитой и надутой!

– Нет, не надо, – попытался остановить ее Саша Маневич. – Лучше скажи, что ты ищешь.

– Телефон главного конкурента Целуева. Мне его дала наша социологиня. И вот – либо я его потеряла, либо он дома остался… Боже! Идиотка, ведь все лежало на поверхности, он мне прямо сказал про учителя по сценодвижению, а я ушами хлопала, как бассет-недоросток! И что теперь делать?

– Позвони домой. – Саша Маневич умел быть рассудительным.

– Думаешь, в ее бумажках бабушка разберется?

– Бабушка в Москве, – машинально ответила Лизавета. Ее строгая бабушка разрывалась между любимой дочкой, переехавшей в столицу к новому мужу, и любимой внучкой.

– Тогда лучше сразу звонить Людмиле. У меня где-то был ее телефон. – Савва достал свою пухлую записную книжку и вскоре продиктовал Лизавете номер. Она тут же начала щелкать кнопками.

– Алло, добрый вечер, Людмилу Андреевну будьте добры… Добрый вечер и извините за поздний звонок. Просто я потеряла телефон вашего однокурсника, Игоря Кокошкина… Что… В больнице?… Какой ужас… Нет, конечно, не знаю… А где? Спасибо, и еще раз извините за беспокойство.

– Что, инсульт? – спросил Савва, едва девушка повесила трубку.

– Не юродствуй. Его кто-то избил до полусмерти. Сотрясение мозга, изуродовано лицо, поврежден глаз, он в Георгиевской больнице.

– А кто? Что?

– Неизвестно. – Лизавета посмотрела на пригорюнившегося Маневича. – Меня Людмила спросила, не знаю ли я, кто мог на него напасть… Я не знаю… Хотя…

– А что ты хотела у него узнать? Из-за чего весь сыр-бор?

– Когда мы беседовали, он рассказал о странных «темных» заказах этого Целуева. Мол, приглашает специалистов, неизвестно зачем, неизвестно для кого. В частности, хозяин фирмы «Перигор» рассказал, что знает какую-то тетку, преподавателя сценодвижения – ее обычно нанимают для того, чтобы научить будущего политического деятеля не сморкаться в рукав и грациозно скользить по паркету, – так вот, господин Целуев пригласил ее для очень странной работы: тетке показали видеозапись, где неизвестный ей человек ходит, сидит, говорит, и спросили, может ли она научить другого человека двигаться так же, как этот.

– И что…

– Вроде научила… – Лизавета помолчала. – Просто мы стали говорить про двойников, про портретный грим, а ведь эту сценодвиженку тоже приглашали на своего рода портретный грим! Ведь похожие черты лица – это еще не портрет, мы часто опознаем людей по походке, по манере держать ручку, садиться в автомобиль. Это немаловажные элементы «копии». Вот если бы отыскать ту тетку…

– И как ее зовут?

– В том-то и дело, что я тогда на этот рассказ Кокошкина и внимания не обратила… Даже не спросила ничего… А теперь…

– А теперь он в больнице, с сотрясением мозга. К нему хоть пускают?

Лизавета кивнула.

– Хорошо, тогда ты сходишь к нему, можешь даже завтра, – решительно произнес Саша. – Я – понятное дело – опять направлюсь к Целуеву. Благо дорогу знаю…

– А я? – надулся Савва.

– А ты пока возись со своими телохранителями. Можешь с Лизаветой в больницу… Не нравится мне этот мор. То инсульты, то аресты, теперь вот побои…

Они в тишине допили шампанское и стали собираться по домам. Куда-то улетучился победный хмель. Не было упоения в том бою, в который они ввязались.

ЗВОНОК НА ПЕРЕМЕНУ

На следующее утро Лизавета вместе с Саввой навестила израненного Игоря Кокошкина. Психолог вел себя очень странно – все смеялся, шутил. Правда, комментировать инцидент отказался. Зато весело рассказал, как два дня назад неизвестные бандюганы подкараулили его в подъезде его же собственного дома.

– И как только код разузнали, черти! – едва шевеля губами, шутил психолог. – Разведчики!

– Кодовые замки неэффективны, да и соседи могут впустить кого угодно! – мрачно отозвался Савва. Ему категорически не нравился владелец компании «Перигор», причем неизвестно почему. Может быть, из-за того, что тот общался исключительно с Лизаветой, а на искусно составленные вопросы репортера Савельева не обращал внимания.

– Наши не впустят. Солидные люди, ведут себя с опаской! Так что эти пробрались без посторонней помощи. И знатно меня отметелили. – Кокошкин осторожно дотронулся целой, незагипсованной левой рукой до забинтованного лба.

– А с чем это нападение может быть связано?

– Бог весть… – Избитый и не глянул в Саввину сторону. – Но я не ожидал вас увидеть. Приятно удивлен, приятно.

– Кто же вас так? – продолжал настаивать Савва.

– Не знаю и, не поверите, даже узнавать нет никакого желания, – Кокошкин приложил левую руку к сердцу.

Лизавета была удивлена – здоровый и целый имиджмейкер походил на печального Пьеро, а больной и несчастный веселился, как расшалившийся Буратино. Его веселье словно освещало больничную палату, играло солнечными зайчиками на белых стенах. Хозяин фирмы «Перигор» лежал в отдельной палате, вполне, по нынешним временам, комфортабельной – высокая хирургическая кровать, стойка для капельниц, раковина, столик с лекарствами, еще один – для цветов и гостинцев. Напротив кровати два кресла, для посетителей. Видимо, больше двух посетителей к раненому психологу не пускали.

– Я хотела спросить…

– Вот вы и испортили мне все удовольствие. Я-то думал, что вы просто навестили страждущего, уже и друзьям собирался хвастаться, что меня у одра болезни посещают звезды экрана, а вы…

– А мы можем вступить в сговор… – улыбнулась Лизавета. – Вы ответите на мои вопросы, но об этом мы никому не скажем, а потому вы имеете право говорить, что я приходила без задней мысли!

Кокошкин с видимым усилием повернулся на бок.

– Я должен был догадаться, что посещение больных – не ваше амплуа. Что ж, чем могу – помогу!

– Не беспокойтесь, ничего сверхординарного. Всего одно имя – как зовут эту учительницу хороших манер…

– Все-таки догадались…

– О чем? Просто я решила спросить…

– Догадались, чем все же занимается мой друг Целуев. – Психолог облизал разбитые губы. Потом приподнялся и попробовал вскарабкаться повыше, но застонал и опустился на подушку.

– Вам помочь? – бросилась к нему Лизавета. – Давайте я поправлю подушку!

– Ох, спасибо! Здесь вполне квалифицированные и миловидные сестры, однако ваши лилейные ручки…

Лизаветины красивые, но тренированные руки (тут и теннис, и работа на пишущей машинке, и хозяйство) можно было назвать лилейными только в шутку. Она поправила сбившуюся подушку и вернулась в кресло.

– Раз шутите, значит, вы не так уж плохи. А Людмила кудахтала – «при смерти, при смерти».

– Иногда полезно подлечиться, – опять улыбнулся Кокошкин. – Ну что, вам нужна фамилия преподавателя сценодвижения? Хотите выяснить, кого она обучала? А, журналисты-расследователи?

– Возможно, – посуровела Лизавета. Веселье психолога вдруг показалось искусственным, будто он нанюхался какой-то дряни и смеется натужно, по обязанности.

– Тогда записывайте. Калерия Матвеевна Огуркова, Садовая, сто двадцать шесть, квартира восемь. Телефон отсутствует. Дерзайте! Она почти всегда дома, даже в магазины не выходит. Уроков у нее сейчас нет, насколько я знаю… Вперед, дерзайте!

– Мы подумаем. – Лизавете все меньше нравился глумливый тон психолога. – Желаю вам скорейшего выздоровления.

– Сердечно благодарю, давайте я буду всем говорить, что вы мне не яблочки принесли, а пластырь никотинел.

– Это еще зачем? – ошалело переспросила Лизавета, тут же забыв о неподобающем поведении больного.

– Курить страсть хочется, а мне не разрешают. Я слышал, пластырь может утолить никотиновый голод.

– Хорошо, договорились!

– Удачи вам! – С этим напутствием журналисты удалились.

Отыскать квартиру Калерии Матвеевны Огурковой было непросто. Огромный дом на Садовой представлял собой лабиринт дворов и лестниц, утративших какие бы то ни было опознавательные знаки не то в ходе приватизации, не то во время капитального ремонта без выселения жильцов, вошедшего в моду в конце восьмидесятых.

Савва и Лизавета терпеливо бродили по темным лестницам и внимательно всматривались в цифры на дверях – другого способа отыскать восьмую квартиру не было. Терпение репортеров, закаленное на долгих пресс-конференциях, многим показалось бы безграничным. Только однажды Савва, наступивший на экскременты, оставленные, вероятно, лицом без определенного места жительства, тихим словом помянул местную власть, которая должна не только бороться за избрание и переизбрание, но и следить за мелочами вроде наличия бомжей и отсутствия лампочек в домах, принадлежащих муниципалитету.