Это я, Никки, в одиночку сделала то, чего не могла бы добиться вся твоя армия. В обмен на жизнь Кадара ты получаешь нечто гораздо большее: почет, доброе имя, преданность. И все это ты получаешь добровольно, без всякой борьбы. Тебе это не будет стоить ничего. Это я, Никки, превратила тебя в вождя, которому люди доверятся по доброй воле, полагаясь на его справедливость.
На некоторое время Джегань отвел пристальный взгляд от горящих глаз Никки. Император размышлял. Наконец его рука расслабилась, и пальцы мягко пробежались вдоль ее бедра. Это было молчаливое признание ее правоты.
Через несколько мгновений он зевнул; глаза его закрылись; дыхание выровнялось, и он погрузился в дремоту. Повелитель не сомневался, что к его пробуждению Никки все еще будет оставаться на прежнем месте и в его распоряжении. Сама Никки полагала, что может уйти в любое время.
Но не сейчас. Пока рано.
Джегань проснулся через час. Никки немигающим взглядом уставилась на балдахин, думая о Ричарде. Казалось, в ее плане недостает небольшого фрагмента. Единственного кусочка в мозаике, но который должен все расставить по местам.
Император спал на боку, спиной к Никки. Сейчас он повернулся и подтянул ее ближе; в темных глазах снова разгоралась похоть. Тело его было горячим, словно камень, нагретый солнцем. И лишь немного более мягким, чем камень.
— Доставь мне удовольствие, — скомандовал Джегань. Сиплый рык способен был напугать любую женщину настолько, чтобы она не посмела ослушаться.
— Или что? Убьешь меня? Если б я боялась смерти, меня бы здесь не было. Я здесь насильно, а не по согласию, и не собираюсь поддерживать твое заблуждение. Я не позволю тебе думать, что хочу тебя.
Джегань ударил ее тыльной стороной ладони, отбросив на другую сторону кровати.
— Но тебе же это нравится! — он схватил ее за лодыжку и подтянул обратно к себе. — Иначе, почему еще ты здесь?
— Ты приказал мне.
Он самодовольно ухмыльнулся.
— И ты пришла, хотя могла бы сбежать.
Никки уже было открыла рот, но не нашла ответа, который можно было облечь в слова. Такого ответа, который мог бы понять Джегань.
Победно ухмыляясь, император придавил ее своим телом и прижался к ее губам. Даже причиняя ей боль, Джегань считал свое поведение проявлением особой благосклонности. Он не раз повторял, что, если у него и возникало желание целовать женщину, то это была она, Никки. Казалось он уверен, что проявляя к ней подобные чувства, он не оставляет ей выбора, кроме как почувствовать то же самое. Словно чувство, высказанное словами, становилось монетой, на которую по первому требованию можно купить любовь и привязанность.
И Никки знала, что это — только начало долгой ночи. Долгой пытки. До наступления утра ей еще не раз придется вынести его неистовую ярость.
Пришло утро, а с ним тупая пульсирующая боль в голове — следствие побоев. Болело все тело там, куда приходились удары Джеганя, когда он вдруг осознавал, что добровольное подчинение Никки — лишь его заблуждение. И это осознание еще сильнее раздражало императора.
Это была долгая ночь на подушках, испачканных ее собственной кровью. Ночь необычных переживаний и ощущений. Никки знала, что она — зло, и заслуживает самого грубого обращения. У нее нет морального права протестовать, даже если то, что с ней вытворяют, ужасно и жестоко. И совершая насилие, Джегань даже не приблизился к тому, чтобы сравниться с ней в степени порочности. Джегань был подвержен простым плотским грехами, и в том не было ничего нового — все люди порочны по своей природе. Но она-то, Никки, столь равнодушная к страданиям окружающих, была порочна в душе. А это уже являлось злом в чистом виде. И потому она заслужила все страдания, что причиняет ей Джегань, от чего в ее душе, погруженной во мрак, мелькнуло нечто похожее на удовлетворение.
Коснувшись рта, Никки нащупала рану, которая хоть и болела, но уже затянулась. Можно было бы ее исцелить, только боль от этого не исчезнет. Но Никки твердо решила, что обратится к одной из Сестер за лечением. Это будет всяко лучше, чем доставлять Джеганю удовольствие наблюдать за ее страданиями и болью.
С этим мысли Никки вернулись к раздумьям о сестре Лидмиле.
И тут до Никки дошло, что Джеганя рядом с ней нет. Она села в постели и увидела, что он сидит в кресле рядом с кроватью и смотрит на нее.
Она потянула на себя простыню в засохших пятнах крови, прикрывая грудь.
— Ты — свинья.
— Но ты не можешь насытиться мной, что бы ни говорила. Ты хочешь быть со мной, Никки. Почему бы еще ты осталась?
Джегань наблюдал за ней. Его кошмарные глаза пытались найти путь в ее сознание и… ничего не происходило. Он больше не мог быть ее ночным кошмаром. Ричард охранял ее сознание.
— Ну, причины вовсе не те, в которые тебе хотелось бы верить. Главным образом, меня удержали нравственные устои Ордена. Я хочу, чтобы он процветал. Хочу помочь беспомощным жертвам, хочу положить конец из жизни, полной страданий. Я хочу, чтобы все, наконец, стали равны и имели все, в чем нуждаются. Я посвятила этому большую часть своей жизни. Орден увидит, каким справедливым станет мир. И если ради этого мне приходится терпеть и поддерживать тебя, то это пустяк, незначительная мелочь.
— Звучит очень благородно. Но, думаю, за этим скрывается нечто большее. Полагаю, ты ушла бы, если б могла, или… — император улыбнулся, — если бы действительно этого захотела. Так в чем же дело, Никки?
Размышлять над этим вопросом Никки не хотелось — очень уж болела голова.
— Что это за разговоры о твоем новом дворце?
— Так ты уже слышала?
Джегань сделал глубокий вдох и страстно выдохнул.
— Это будет величайший из когда-либо построенных дворцов. Дворец, достойный Императора Имперского Ордена. Подобающая резиденция для человека, который правит обоими мирами — и Древним, и Новым.
— Который хочет править. На пути у тебя стоит Лорд Рал. Сколько раз уже он одерживал над тобой верх?
В глазах Джеганя сверкнул огонь, который, как знала Никки, мог обернуться яростью. Ричард не раз срывал планы Джеганя. Даже не одержав победу, Ричарду удавалось одурачить императора. Довольно неплохо для человека, располагающего такой крошечной армией. Люди, подобные Джеганю, ненавидели оставаться в дураках. Ненавидели столь же сильно, как и необходимость проливать в сражениях собственную кровь.
— Я уничтожу Ричарда Рала, не беспокойся, — прорычал Джегань.
Никки вернулась к теме, которая ее действительно интересовала.
— И когда Император Джегань завоюет все, он сделается ленивым и пожелает жить в роскоши?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});