Маккензи пошел к себе в кабинет, за ним семенил ошарашенный Делмер Куинн, ставший свидетелем этого разговора.
— Ты узнал часы, Люк? — спросил он.
Люк кивнул:
— Это часы моего отца. Он отдал их матери незадолго до смерти. — Шериф щелкнул изящной крышкой. — Мать всегда носила их на цепочке…
Глава 17
Пообещав Хани непременно вернуться на следующий день, Люк повез заключенного в Сакраменто.
Воспоминания о событиях минувшего вечера были еще так свежи в памяти девушки, что она решила устроить себе день отдыха, тем более что вывернутая бандитом рука как назло сильно разболелась.
Хани сказала Джошу, что заниматься они в этот день не будут, и обрадованный мальчуган тут же предложил ей отправиться на прогулку в лес. Однако девушка твердо решила никуда не ходить и дать больной руке покой, поэтому предложила перенести прогулку на завтра.
К полудню она уже места себе не находила. Не развлекло ее и общество Синтии, которая, как обычно, заглянула к Хани. Не понимая толком, чем вызвано ее мрачноватое настроение, девушка уселась за кухонный стол, чтобы обдумать все как следует, и пришла к неутешительному для себя выводу: она отчаянно скучала по Люку. Чем бы они ни занимались вместе — веселились или, наоборот, ссорились, — ей никогда не бывало скучно в его обществе. И вот теперь, когда Люк уехал, она чувствовала себя одинокой и покинутой.
Днем Хани направилась к Синтии. Пока Джош играл с Амиго на улице, женщины принялись делать ароматические шарики для приближающегося благотворительного базара.
— Наверняка ребенок родится в праздничный день, — вздохнула Синтия, втыкая в яблоко палочки гвоздики. — И я все самое интересное пропущу.
— Не думаю, скорее всего наши добропорядочные леди ни к чему пальцем не прикоснутся, узнав, что я приложила к приготовлениям руку. Кстати, поверишь ли, пастор Райт спросил меня вчера, не соглашусь ли я торговать поцелуями! За доллар! — Девушка подбросила в руке яблоко, начиненное гвоздикой. — Ну вот, это, кажется, готово, осталось только ленточку привязать.
— Да что ты? — изумилась Синтия, взяв у нее яблоко и принимаясь украшать его ярко-красной лентой.
— А что же Люк сказал по этому поводу?
— Сомневаюсь, что пастор Райт сообщил ему о своем предложении.
— Готова биться об заклад, что шериф будет недоволен, когда все узнает, — заявила жена доктора.
— Маккензи вообще не нравится все, что я делаю, — невесело проговорила Хани. — Но ведь Люк не муж мне, Синтия. Да я и говорить ему ни о чем не собираюсь, пусть это будет для него сюрпризом.
— Ну хорошо, удиви его, — согласилась Синтия, украдкой наблюдая за Хани. — В прошлом году поцелуями торговала мисс Лили из «Лонг-Бранча», а сейчас в городе всего две незамужние женщины — ты и мисс Лили. Под строгим облачением священника у пастора Райта скрывается натура дельца. Он понимает, что своими поцелуями вы заработаете куда больше денег, чем мы получим за наши шарики.
— Ты осуждаешь меня, Синтия?
— Нет! Я не буду осуждать эту затею, если только Дуг не вздумает купить у тебя поцелуй. Захочет участвовать в благотворительности — пускай покупает это. — Синтия указала на украшенные ленточками яблоки. — Или на худой конец баночку с соусом Нэнси Райт. — Женщина весело засмеялась.
— А я, пожалуй, прихвачу с собой свои карты таро, — задумчиво промолвила Хани. — Только не говори ничего Люку. Я наряжусь цыганкой!
— Как здорово! — всплеснула руками Синтия. — Я так и представляю тебя в костюме цыганки. Ты позволишь мне помогать тебе? — Помолчав, женщина добавила: — Знаешь, а мне никогда не предсказывали судьбу. — К удивлению Хани, Синтия внезапно расплакалась. — Признаюсь тебе, дорогая, что в последнее время я все больше и больше тревожусь о будущем.
— Ах, Синтия, с твоим ребенком все будет хорошо, если именно это тебя волнует, — горячо проговорила девушка. — Все будущие мамы, как правило, испытывают чувство беспокойства.
— Не о ребенке я тревожусь, Хани, — возразила жена доктора Нельсона. — Я знаю, что с ним все будет хорошо, ведь рядом со мною — самый лучший на свете врач. — Задумавшись, женщина прикусила нижнюю губу.
Хани никогда не видела подругу в таком удрученном состоянии — Синтия всегда поражала ее своим весельем и оптимизмом. Именно этих качеств не хватало Хани.
Девушка очень дорожила дружбой Синтии, ведь прежде у нее никогда не было подруг, и она не знала, что значит секретничать, болтать о всякой ерунде или просто вот так сидеть и делать вместе ароматические шарики. Хани подозревала, что одни знакомые женщины избегали ее общества, потому что она как магнитом притягивала к себе взоры всех мужчин, а другие — высокомерные — относились к ней еще хуже, не прощая ее прошлого.
Но Синтия стала ей настоящей подругой, она протянула Хани руку дружбы в первую же встречу и не лезла с расспросами о прошлом девушки. Поэтому теперь, увидев, что Синтия становится все мрачнее, Хани не на шутку встревожилась.
— Но в чем же дело, Синтия? — спросила она.
— Не в чем, а в ком. В Дуге.
— В Дуге? — Этого Хани ожидала меньше всего. — Что ты хочешь этим сказать!
Глаза Синтии наполнились слезами.
— Я… Мне кажется, что он больше не любит меня… — пролепетала она.
— Синтия, откуда такие нелепые мысли? По всему видно: Дуг просто души в тебе не чает.
— Он не целует меня больше, Хани. — Синтия промокнула глаза уголком фартука. — Конечно, он может иногда чмокнуть меня в щеку, но вот… по-настоящему Дуг больше меня не целует, — горестно повторила она. — Я стала такой толстой и безобразной, что ему, наверное, противно и смотреть на меня.
Хани захихикала, однако вмиг обрела серьезное выражение, увидев, какими глазами смотрит на нее подруга.
— Над чем ты смеешься? — возмутилась Синтия.
Вскочив на ноги, девушка обошла вокруг стола и опустилась на колени возле Синтии, взяв ее за руки.
— Ах, дорогая моя, неужели ты и вправду усомнилась в любви Дуга?
— Нет, я знаю, что он любит меня, — опустив голову, пробормотала женщина.
— Не сомневаюсь, что он считает дни, оставшиеся до рождения ребенка, когда и он сможет поцеловать тебя по-настоящему. — Хани с удовлетворением заметила, что на щеках подруги заиграл румянец удовольствия.
— Ты правда так думаешь? — едва слышно прошептала она.
— Конечно. — Хани вернулась на свое место. — Хотелось бы мне знать, неужели все замужние женщины так глупы? К счастью, у меня-то не будет собственных детей.
— Не говори так, Хани. Я еще не оставила мечты свести тебя с нашим шерифом. Еще придет время напомнить тебе о нашем разговоре, когда из-за живота ты не будешь видеть своих ног, а при ходьбе станешь переваливаться, как утка, и шерифу придется каждый раз ломом выковыривать тебя из кресла, потому что ты застряла в подлокотниках.