здесь, девочка? – Пожилой караванщик вдруг вырос за моей спиной. Я застыла как вкопанная, не в силах пошевелиться. Мне было ужасно страшно, что я сделала что-то не то.
– Простите. Я просто говорила с вашим… помощником.
– С Хевой-то? – Он рассмеялся. – Да он по-нашему ни бум-бум. О чём с ним говорить-то? А ты, – он строго прикрикнул на Хеву, размахивая руками и пуча глаза так, будто от этого глупый мальчишка начнёт лучше его понимать, – иди помоги Марцию вместо того, чтобы прохлаждаться! Скоро выдвигаемся.
Хева спрятал нож за пояс и спрыгнул с козлов, повинуясь хозяину. Уходя, он украдкой взглянул на меня и еле заметно улыбнулся одним уголком рта.
Вскоре мы вернулись домой, и Хеву я больше никогда не видела. Но его слова почему-то не давали мне покоя. Каждый раз, когда приходило время принимать микстуру, я вспоминала, с каким благоговением он говорил о снах. Неужели мне никогда не суждено этого испытать?
Когда я решилась расспросить маму, она всё это восприняла как-то прохладно. Упомянула вскользь, что ей когда-то снились сны, но всё это в прошлом, и теперь это лишь отголоски болезни. Впустишь её в свой разум, и она тебя погубит. Как старого Виргиля или тех, кто заперт на том дурацком острове. Сейчас я понимаю, почему она так говорила: хотела уберечь меня от беды. И сама наверняка скучала по временам, когда её душа была живой. Но тогда мне показалось, что она это специально. Словно хочет скрыть от меня какую-то великую тайну о том, каково это – видеть сны. И я вознамерилась разузнать всё сама. Я-то себя не боюсь! Участь старого Виргиля мне, конечно, не улыбалась. Поверь, ужастики о том, что эгерум делает с людьми, – чуть ли не самая популярная тема для разговора у таких, как мы. Когда каждый день видишь одни и те же рожи, то и поговорить становится не о чем, кроме как о вашей грядущей мучительной кончине. И всё же любопытство продолжало меня мучить. Когда я наконец решилась, то выплеснула целую склянку морока за окно, вместо того чтобы выпить. К слову, это было приятно! Как же меня замучил этот омерзительный терпкий запах! Каждый долбаный день на протяжении двенадцати лет, ты вдумайся! Даже если бы ваша Сиятельная каждый день ела… Что там едят императрицы? Лимонные пироги? Даже если бы она ела лимонный пирог каждый день двенадцать лет подряд, она бы давно наложила на себя руки. А тут ещё и жижа, по вкусу напоминающая смесь песка и болотной воды. Не то чтобы я когда-то пила из болота… А вот твой дружок наверняка. По нему видно. Прости, я опять слишком много болтаю, да? Забавно, ты первый человек, который с этим не согласен. Мне иногда даже денег предлагают, лишь бы помолчала. А что мне эти деньги тут, в глуши? Но я поняла, ты человек интеллигентный. Приятно встретить умного собеседника, а то ведь знаешь…
Ладно, ладно, продолжим. Выплеснула я, значит, всю эту гадость за окно, но увы – снов мне в ту ночь посмотреть не удалось. По большей части меня лихорадило, и весь следующий день пришлось это тщательно скрывать, чтобы эйра Тарин не бросился проверять моё здоровье. Прошла ещё неделя, прежде чем я попробовала снова.
Несмотря на мучения и ломку, я кое-что почувствовала в те дни, когда у меня не было возможности принимать микстуру. Кое-что совсем новое. Я как будто впервые встретилась с самой собой. Не знаю, как тебе это объяснить, ты вряд ли поймёшь. Ты ведь всю жизнь был… ну… нормальным. А вот представь, что тебя вдруг резко переделали. Перекроили от и до. Голова тяжёлая и мутная, мысли путаются. Из-за постоянной усталости ты совсем перестаёшь чувствовать. Хотеть чего-то. Тебе просто становится всё равно. Будешь ты завтра жить или умрёшь… Абсолютно по фигу. Просто существуешь по инерции, потому что некуда себя деть. Знакомо? Нет? Ха, да в жизни не поверю! В общем, жила я так на протяжении двенадцати лет, а потом – бум! – и что-то проснулось. Пронеслось едва заметно перед глазами. Не помню, рассказывала ли я тебе, но у нас есть традиция: каждый вечер мы с ребятами ходим к утёсу смотреть на звёздных бражников в ущелье. Мы это ещё с детства придумали: я, Рыжий и Сойка. Ещё Орто с нами потом стал таскаться, ну, знаешь, когда они шашни начали крутить с Сойкой. Ой, да боги с ними. Ну вот, значит, так и ходили мы смотреть на этих бражников. Вроде обычные светящиеся жуки, а вроде и хоть какое-то развлечение. И вот в один вечер мы, как всегда, отправились туда. Помню, лето тогда было таким душным, что дышать становилось возможно только к вечеру. Выбрались мы на утёс – мокрые, липкие, раздражённые… Рыжему тяжелее всех было. Он у нас вообще не любитель ходить ногами, а тут ещё и погодка – врагу не пожелаешь. Сидим мы, смотрим, как начинают светиться огоньки один за другим… И вдруг у меня в груди что-то ёкнуло. Я сначала подумала, что это сердце болит. Ну, из-за эгерума. А потом поняла, что нет, сердце-то как раз в полном порядке. Это что-то другое. И вот смотрю я вперёд, в темноту, и понимаю, что меня переполняет восторг. Какой-то абсолютно детский, искренний, чистый. Эти маленькие вспышки в далёкой пустоте… Прости, слишком поэтично, да? А впрочем, ладно. Это и правда было поэтично донельзя! Я сидела как окаменевшая, не в силах пошевелиться, и у меня в горле стоял ком. Это был первый раз в моей жизни, когда я испытала что-то настолько… такое волнующее чувство. И в ту ночь я видела сны. Боги, как же это было волшебно! Закрываешь глаза, а перед тобой разворачивается другой мир! Хотя тогда они только-только прорезались. Парочкой образов и расплывчатых картинок, но представь, каково это, если тебе до этого никогда ничего не снилось? Только это мерзкое полубредовое состояние, когда ты вроде дремлешь, но вываливаешься в реальность каждые пять минут и не можешь толком отдохнуть.
Так постепенно я прощупывала почву. Слушала ощущения. С каждым разом тело реагировало на недостаток лекарства всё менее остро. Я будто понемногу оживала. Стала чаще смеяться. Иногда даже могла заплакать от особой обиды! Или разозлиться. А по ночам всё глубже погружалась в мир фантазий. Штамп, да? Ну уж извините, у нас тут, дай боги, пятнадцать книжек на всю деревню. И три из них поваренные. Ага, иронично, учитывая