Читать интересную книгу Поход в Страну Каоба - Б. Травен

— Вы небось думаете, что маленькие кабаны плохо бегают, — вступил в разговор один из молодых индейцев, — но вы ошибаетесь. Я-то уж знаю, сам гнался однажды за таким часа два, а то и три, чуть было совсем не заблудился в этих проклятых джунглях, а кабанчика так и не поймал. Они юркие, как мыши. Только собираешься схватить его за хвост, а он раз — и пропал! То ли забивается в яму, то ли скрывается в густом кустарнике… Черт его душу знает, куда он девается. Только нет его, и все тут, словно кто проглотил. А вот если тебе повстречается взрослый кабан, то беги со всех ног, не то твоя песенка спета. Да и за маленькими кабанчиками нет смысла гнаться. Во всяком случае, если ты без собаки. Чего понапрасну силы-то тратить!

Тут все наперебой стали рассказывать о случаях на охоте, желая показать, что они уже не мальчики.

Селсо вытащил свой тюк из зарослей, достал сигарку, прикурил, взвалил тюк на спину и сказал:

— Ну, я пошел, мучачо, мне ведь надо догнать свою группу, там мои товарищи. Они небось успели уже уйти далеко вперед.

И Селсо побежал рысцой, а остальные остались сидеть. Они болтали до тех пор, пока не подошли еще пеоны, которым тоже хотелось передохну́ть в тени, там, где из трещины высокой скалы бил маленький родничок. Из-за этой тонкой струйки воды каждого проходящего мимо так и тянуло остановиться здесь хоть на несколько минут.

3

Караван прибыл на место привала часа в четыре. Те же, кто начал прихрамывать, и те, которых уже трясла лихорадка, пришли только к пяти.

Никто не обратил внимания на отсутствие Эль Сорро. Он обычно держался в хвосте, чтобы подгонять отстающих, и нередко приезжал минут на пятнадцать позже, чем приплетался последний индеец. Поэтому его и не хватились.

Но спустя некоторое время прибежал, задыхаясь от волнения, один пеон и кинулся к костру, у которого сидели вербовщики и торговцы.

— Патронсито, там, на тропе, лошадь Эль Сорро споткнулась о пень, и Эль Сорро упал…

— Раз он упал с лошади, то, надо думать, сумеет и взобраться на нее, — спокойно ответил дон Рамон.

Никто не принял всерьез сообщение паренька. Да и какое, собственно говоря, дело энганчадору до здоровья погонщиков? Если погонщик может упасть с лошади, ему вообще грош цена. Должно быть, он опять напился. Черт его знает, где только он достает водку! Скорей всего, отнимает у пеонов. Раз он не в состоянии снова сесть на лошадь, пусть себе валяется в грязи. Поделом ему. Его сюда взяли не в игрушки играть.

У вербовщиков и торговцев были дела поважней, чем печься об Эль Сорро. Таких, как он, можно набрать в любом городке сколько угодно — хоть две дюжины сразу. И на каждую дюжину этаких молодцов они получат в придачу еще двоих, которые готовы поехать с ними, не требуя даже оплаты, довольствуясь лишь объедками с их стола.

— Удастся ли нам, дон Габриэль, в будущем году собрать такую же большую команду, как в этом? Разве может кто-нибудь ответить на этот вопрос? Даже сам дон Порфирио не в состояний обещать что-либо, а уж тем более губернатор, — сказал дон Рамон, взяв горсть подогретых крошек тотопостлес. — Наши дела ухудшаются с каждым годом, а жизнь мы ведем собачью. Сами убедитесь, дон Габриэль. Сидишь у костра, как дикий индеец, не имеешь даже крыши над головой. Жрешь, как свинья паршивая, а не как добрый католик. Жена дома томится одна… Нет, что уж говорить, дела идут все хуже и хуже, и жить становится все грустней.

Но дон Габриэль смотрел куда менее пессимистично на их положение, чем дон Рамон. Если сравнить доходы от вербовки пеонов с его прежними заработками, то он смело мог считать, что напал на золотую жилу. На протяжении всего длинного марша на монтерию он думал лишь об одном — как бы избавиться от дона Рамона. Как бы сделать так, чтобы на пути домой с доном Рамоном случилось какое-нибудь несчастье. Тогда он смог бы заявить, что дон Рамон остался ему должен пять тысяч песо, которые тот взял у него для выкупа пеонов. Конечно, при этом еще необходимо, чтобы не нашлось свидетеля, который показывал бы обратное. Если же с доном Рамоном ничего не случится, то он не заработает и трети этой суммы, и ему придется еще несколько лет тяжело работать, прежде чем он сумеет вести дело один, ни с кем не деля барыши.

— Несчастье, большое несчастье!

Услышав этот возглас, заглушивший болтовню индейцев, дон Габриэль, думавший как раз о несчастье, которое должно — обязательно должно! — случиться с его компаньоном, побледнел. Но тут он увидел, что дон Рамон как ни в чем не бывало сидит себе у огня, ест и болтает, и он сразу вернулся к действительности.

Кабальеро, отдыхавшие у огня, нисколько не разволновались, узнав, что случилось несчастье. Они не повскакали с мест, а остались сидеть у костра, спокойно дожидаясь более точных сведений. Вероятно, ничего особенного не произошло — просто какой-нибудь мул свалился в пропасть или лошадь лягнула пеона. Если дорогой волноваться по поводу каждого крика, то и минуты спокойной не будет.

Но пеоны побросали свои костры и столпились на тропе. Потом все повернулись и двинулись туда, где расположились кабальеро. Не доходя шагов двадцати, они расступились, образуя проход.

Тогда кабальеро встали и направились к толпе. В центре ее стоял парень и держал под уздцы лошадь Эль Сорро.

— Да ведь это Эль Сорро! — сказал дон Рамон. — Что с ним случилось? Неужто он с лошадью не смог справиться? Голова его размозжена, черт побери! Его просто нельзя узнать! Можно подумать, что это не он. Но ведь это его штаны, его ботинки, его пересохшие, сморщенные гетры, а главное, его лошадь.

Кабальеро подошли вплотную к лошади. Она была вся в пене, дрожала мелкой дрожью, и глаза ее расширились от ужаса. Видно было, что она счастлива оказаться среди живых, разговаривающих и жестикулирующих людей, почувствовать по запаху, что где-то вблизи пасутся другие лошади и мулы, попасть в привычную обстановку и освободиться наконец от чудовищного страха, который терзал ее последние часы.

— Вот проклятый! Как это его угораздило упасть с лошади? — спросил дон Албан, один из торговцев. — Испортил мне аппетит. Благодарение богу и пресвятой деве, у нас есть с собой несколько бутылок комитеко, а то бы меня всю ночь преследовало это зрелище.

Одна нога Эль Сорро была вдета в стремя. Вероятно, он обернулся, чтобы приказать что-то отставшим, и при этом так неудачно повернул ногу, что не смог высвободить ее, когда лошадь понесла.

Одежда Эль Сорро была разорвана в клочья о кусты и деревья, попадавшиеся на пути.

Лицо его было неузнаваемо, голова превратилась в какой-то бесформенный ком.

— Придется его здесь похоронить, — сказал дон Рамон. — Распрягите лошадь и пустите ее пастись к остальным. Бедная скотина!

4

Кабальеро вернулись к своему костру. Есть уже никому не хотелось. Болтали о всякой всячине, в том числе и о несчастных случаях, свидетелями которых они бывали или о которых слыхали.

— А ну-ка, достаньте комитеко, дон Албан, — сказал дон Габриэль. — Раз уж случилось такое дело, вы, надо думать, угостите нас.

— Конечно, кабальеро. И, пожалуйста, без церемоний. Пейте, сколько душе угодно! Я везу целую батарею бутылок. Чем больше выпьем здесь, тем лучше — меньше придется везти на монтерию. Ваше здоровье, кабальеро!

Дон Рамон крикнул молодого индейца, который прислуживал ему и дону Габриэлю:

— Аусенсио, позови-ка сюда Эль Камарона! Мне надо с ним поговорить.

— Слушаю, патронсито, — ответил индеец и закричал: — Эль Камарон, Эль Камарон! Хозяин зовет!

Но тот не отозвался, и парню пришлось отправиться на поиски. Он нашел его среди погонщиков мулов.

— Иду, иду, — сказал Эль Камарон и пошел за парнем.

— Скажи, Эль Сорро — твой товарищ? — спросил его дон Рамон.

— Товарищ? — переспросил Эль Камарон. — Смотря как понимать это слово. Я ведь его почти не знаю, вот только у вас вместе работали, хозяин.

— Но ты знаешь хоть, откуда он родом?

— Откуда мне это знать, хозяин? — удивился Эль Камарон.

— Где же ты с ним познакомился?

— В карселе, в тюрьме в Тукстле, хозяин.

— Ах, вот вы где побратались! — рассмеялся дон Албан. — Подойди-ка поближе, Эль Камарон. На, выпей глоток.

— Премного благодарен, хозяин, грасиас, — ответил Эль Камарон и сделал гигантский глоток из протянутой ему бутылки. Ведь он не знал, предложат ли ему отхлебнуть еще раз, а уж что попало в брюхо, того у него никто не отнимет.

— Так, значит, вы встретились в карселе в Тукстле? — возобновил разговор дон Рамон.

— Но меня посадили зря, я был совершенно невиновен, хозяин, можете мне поверить. Я готов поклясться в этом перед образом святой девы с младенцем. — И Эль Камарон привычным жестом перекрестил рот и поцеловал большой палец в знак подтверждения своей клятвы.