Оставались побочные проблемы. Он понимал что в принципе у него все в порядке и со временем он полностью овладеет своим новым вместилищем. А сейчас он воспринимал себя как очень юное существо. Как ребенка, новорожденного ребенка.
Прошло несколько месяцев. Координация движений у него становилась все увереннее. Взаимодействие с позитронной системой быстро восстанавливалось.
Но не все было так, как ему хотелось. Он целые часы проводил перед зеркалом, стараясь оценить весь свой репертуар по части выражения лица и движений тела. И увиденное далеко не оправдывало его ожиданий.
Нет, все-таки не совсем человек! Лицо было слишком плотным, и он сомневался, что впоследствии оно станет другим. Он нажимал пальцем на щеку, и она пружинила, но не так, как у человека. Он мог улыбнуться, нахмуриться или насупиться, но и улыбка, и хмурость были какими-то искусственными, вымученными. Он мог послать сигнал «улыбнись» или «нахмурься» или любой другой, и мускулы его лица послушно изображали требуемое, соответственно собрав черты лица в нужную комбинацию по тщательно разработанной программе. Он всегда ощущал механизм, пусть теперь органический, который тяжеловесно погромыхивал под его кожей для придания лицу нужного выражения. Эндрю подозревал что у людей это происходило совсем иначе.
Слишком запланированными были все его движения. Им недоставало непринужденности, столь свойственной человеку. Он еще надеялся, что со временем это пройдет: он уже далеко шагнул от тех злосчастных дней сразу после операции, когда он, словно примитивный, допозитронный автомат, неуклюже передвигался по своей комнате, но что-то говорило ему, что в своем новом, таком необыкновенном теле он никогда не сможет передвигаться так естественно, как это само собой получается у людей.
Но в конце-то концов все было не так уж плохо. Сотрудники «Ю. С. Роботс» честно выполнили условия сделки и провели пересадку мозга со всем своим великолепным техническим умением. И Эндрю получил то, чего он добивался. По-настоящему внимательного наблюдателя он не сумел бы обмануть, выдав себя за человека, но никогда не было ни одного робота, который бы так походил на человека, и он, по крайней мере, мог ходить в одежде и не выглядеть в ней смешным из-за несоответствия одежды с металлическим, невыразительным лицом над нею.
Но вот пришел день, когда Эндрю заявил:
— Я снова приступаю к работе.
Пол Чарни засмеялся и сказал:
— Значит, ты поправился. Что ты собираешься делать? Писать следующую книгу?
— Нет, — серьезно ответил Эндрю. — Слишком долго я живу, чтобы одно какое-то дело схватило меня за глотку и не отпускало. В свое время я был художником — я и сейчас иногда балуюсь этим. Потом я занимался историей, и если бы я видел необходимость этого, я написал бы еще одну-две книги. Но я должен двигаться дальше. И теперь, Пол, я хочу стать робобиологом.
— Робопсихологом, ты хочешь сказать?
— Нет. Это означало бы изучение позитронного мозга, а я в данное время не испытываю никакого интереса к этому. А робобиолог, по моим представлениям, имеет дело с деятельностью тела, приданного этому мозгу.
— Не роботехник ли это в таком случае?
— В былые времена — да, роботехник. Но роботехники занимались металлическими телами. А я буду изучать органическое, гуманоидное тело, каковым, насколько мне известно, обладаю только я. Как оно действует, как оно копирует человеческое тело — вот предмет моего исследования. Я хочу больше знать об искусственно созданном теле, чем знают об этом сами создатели андроидов.
— Ты сужаешь таким образом поле своей деятельности, — сказал Пол. — Как художник ты мог выразить все что угодно. Став историком, ты посвятил себя главным образом роботам. А в качестве робобиолога ты будешь занят только самим собой.
Эндрю кивнул:
— Вероятнее всего.
— Так ты собираешься полностью погрузиться в себя?
— Проникновение в самого себя означает начало проникновения в суть самой Вселенной, — ответил Эндрю. — Я верю в это. Новорожденное дитя думает, что оно и есть вся Вселенная, но скоро оно начинает понимать, что это не так. И ему приходится изучать окружающий его мир, искать границы, отделяющие его самого от остального мира, чтобы прийти к пониманию того, кто он и как ему вести себя в этой жизни. До сих пор я был чем-то иным, чем-то механическим и легко поддающимся осмыслению, но теперь я — позитронный мозг, заключенный в почти человеческое тело, и я с трудом постигаю себя. Поэтому я должен учиться. Если это то, что вы, Пол, называете «погружением в себя», пусть будет так. Но я должен это сделать.
Эндрю пришлось начинать с самых азов, потому что он ничего не смыслил в обычной биологии, да и вообще в любой науке, кроме роботехники. Загадкой для него было все: и природа органической жизни, и ее химические и электрические основы. Раньше ему ни к чему были все эти науки. Но теперь, когда он сам стал органическим — ну, хотя бы его тело, — он испытывал огромное желание расширить свои познания о живых существах. Чтобы понять, как дизайнеры, создавшие его андроидное тело, смогли потягаться с природой, придав ему столь человеческие формы, ему сначала нужно было изучить подлинно человеческое тело, его функционирование.
Его теперь постоянно видели в библиотеках университетов и медицинских колледжей, где он, не вставая с места, часами просиживал над электронными справочниками. Он выглядел вполне прилично в своей одежде, и его присутствие ни у кого не вызывало любопытства. Те немногие, кто знали о том, что он робот, не вмешивались в его дела.
Он пристроил к своему коттеджу просторное помещение — лабораторию и оборудовал ее всем необходимым для научных исследований инструментарием. Расширилась и его библиотека. Он поставил перед собой исследовательские проблемы, которыми по целым неделям занимался не отрываясь — его рабочий день составлял двадцать четыре часа, поскольку он по-прежнему не нуждался в сне. Будучи внешне почти человеком, для восстановления и пополнения сил он использовал источники куда более эффективные, чем те, которые были необходимы существам, по образу и подобию которых он был сконструирован.
Секреты дыхания, пищеварения, обмена веществ, деления клеток, кровообращения, температуры тела — словом, весь сложный гомеостаз организма, который обеспечивает жизнь человека на срок в восемьдесят — девяносто, а то и все сто лет, перестали быть загадкой для него. Эндрю глубоко изучил механизмы человеческого тела — поскольку было ясно, что это именно механизмы: совершенно такие же, как продукция «Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен». Это был органический механизм, и тем не менее он оставался механизмом, прекрасно устроенным, со своими непререкаемыми законами, ритмами биологического обмена веществ, равновесия и разлада, упадка сил и их восстановления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});