знакомый свисток паровоза.
Зверобои
В тишине глухой тайги прозвучал далекий винтовочный выстрел. Я насторожился и стал прислушиваться. Собака моя, ушедшая по свежему следу кабарги, возвратилась и, ворча, начала втягивать в себя воздух, вопросительно посматривая на меня своими умными карими глазами. Я погрозил ей пальцем в знак молчания; умное животное, казалось, поняло, помахало закрученным на спину хвостом и спокойно уселось около меня на снег, предварительно потоптавшись на одном месте.
Я стоял на обрывистом гребне скалистого хребта, у большой каменистой россыпи, где выслеживал кабарожек вместе со своим помощником, черною лайкой Сибирлетом.
Кругом на десятки километров, синели, уходя в туманную даль, горные отроги Цайлина, покрытые темными, дремучими кедровниками. Внизу, в глубине пади, сквозь темные вершины таежных великанов белела извилистая лента речки Хай-лин-хэ, называемой здесь Шихо.
Тихо было в горах, только большой черный дятел жалобно кричал, звучно ударяя крепким клювом по корявому стволу сухой березы. Вверху синело глубокое небо; быстро неслись по нем перистые облачка, предвещая завтра снежную, ветреную погоду.
Долго я стоял, прислушиваясь к звукам леса, но ничто не нарушало его торжественную тишину.
В этих местах бродили хунхузы, и надо было узнать, кто стрелял, чтобы самому не попасть им неожиданно в лапы.
Осторожно, прыгая с камня на камень, останавливаясь и прислушиваясь, я стал спускаться вниз по косогору на звук выстрела. Сибирлет шел впереди меня и вскоре, почуяв кого-то, глухо заворчал. Я остановился и из-за ствола гигантского кедра старался высмотреть предполагаемого врага; но лесная чаща была безмолвна и не выдавала своих тайн.
Сибирлет, поводя чутким носом по сторонам, крадучись пошел вперед. Прошло минут десять, собака остановилась шагах в полутораста и замерла, изредка взлаивая. Поблизости был человек, но ничто не обнаруживало его присутствия.
Могильная тишина царила в тайге и в этой тишине чувствовалось что-то тревожное, зловещее.
Всматриваясь пристально вперед, я начал различать на белой коре толстой березы черную полоску ружейного ствола и образ головы незнакомого и неведомого охотника.
Закон тайги суров и беспощаден и требует полного внимания и бдительного наблюдения за всем вокруг, иначе гибелью грозит каждое закрытие, и неожиданный враг готов уже послать смертельную пулю.
Сибирлет открыл незнакомца и лаял на него.
Надо было на что-нибудь решиться – я крикнул громко и, позвав собаку, вместе с тем держа винтовку наготове, двинулся вперед.
Из-за ствола березы показалась фигура человека; винтовку он держал в обоих руках и сейчас же опустил ее, когда я подошел к нему вплотную и сказал:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! – ответил незнакомец.
Передо мной стоял молодой человек, по-видимому русский. Он был среднего роста, строен и широк в плечах. Длинные русые волосы видны были из-под меховой рысьей шапки. Окладистая темная борода и небольшие усы обрамляли смуглое, загорелое лицо. Небольшой, но правильный, нос и резкое очертание тонких губ придавали выражению его лица изящество и благородство. Выпуклые голубые глаза смотрели смело и даже сурово.
– Вы тоже охотитесь? – спросил он меня после минутного молчания.
– Охочусь, ответил я: – искал кабаргу, но вы, кажется, ее уже убили?
– Да убил, вон, она лежит там у камня. Я, было, начал ее свежевать, да заметил вас и решил удостовериться, с кем имею дело…Ну, будем знакомы. Моя фамилия Веселовский, имя Александр, а по батюшке Иванович! – с этими словами он протянул мне свою небольшую, но крепкую руку.
Я назвал себя.
– Хорошая собачка у вас, – проговорил он, продолжая прерванное занятие свежевания кабарги: – с этой собакой в тайге не пропадешь!
Сняв кожу с животного, он вырезал у него на брюхе мускусный мешочек, завернул его в газетную бумагу и спрятал в боковой карман своей куртки, сделанной из оленьей кожи.
– Здесь много этого зверя; вот уже третьего беру в этих камнях. Китайцы промышляют его петлями и силками, но я не люблю такой охоты, лучше промышлять ружьем, – кто не ленив, тот имеет свою выгоду.
С этими словами он окончил обделку туши, сложил мясо и красивую пеструю шкуру в мешок, закинул его за плечо и закурил коротенькую трубку, пуская колечками густой синеватый дым.
Солнце уже спустилось низко, его косые лучи, кое-где пробивались в чащу леса. Темнело. Я собирался распрощаться и идти, но Веселовский предупредил меня словами:
– Куда же вы? Пойдем ко мне. Хата моя недалеко отсюда. У меня хата, а не роскошные хоромы, но все же лучше, чем ночевать в тайге на снегу!
Его убедительная просьба, а главное перспектива ночевки в лесу заставили меня согласиться, и я зашагал рядом с ним вниз по косогору.
Дойдя до речки, мы выбрались на лед и пошли вдоль берега, где протоптана была тропинка.
Сибирлет шел за мной, косясь, на нового своего знакомого.
По дороге он расспрашивал меня, откуда я, где служу, давно ли охочусь.
Узнав, что я семейный, он глубоко вздохнул и смолк, изредка только подавая краткие реплики на мои вопросы.
Вызвездило. Ночь наступила, когда мы подошли к крутому берегу реки. Под скалой приютилась небольшая избушка в два окна. Низкая массивная дверь, обитая шкурой косули, была подперта снаружи колом.
Мы вошли. При свете масляной лампы, зажженной хозяином, я увидел довольно большую комнату. У внутренней стены деревянные кровати, покрытые пушистыми медвежьими шкурами, такими же шкурами был обит пол до половины. Сбоку у стены стояла плита и печь из дикого камня, обмазанного глиной. Небольшой стол и скамьи у наружной стены дополняли всю незатейливую обстановку таежного жилья.
Под дощатым потолком, на длинных шестах висели шкуры всевозможных зверей и белели два черепа изюбров с громадными рогами.
Теплота и уютность жилища производили благоприятное впечатление. Я разделся, вымылся из приспособленного бочонка ледяною водой и с жадностью принялся уничтожать душистый, ароматный чай с сухарями, предложенный радушным хозяином.
– Товарищ мой еще не вернулся, проговорил он, присаживая за стол: – наверное задержался на дальних ловушках…Видите ли, продолжал он, заметив вопросительное выражение моего лица: – мы живем здесь вдвоем и промышляем зверя вместе.
Я исключительно живу ружьем, товарищ же мой не только ружьем, но и силками то есть ловит пушных зверей. Он должен сейчас прийти; вы собаку-то свою попридержите, а то с нашими псами ей не сладить, могут попортить. Вот легок на помине, он и сам идет!
С этими словами он вышел из избы. Слышен громкий разговор и взвизгивание собак.
Мой Сибирлет насторожился, взъерошил на спине шерсть и грозно заворчал. Пришлось его привязать к кольцу, вбитому в стену. К удивлению своему, я услышал ржанье лошадей. На мой вопрос, откуда здесь лошади,