лет назад мы с Эммой летели в Анапу на фестиваль „Киношок“. Летели на военном самолете, где было одно более-менее приличное помещение, куда и запихнули народных артистов СССР. Так судьба свела нас на два часа с Кларой Лучко.
Кончилось все это очень плохо, вернее, замечательно. Клара все твердила, как она боится летать. Пришлось выпить… Помню только, что при выходе из самолета я отплясывал на аэродроме канкан, пытаясь увлечь за собой партнершу по выпивке, а именно Клару. Но главная радость — во время нашего „собутыльничества“ мы открыли для себя друг друга. Мы так понравились друг другу, что стали на время фестиваля неразлучны. <…>
В нашем, увы, немолодом возрасте не так-то просто обзавестись новым другом — настоящим, верным, надежным. Клара стала для нас с Эммой таким человеком».
Настоящим, верным, надежным был в дружбе и сам Рязанов. Ближайшие приятели режиссера смело могли сказать о нем строками Григория Поженяна из так нравящейся Эльдару Александровичу «Песни о друге» на музыку Петрова: «Его не надо просить ни о чем, / С ним не страшна беда. / Друг мой — третье мое плечо — / Будет со мной всегда».
Глава пятая. «Картина не нравится даже самому режиссеру»
«Сирано де Бержерак». «Старики-разбойники». «Сослуживцы»
После притеснений, которым подвергся фильм «Зигзаг удачи», и запрета на экранизацию повести «Убийство в библиотеке» Рязанов решил, что нет смысла создавать кинокартины на современные темы и пришла пора еще раз взяться за что-то проверенное временем и априори безобидное с точки зрения цензуры. Правда, перед этим Рязанов и Брагинский за 12 дней написали пьесу «Однажды в новогоднюю ночь, или С легким паром!». Новоявленные драматурги стали таковыми исключительно ради денег, которые пьеса им действительно принесла, а то, что в ней было заложено ценное художественное зерно, сами авторы разглядели не сразу.
В общем, после двенадцатидневной, как поначалу казалось, «халтуры» тандем Брагинский-Рязанов отправил свое последнее детище в путешествие по советским театрам и временно перестал функционировать. Брагинский принялся писать сценарий для другого режиссера (вероятно, «Учитель пения», который в 1972 году будет поставлен на «Ленфильме» Наумом Бирманом), а Рязанов с головой ушел в разработку экранной адаптации знаменитой стихотворной героической комедии Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак».
Казалось, полностью повторяется история, случившаяся в самом начале десятилетия, когда после неудачи с «Человеком ниоткуда» Рязанов взялся экранизировать пьесу «Давным-давно».
Сходство усугублял тот факт, что, как и «Давным-давно», спектакль «Сирано де Бержерак» навек остался в памяти Рязанова как одно из ярчайших театральных впечатлений юности. То была постановка Николая Охлопкова в театре имени Вахтангова, заглавного героя играл Рубен Симонов, а его возлюбленную Роксану — Цецилия Мансурова.
Эльдар впервые побывал на этом представлении во время войны — возможно, в компании с Василием Катаняном, который в 1949 году сделал в дневнике такую ретроспективную запись: «Для моего поколения вахтанговский спектакль „Сирано де Бержерак“ Ростана был откровением — пьесу на моем веку не ставили и даже не печатали, хотя существовал прекрасный перевод Т. Щепкиной-Куперник. Мы, студенты, знали оттуда наизусть отрывки, а Рязанов с его феноменальной памятью — целые монологи».
Взявшись за экранизацию Ростана, Рязанов был уверен, что у выдающейся переводчицы Татьяны Щепкиной-Куперник нет и не может быть конкурентов, но для очистки совести все-таки заглянул в современный перевод этой пьесы Юрием Айхенвальдом. К своему изумлению, Рязанов вынужден был признать, что кое-какие места Айхенвальду удались лучше. Тогда он решил, что идеальным вариантом сценария будет контаминация обоих переводов, и подключил к этой работе автора последнего из них.
Сценарий, как и рассчитывал Рязанов, не вызвал ни на «Мосфильме», ни в Госкино никаких нареканий: можно было смело приступать к экранизации. Постановка обещала быть не менее пышной и дорогой, чем «Гусарская баллада»: на студии принялись строить декорации, шить костюмы, Андрей Петров начал работу над музыкой и песнями на стихи Ростана.
Сам Рязанов приступил к кинопробам. Костюм образца XVII века, парик и знаменитый выдающийся нос Сирано де Бержерака примеряли на себя Андрей Миронов, Сергей Юрский, Олег Ефремов, Игорь Кваша, Михаил Волков, Виктор Костецкий… Многие претенденты Рязанову вроде бы нравились, но именно на стадии кинопроб он почувствовал какое-то смутное беспокойство: нет, нет, что-то не то делаю… Как раз тогда ему пришла в голову блестящая, на его взгляд, мысль, что поэта де Бержерака должен сыграть не актер, а именно поэт, коллега ростановского героя (существовавшего, как известно, и в реальности).
Уже когда эта идея прочно овладела Эльдаром, он случайно встретился с Владимиром Высоцким.
— Эльдар Александрович, — обратился к режиссеру Высоцкий, — я слышал, вы собираетесь экранизировать «Сирано де Бержерака». Не устроите ли мне кинопробы на эту роль?
Рязанов растерялся: впервые в его практике актер так откровенно напрашивался сниматься. Но он прямо сказал Высоцкому, которому очень симпатизировал:
— Видите ли, Володя, я планирую доверить эту роль не актеру, а поэту.
Впоследствии Рязанов клял себя за эту неосторожную фразу, но в то время ему действительно были незнакомы стихи Высоцкого, за исключением его ранних блатных песен, в которых он при всем желании не мог увидеть ростки подлинной поэзии.
Высоцкий, впрочем, не обиделся, а только застенчиво заметил:
— Я ведь тоже пишу стихи.
В конце концов Владимир тоже прошел фото- и кинопробы на роль, но Рязанов провел их без всякого расчета, просто чтобы не обидеть артиста. К тому времени Эльдар Александрович уже наметил того единственного человека, которого хотел снимать в этой роли. Им был прославленный поэт Евгений Евтушенко.
Однако на первых пробах Евтушенко чуть было не разочаровал Рязанова по понятной причине своего актерского непрофессионализма. Евгению можно было только посочувствовать, ведь режиссер подобрал ему партнеров из числа по-настоящему сильных актеров: Роксану должна была сыграть Людмила Савельева, друга Сирано Кристиана — Евгений Киндинов, бержеракского же врага графа де Гиша — Александр Ширвиндт, капитана гвардейцев-гасконцев — Валентин Гафт.
Спустя годы Евтушенко не постеснялся написать о своем фиаско на кинопробах:
«— Старина, оказывается, ты краснеешь!.. — с невеселым изумлением, но стараясь хоть чуть-чуть развеселить себя и меня, воскликнул Эльдар Рязанов. Дело было в 1969 году, когда он пригласил меня попробоваться на роль Сирано де Бержерака в своем новом фильме.
То, что я непоправимо краснею, выявилось, когда на репетициях моя партнерша Людмила Савельева гладила меня по руке, на которой якобы красовались шрамы прославленного забияки-дуэлянта. Все репетиции в мосфильмовских комнатах с треском проваливались, я был зажат, стреножен. Я не привык иметь дело с партнерами, ибо чтение стихов на эстраде — это работа одинокая. Рязанов совсем поскучнел, скис и потерял надежду. Я взмолился, чтобы он меня отпустил, и Рязанов дал мне последний шанс — снять на кинопленку сцену в трактире, сделав мне полный грим