Все это эмоции, тени первобытных страхов, летаргически продремавших в мозгу тысячелетия. От зверей нас надежно защищали скорость машины и оружие, да и не пойдут звери на шум мотора, звери здесь, в общем-то, обычные. Бояться следовало человека. По моим расчетам те, кого я отпустил, должны были уже вернуться, но на то и существуют непредвиденные случайности, чтобы разрушать самые продуманные планы. Примеров немало. Они могли, опасаясь подвоха, бросить на полдороги грузовик и уходить пешком, они могли не успеть предупредить обо мне свои форпосты, да мало ли что, каждому первокурснику факультета контрразведки известно, что полковника Редля погубил забытый в такси чехольчик для перочинного ножика, безупречно спланированная операция «4-Камея» провалилась из-за того, что опоздал паршивый пригородный автобус, а майор Ромене чуть не погиб из-за того, что мелкий воришка украл у него зонтик, который был паролем…
Дорога вновь расширилась, теперь джип мог бы на ней развернуться, и это мне понравилось. Лес ощутимо поредел, больше стало зарослей голубых кустов, появились пересекавшие дорогу тропинки, не похожие на звериные тропы, десятки неуловимых признаков свидетельствовали о близости жилья.
Поворот вправо. Я затормозил — трудно было проехать мимо этого. На обочине стоял броневик — зеленый, длинный, краска на бортах облупилась, металл разъела ржа. Он стоял вертикально, перпендикулярно земле, касаясь ее лишь узкой полоской бампера, в диком, невообразимом, невозможном положении, стоял и не падал, нелепый памятник неизвестно кому, а трава вокруг была усеяна множеством крохотных стеклянных вороночек, и на дне каждой переливалось что-то, словно бы капля росы на листе. На борту еще можно было прочесть номер: «104».
— Сто четвертый, — прошептала Кати. — Вот он, оказывается, где… Нужно посмотреть.
Мне самому хотелось посмотреть, но что-то не пускало, то ли эти непонятные вороночки, то ли трава, которая не шевелилась под ветерком и выглядела словно бы стеклянной, поддельной, то ли навязчивая мысль, что от прикосновения или просто звука шагов многотонная машина обрушится на голову. Я не мог подойти. Создалось впечатление какой-то границы, черты, терминатора, межевого знака между обыденностью и ирреальностью…
— Потом посмотрим, — сказал я и дал газ.
Дорога больше не расширялась, но лес редел и редел. Пират успокоился. Мы тоже. И когда я увидел издали, что поперек дороги лежит толстое бревно, не испытал особого страха — аккуратно подвел машину к преграде и выключил мотор.
Наступила космическая тишина. Пират моментально насторожил уши — по обе стороны от дороги кто-то был.
— Есть здесь кто-нибудь? — громко спросил я.
С двух сторон на дорогу вышли люди, одного я узнал — тот высокий, правда, сейчас в новом чистом свитере. Оружия у них я не заметил, и держались они не угрожающе.
— Привет, — сказал я. — Добрались благополучно?
— Да, — ответил он сухо. — Выходи из машины, и пошли. Девушка остается здесь. Собака тоже.
— Но…
— Можешь поворачивать назад, если что-то не нравится. МЫ тебя не звали. Идешь?
— Иду, — сказал я, пожал руку Кати и выпрыгнул из машины.
Меня повели по тропинке, уходившей влево от дороги. Деревья вскоре кончились, низкие голубые кусты росли сплошным ковром. Я увидел деревню — круглые деревянные домики стояли как попало, без намека на улицы, домиков было много, у крылечек играли чисто одетые дети, тут же бродили во множестве какие-то толстые мохнатые звери величиной с овцу. Окна домов были застеклены, и над крышами я не увидел труб. А что я, собственно, ожидал увидеть? До чего же прочно въедаются в мысли термины, не вытравишь… «Вурдалачьи Леса» — и в голову помимо воли лезет никогда не существовавшая чепуха: саваны, синие лица, замогильный хохот, зубовный скрежет. «Это, верно, кости гложет красногубый вурдалак…» Уж если я, пришелец извне, поддался гипнозу термина, что же тогда спрашивать с горожан?
Мы шли, и никто не обращал на нас внимания. Может быть, обо мне и не знали.
— Сюда, — сказал высокий.
Я поднялся по ступенькам, открыл дверь и придержал ее для него, но он махнул рукой — дескать, иди один.
Обыкновенная комната, привычная мебель. Снова не ожидал? Чего же тогда стоят все твои добренькие мысли о равенстве и братстве? «Да, они такие же люди, но мы цивилизованнее — как-никак у нас многоэтажные дома и асфальт на улицах». До чего же цепко и надежно устроилось в нас это пристрастие — встречать по одежке, хоть провожать-то по уму окажемся в состоянии!
— Здравствуй, — сказал сидевший за столом. — Меня зовут Пер. Садись.
Он был стар, но не дряхл, на сморщенном годами и жестокой мудростью лице светились неожиданно голубые молодые глаза — два окатных камешка. Мебель, люстра — двойное зеркало, обитатели антимира считают антимиром наш мир, обе стороны правы и не правы…
— Итак, зачем ты пришел? — спросил он. — Либо в мире наконец изменилось что-то, либо…
— Опасаетесь провокации по большому счету?
— Опыт… — сказал он.
И перед глазами у меня встали рыжий карьер, волочащиеся за броневиками трупы, красное пятно на асфальте и быстро вбирающий его песок… Он имел право на любые подозрения.
— Ваш опыт годился, пока не было меня, — сказал я.
Лицо индейского божка не дрогнуло.
— И что же ты за персона, если с твоим появлением становится ненужным весь наш опыт?
Я рассказал ему то, что рассказывал вчера в Отделе, и даже больше — в Отделе я не касался своих мыканий в этом мире, а ему рассказал, как сам ждал расстрела под моросящим дождиком, что чувствовал, когда на моих глазах убили Джулиану, про мои метания, обретения и потери. Он невозмутимо слушал, он очень хорошо умел слушать…
— Знаешь, почему я верю, что ты не разведчик Команды?
— Карта?
— Твое отношение к ней. Ты убежден, что Команда, имея карту, без труда может нас уничтожить, и считаешь, что, показав карту нам, тем самым демонстрируешь отсутствие злых намерений.
— Разве не так?
Он засмеялся коротким курлыкающим смешком:
— Мы с таким же успехом можем уничтожить город, как и они — нас. Неизвестно, кто кого…
— Но Ламст говорил…
— От отчаяния можно сказать многое.
— Тот броневик, сто четвертый… — сказал я. — Черт, я-то думал, что во всем разобрался. Кто же из вас сильнее?
— А какое это имеет значение для того, что ты задумал?
— Вы правы, — сказал я. — Это не имеет ровным счетом никакого значения, и не стоит прикидывать баланс сил. Вам нужна война?
— Она никому не нужна.
— Об этом и разговор. Пора кончать войну.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});