– А вы пришли узнать, как я? – набралась наглости я на отдающий пошлостью флирт. Видимо, от усталости границы между дозволенным и недозволенным стерлись, и мне стало почти все равно, что подумает обо мне этот молодой человек.
– Нет, – с улыбкой разочаровал он меня. – Работа, красавица. Работа. Мне нужно взять один документ.
– Могли бы обмануть, сказать, что да, пришли узнать обо мне, – хмуро проговорила я, не скрывая своего разочарования. Но все же потом улыбнулась, переводя все в шутку.
– Не могу, красавица. Я – слишком ответственный, не обманываю.
– Не верю, – покачала я головой и оглянулась на звук открывающейся служебной двери. Наш нелепый словесный флирт прервал вовремя или не вовремя появившийся уставший и заспанный «конторный» полицейский. И мой «герой», мгновенно нацепив маску серьезности, подошел к столу и что-то попросил.
– Вот, – пошарив по столу в поисках нужной бумаги, протянул ему какой-то документ «конторный». Молодой ознакомился с текстом и удовлетворенно хмыкнул, а потом, кивнув в мою сторону, о чем-то тихо спросил.
– Интересно, – пробормотал вполголоса старший и повернул монитор к молодому. – Сам смотри.
Пока «мой» полицейский, хмурясь, изучал что-то на экране, «конторный» повернулся ко мне с лучезарной улыбкой:
– Все хорошо, сеньора! Представитель посольства уже выехал! Надо немного подождать.
– Прекрасно! – обрадовалась я. – Извините, можно попросить у вас чашку кофе? Я ничего не ела со вчерашнего дня.
– Да, да, сеньора, – поспешно закивал служащий комиссарии и, что-то шепнув бросающему на меня короткие взгляды молодому полицейскому, удалился в соседнюю комнату.
Кофе мне принесли быстро. Он пах просто одурманивающе. Я обхватила горячую чашку обеими руками и, поднеся ее к лицу, зажмурилась от удовольствия, вдыхая крепкий аромат. Мне было все равно, о чем сейчас спорили и перешептывались за столом два полицейских, мое сознание задешево продалось кофейному духу.
– Не думаю, не верю, – долетали до меня обрывки разговора. Молодой с чем-то не соглашался, старший, чуть повышая голос, пытался ему что-то втолковать. А я, жмурясь от удовольствия, как пригревшийся на солнечном пятачке котенок, маленькими глоточками пила сладкий кофе.
– Ладно, как хочешь, – в сердцах и довольно громко сказал молодой, после чего решительно двинулся к выходу.
– Адьес, сеньора, – коротко попрощался он со мной, я молча кивнула ему с благодарной улыбкой. И вновь глотнула кофе. Мое настроение было почти чудесным. Не знаю, что подняло его – улыбка этого полицейского, горячий кофе или ожидание того, что скоро за мной придет представитель русского посольства.
Но когда я увидела, что за «представитель» появился на пороге, чашка упала у меня из рук и разбилась одновременно с моими надеждами. В комиссарию уверенным шагом вошел Антонио.
XII
– Это моя жена!
Антонио прошел к сидевшему за столом «конторному» полицейскому.
– Вот документы. Здесь брачный сертификат и ее паспорт.
Он выложил на стол документы, которые до этого сжимал в руках и развернулся ко мне:
– Кариньо, как ты? Что ты сделала, я так волновался! Кариньо, пойдем домой, ты, наверное, устала. Моя любимая девочка…
В его голосе было столько сладости и нежности, что полицейский, который принялся листать мой паспорт, посмотрел на Антонио с видимым сочувствием.
– Не трогай меня! – взвизгнула я, когда муж попытался обнять меня. – Уйди! Я боюсь тебя!
– Хорошо, хорошо, девочка, не трогаю тебя. Все, все. – Он выставил руки ладонями вперед, будто сдаваясь, и, ласково приговаривая, попятился назад. Что за комедию он ломает? Откуда столько приторности в его голосе и неискренней нежности? Разговаривает со мной, будто с ребенком или…
– Да, вот медицинский документ о том, что она… – Антонио, не спуская с меня взгляда, будто боялся, что я вновь сбегу, вытащил из-за пазухи еще какую-то бумажку и выложил ее на стол перед полицейским.
– Антонио, что ты здесь делаешь! – закричала я, немного приходя в себя от шока, вызванного неожиданной встречей.
– А что здесь делаешь ты? – прошипел он мне так тихо, чтобы полицейский не смог его услышать. И не успела я что-либо ему ответить, как страж порядка громко сказал:
– Вы женаты недавно.
– Да, – ответил ему Антонио и вновь, повернувшись ко мне, вцепился в меня взглядом сторожевого пса.
– Сеньор Мартинес, – обратился к супругу полицейский. – На документе только подпись врача…
– Да нет же, – раздраженно ответил муж и подошел к столу. – Вот здесь – подпись судьи. Документ официальный, все в нем есть.
– Да, извините.
Что за документ? Что задумал Антонио? Я обеспокоенно вытянула шею, пытаясь разглядеть бумагу, лежащую перед носом полицейского.
– Мы можем идти, сеньор полицейский? – с преувеличенной учтивостью, выдающей плохо скрываемое раздражение и нервозность, спросил Антонио. – Моя жена, думаю, не спала всю ночь, она голодна и напугана. А при ее болезни любой стресс приведет…
Дальше я не поняла, что он сказал. Но и того, что услышала, уже было достаточно. Какая болезнь? О чем он?!
– Антонио! Что это за документ?! Что происходит?! Сеньор полицейский, вы звонили в посольство?! Где представитель?! Почему здесь мой муж?
– Тише, сеньора.
– Не нервничай, кариньо, все хорошо. Все хорошо, – успокаивающе приговаривая, Антонио взял меня за руку, но я тут же ее выдернула и вновь закричала:
– Сеньор полицейский! Послушайте…
– Сеньор, вы видите, моя жена слишком нервничает, нельзя ли быстрей?
– Мне нужно сделать фотокопии документов, – с неудовольствием, что мы его торопим, ответил полицейский. – После этого вы можете идти.
– Антонио, что происходит? – громким шепотом спросила я мужа, когда полицейский с моим паспортом и другими бумагами скрылся в соседней комнатке, где, видимо, был ксерокс.
– Ничего, кариньо, ничего. Ничего хорошего для тебя, – гаденько улыбнулся он мне. – Можешь кричать, плакать, бить меня, кусать – это все будет только хуже для тебя. В том красивом документе, с которым только что ушел сеньор полицейский, сказано, что ты – сумасшедшая.
– Что?! – обомлела я.
– Что ты – сумасшедшая. Агрессивная. У тебя это… как сказать по-русски, – перешел он на мой язык, видимо, чтобы полицейский нас не понял, если вдруг услышит. – У тебя ши-зо-фре-ния. Ты слышишь голоса, шум. Ты – боишься. Ты – агрессивна. Ты хотела сделать суицид. И можешь повторить. Ты – опасна. Ты не должна находиться одна. Вот что написано в этом документе. И он – официальный, с подписью доктора. А сеньор судья сделал подпись, что ты нуждаешься в моей помощи, не можешь без меня. Я твой… Не знаю, как это по-русски. Неважно. Важно то, что у меня есть этот документ. Вот так!