Silence
Меня окружал смех.
Безудержный и бесконечный. Прекрасный звук. Мы плавали в бассейне, вокруг его пухлых детских ручек привязаны надувные манжеты, а его щечки раскраснелись от жаркого солнца. Я держал его за талию, пока он бултыхал ногами внизу.
— Не отпускай меня, — кричал он веселым голоском.
Я почувствовал, как стиснуло грудь. Никогда. Рокка. Никогда.
Мысленно сосчитав до трех, снова ослабил хватку. Он издал тихий вскрик, когда начал погружаться в воду.
— Продолжай бултыхать ногами, — инструктировал я. — Сохраняй спокойствие.
Он пытался, но все равно продолжал погружаться лицом в воду из-за того, как сильно нервничал.
— Папа, спаси меня. Спаси меня. Я умираю! — закричал он от страха.
Звук пронзил сердце. Я поймал сына, притянув к груди… но он исчез, словно превратился в дым. Все, что осталось, — это его крик ужаса.
«Папа, папа, спаси меня, спаси меня. Я умираю».
Мои глаза распахнулись.
Я лежал на своей кровати, и мое тело было скользким от пота. Прошло много лет с тех пор, как я помнил его в таких подробностях. Вокруг меня сгустилась темнота, и я тупо уставился в потолок. Долгое время я даже не моргал. Не смел. Я все еще слышал его счастливый смех, и мне хотелось сохранить воспоминания о нем как можно дольше. Но звук исчез. Точно так же, как в моем сне. Как струйка дыма.
Все, что я мог слышать, это как сердце колотится в груди. А потом пришла ужасная, жгучая печаль от его потери. Она наполнила меня. Каждая клеточка была заражена этой потерей. Я зажмурил горящие глаза. Нет, только не это снова.
Я давным-давно закрыл сердце от воспоминаний, даже вытеснил их из головы, потому что боль была слишком невыносимой. Единственное, что я по-настоящему любил в мире, отняли у меня, и хотя с тех пор я каждый божий день чувствовал, как пустота затягивается, это лишь означало, что жизнь стала терпимой.
Теперь мучения вернулись с удвоенной силой.
Я понимал, что это из-за ребенка Анджело. Я не завидовал, просто хотел вернуть своего мальчика. После всех этих лет я все еще тосковал по нему, будто его забрали у меня вчера. Мои руки сжались в кулаки. Мне хотелось разнести все вдребезги и завыть от боли. Я подумал о бутылке алкоголя внизу. В течение нескольких месяцев после смерти Рокки я так напивался, что даже не помнил своего имени. Мной обуревала такая ярость, что даже телохранители, не зная, что от меня ожидать при малейшей ошибке с их стороны, держались на расстоянии. Я был пьяным сумасшедшим, возглавлявшим жестокую империю.
Глубоко вдохнув, я сосчитал до трех и с усилием поднялся. Спустил ноги с кровати и сел, обхватив голову руками. Медленно, методично выровнял дыхание. Вернув себе частично контроль, я, не раздумывая, вышел из комнаты. Я даже не знал, который час, но это не имело значения.
Все, о чем я мог думать, — это полностью погрузиться в эмоции другого рода. В пьянящий, бурный порыв, который вывел бы меня из состояния отчаяния и горечи и снова вернул в царство живых.
Я толкнул ее дверь и с удивлением увидел, что лампа горит, но в постели ее нет. Дверь в ванную была открыта, но там зияла темнота, так что я знал, что ее там нет. Я почувствовал порыв холодного воздуха и с ужасом понял, что она, должно быть, вышла на балкон. Приблизившись к открытой двери, я увидел, что девушка стоит там в тонкой ночной рубашке. Мои босые ноги не издавали ни звука, но она внезапно обернулась.
Ахнув, Скай отшатнулась назад. Ее лицо побледнело, рот открылся в беззвучном крике. Я протянул руку и поймал ее прежде, чем она смогла упасть и ушибиться.
— Что ты здесь делаешь? — прошептала она.
Страх был настолько реален, что я прижал ее к себе и крепко обнял. Ее кожа была холодной. Воспоминание о его коже в тот день всплыло в сознании. О, Боже! Меня чуть не стошнило от ужаса. Не раздумывая, я уткнулся лицом ей в шею, чтобы мое тепло проникло в нее, но она сильно замерзла. Я чувствовал ее дрожь. Я втащил ее в комнату и закрыл дверь.
— Лука, — прошептала она, но я уже направлялся в ванную. Мне нужно согреть ее. Чтобы ее кожа вновь стала теплой. Я включил душ и сделал воду горячее, чтобы было жарко. Затем затащил Скай под струи.
Она не сопротивлялась и не спорила. Позволила мне это. Поток был мощным и теплым, и постепенно она начала согреваться. Глядя мне в глаза, она протянула руку и коснулась моего шрама. Я слегка вздрогнул, но не схватил ее за руку и не отстранился. Часть меня не могла поверить, что я позволяю ей это.
— Правда, что тебя ранил тигр?
Я покачал головой. Правда была более прозаичной и менее романтичной.
— Драка на ножах, когда мне было пятнадцать. Я проявил неосторожность.
— Ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо знала, — прошептала она.
Я нахмурился.
— Нет. Моя душа уродлива и не подлежит искуплению.
— Я знаю, что когда-то она была красивой. Что с тобой случилось, Лука?
Внезапно это стало уже слишком. Я отвернулся от нее.
Но она обняла меня и прижалась щекой к моей спине. Затем начала целовать, ее губы скользили вниз по моей спине. Руки двинулись по мышцам пресса, а затем вниз, в спортивные штаны.
Она обхватила мой член и начала дрочить мне, сначала нежно, но затем все быстрее и быстрее, пока не перешла к сладким, ритмичным движениям. Я зажмурился и упивался захватывающим ощущением удовольствия, струящегося по венам. Пустота в груди осталась на месте, но боль в груди исчезла. Она сняла с меня все напряжение. Точно знала, что мне нужно в тот момент, даже не сказав ни слова.
Силы и темпа лишь ее движений не хватило бы, чтобы довести меня до края, и мне нужно было видеть ее прекрасное лицо, поэтому я поймал ее за руку и развернулся, чтобы посмотреть на женщину передо мной.
Она была богиней: вода струилась по ее волосам, алебастровая кожа выглядела еще более бледной и совершенной. Глаза сверкали, и когда я посмотрел на нее, то почувствовал, как что-то шевельнулось в груди.
Прежде чем я смог уделить слишком много внимания анализу того, что это было, я наклонил голову и завладел ее губами в глубоком поцелуе. От этого прикосновения сердце болезненно заколотилось, подогрев мою жажду большего. Удерживая ее лицо в нужном положении, я сильно пососал ее