После дневной жары Хорт воспринял ночной дождь как подарок, как сладостное мгновение. Зажмурив глаза, он хватал губами дождевые струи и жадно глотал их. К утру дождь утих, и Хорт провалился в забытье, заставившее даже отступить дикую боль в руках и ногах.
В бреду он снова ощутил себя сильным и здоровым. Из темных глубин на него наплывали картины боев и схваток, в которых он принимал участие, тогда в ушах Хорта звучали воинственные хриплые крики, слышались тяжелое прерывистое дыхание и тяжелые стоны. Его боевой топор разил без промаха, а руки в бреду не знали усталости.
Временами он приходил в себя. Невыносимая боль заставляла вспомнить все происшедшее накануне. Мучительные стоны вырывались из его груди, и кровавая пелена застилала глаза. Сквозь этот розовый туман пикт видел желтые черепа и скелеты, лежащие неподалеку, — останки несчастных, кончивших свою жизнь на Проклятом Месте, так же, как суждено было кончить ее и Хорту.
Он не понимал, сколько времени прошло с тех пор, как его привели на холм. Погружаясь в забытье, и временами приходя в сознание, искалеченный воин не мог ориентироваться во времени и лишь невольно отмечал, что наступила еще одна ночь, избавившая от дневного жара, но за тьмой неминуемо пришло утро, а за тем и дневное солнце вознеслось, чтобы безжалостными лучами мучить недвижно лежащего пикта.
Хорт не понимал, почему именно злой дух выбрал для своей кровавой поживы маленького сына, а потом и его самого. Он всегда верил в силу своего амулета-оберега, в кусок высушенной человеческой кожи, обшитой вокруг продолговатого куска кварца. Он носил свой амулет на кожаном шнурке, обвивавшем шею, и никогда не расставался с ним, ведь кожу Хорт вырезал собственноручно с груди атланта после первого настоящего сражения, в котором ему привелось принять участие, — тогда пикты наголову разгромили своих извечных врагов, разбивших лагерь в уютной бухте на берегу Громовой реки.
На груди одного из пленных атлантов друид обнаружил татуировку, священный знак этого воина. Почти у каждого атланта на коже красовалось какое-либо изображение; друид объяснил неопытному Хорту, что атланты сначала наносят рисунок на тело, а потом прошивают кожу острой иглой из рыбьей кости, — в иглу вставлено волокно, пропитанное краской из вываренной травы, и поэтому рисунок навсегда остается на коже.
Одну из таких татуировок друид и приказал срезать, чтобы у Хорта, благополучно пережившего свое первое сражение, отныне появился свой собственный оберег. Каждый в племени пиктов знал, что с таким амулетом силы бойца удваиваются, что духу поверженного врага ничего не остается делать, кроме как помогать своему новому хозяину.
Но теперь, на вершине Проклятого Холма, Хорт склонен был думать, что дух казненного атланта сумел сговориться со злым духом. Какое гнусное коварство! Они задумали свое черное дело, и все им удалось…
Снова и снова умирающий пикт мысленно возвращался ко дню своего первого сражения. Если бы тогда он выбрал бы себе более сильный амулет, никто не смог бы переломать ему руки и ноги, никто не осмелился бы бросить его на помойку, как протухшую рыбину…
Хорт не сомневался, что злой дух наблюдает за ним в эти мгновения. Наверняка этот злой дух созвал всех своих мерзких родичей, всех своих смердящих собратьев, этих выкормышей гнилых болот, чтобы насладиться мучениями ни в чем не повинного пикта и похвастаться своими гнусными деяниями. Пикт был уверен, что вся эта смрадная орава каждое мгновение наблюдает за его мучениями, мерзко хихикая и попискивая от восторга. Он даже пытался увидеть их, напрягая зрение, несмотря на невыносимые мучения, но каждый раз взгляд упирался в полуразвалившиеся, покрытые трещинами черепа и белые кости скелетов.
Наступила еще одна ночь, избавившая бредившего пикта от жестоких солнечных лучей, казалось, выжигавших сознание до самого дна. Прохладная темень продлила его жизнь. Хорт пришел в себя и тут же ощутил страшную жажду и невыносимую боль в переломанных руках и ногах. Он мечтал доползти до ручья — о, с какой жадностью он припал бы губами к прозрачным ледяным струям! Но даже сдвинуться с места он не мог, и только сдавленный стон вырывался из его пересохшей гортани.
Неожиданно прохлада сменилась настоящим сырым холодом. Руки и ноги пикта пылали огнем, как головни костра, но все тело превратилось в продолговатый кусок льда, в огромную сосульку. Хорт не хотел жить, он мечтал лишь о скорой смерти и тогда напрягся изо всех сил, приподняв голову, и крикнул в темноту:
— Злой дух!.. Не мучай меня!.. Приди и убей Хорта!
И тут тишину нарушил какой-то явственный шорох. Откуда-то с той стороны, где лежали пожелтевшие кости, раздалось громкое шуршание, Хорту показалось, что пара черепов даже пошевелились. На мгновение он непроизвольно прикрыл глаза, тяжело вздыхая, а когда веки его поднялись, то он увидел перед собой злого духа…
Волна ужаса пронизала все его естество. Хорт даже забыл об ужасной боли — вид злого духа был нестерпим для человеческих глаз. В мертвенном сиянии лунного света переливалась чешуя на его узкой удлиненной морде, шевелился толстый остроконечный хвост. Злой дух смотрел на него сверху, и Хорт не мог бы сказать, какого он роста. Ему казалось только, что грудь чешуйчатого демона излучает свет — розоватый, холодный, лишенный всякого тепла. Этот внутренний свет озарял морду духа снизу, отчего она становилась еще ужаснее, — глаза его мерцали кровавым блеском из темных впадин, тени от выпуклых бровей и крыльев узкого носа складывались в жуткую маску.
Хорту показалось, что сердце его остановилось от страха, мурашки пробежали по спине, когда его глаза на мгновение встретились с глазами чудища.
Пикт знал, что иногда злые духи не убивают людей, а превращают их в безгласных животных. Мурашки снова побежали по его телу, но Хорт был уверен, что это кожа начинает покрываться волчьим мехом или змеиной чешуей. Если бы руки его не были переломаны, он обязательно ощупал бы себя кончиками пальцев, но сейчас не мог этого сделать, поэтому только гадал, в какую тварь превращает его чудовище.
Но злой дух не собирался делать из пикта свинью или черепаху. В лунном свете блеснула чешуя на его руке, перепончатая ладонь взмыла вверх, и Хорт еще успел услышать, как хрустнули его ребра, рассеченные чем-то невероятно острым.
В это мгновение он даже перестал ощущать невыносимую боль в руках и ногах, мучившую его последние два дня, потому что боль переместилась в область сердца. Что-то жгучее упало на лицо пикта и прожгло кожу на щеке, но этого он уже не понял, содрогаясь в предсмертных судорогах и чувствуя, как холодные безжалостные руки вырывают еще бьющееся сердце из его могучей груди…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});