не принадлежит ни одной из них… Кто же это, и где его спутницы?
Том 3. Глава 271
Янтарный меч – том 3 глава 271
Как пожелает милорд
Сир, повторно прошу: имейте уважение! – воскликнула Магадал, выдергивая руку из хватки незнакомца и презрительно поднимая бровь.
Плохо сохранившийся мужчина средних лет, бледный, с набрякшими веками и глубокими тенями под глазами, очевидно пьяный, но, судя по модной одежде – богатый и знатный. Скрасить неприятное впечатление от пустого взгляда и нездоровой бледности алкоголика вся эта мишура так и не смогла: тот все еще напоминал пьяницу-попрошайку на паперти.
Брэндель сразу понял, что происходит: пожаловал маркиз Йокам, незаконнорожденный сын Оберга Шестого. Возрастом он сильно уступал почившему королю, а влиянием и властью, несмотря на земли и богатства – нынешнему, а потому всю жизнь провел, завидуя обоим. В окружении распущенного дворянства и без того непростой характер бастарда расцвел буйным цветом, превратив его в неуправляемого пьяницу и распутника. Совершенно без оглядки на общественное мнение Йокам творил что хотел и переспал с таким количеством замужних дворянок, что настроил против себя очень многих. И все же тесные связи со старшим отпрыском короля Оберга и поддержка Зайферов даровали ему полную неуязвимость.
«Что. Он. Здесь. Делает?! Только не говорите, что все потому….»
И тут Йокам его заметил, поприветствовав презрительным цоканьем:
Так и знал, что у таких красоток должен быть хозяин! Отдай мне их, быстро!
Ну и сквернослов! – только и сумела выдавить обычно собранная и спокойная Магадал, – судя по вздымающейся груди, и сжатым кулакам, здорово злясь, – в святом Соборе, где за нами с небес наблюдают предки! Следите за своими словами и поступками, сир!
Как этого греховника только сюда пустили!
Княжна Магадал, чем беспокоиться о других, лучше скажите: вы в курсе, кто я такой? – самодовольно осклабился Йокам, – я – дядя будущего короля. Уверен: мое имя вам знакомо, и вы его еще услышите. Я же наслышан о вашей красоте, но вживую она превосходит любые ожидания. Хе-хе, какой прекрасный цветочек… Ты будешь моей, во что бы то ни стало!
Магадал сжала зубы. Прошедшая обучение под сводами самого центрального Собора Святого Пламени, она отличалась мягким и добрым характером, а еще – невинностью и неиспорченностью. Люди, которых она встречала на своем пути, отличались безупречной вежливостью и не позволяли себе ни единого грубого слова… пока не появился Йокам.
Дрожа от ярости, она не находила слов, чтобы ответить на оскорбление, но тут подоспел Брэндель:
Простите, если я вас неверно понял, сир, но позволю спросить: где вы разглядели рядом со мной красавиц? – и, показательно оглядевшись в поисках Амандины и Скарлетт, развел руками.
«Да, репутацию свою этот Йокам точно оправдывает… Что-то у меня плохие предчувствия».
Да как ты смеешь мне грубить?! Напомни тебя наказать за такое! А за красоток не волнуйся, их жизни ничто не угрожает. Рыженькая, конечно, буянит – боюсь, Кетилберн ее поранил ненароком… Но все это неважно: рано или поздно ты мне их отдашь, так что все равно они в моем распоряжении. А уж обращаться со своими слугами я умею.
Сир, не волнуйтесь! – встрепенулась Магадал, – вашу спутницу ранили, но я уже приказала своим людям доставить ее к лекар…
На слове «ранили» возле щеки Йокама пронеслась серебристая вспышка.
Сверкнув в полете, в мраморную колонну позади него вонзился кинжал. Оставив по пути на бледной щеке едва заметную царапину. Ни он сам, ни его свита и близко не ожидали такой скорости.
Взвыв, Йокам прижал руку к щеке, пытаясь остановить струящуюся кровь. Прозвучало откровенно жалко:
Как ты посмел напасть на дворянина?! Это против законов Собора!
Шокировал поступок Брэнделя и Магадал: действительно, под своими сводами Собор Святого Пламени фактически даровал дворянству неприкосновенность, даже виновным и заслужившим наказание. Любой осмелившийся напасть совершал неискупимый грех, и знать активно этим пользовалась в качестве предлога для начала распрей и войн, ну а тайные проделки вроде заказных убийств и отравлений в расчет не принимались.
Магадал открыла было рот, чтобы предостеречь Брэнделя от опрометчивых поступков, но так и застла, хватая открытым ртом воздух. В убийственно-холодном взгляде незнакомца княжна прочитала судьбу маркиза.
Не в характере Брэнделя было злиться без повода, но угрозы в адрес находящихся под его защитой он считал неприемлемыми. Равно как и мужчины в адрес женщины, а нападения исподтишка – и подавно. Человек благородный такого не потерпит, и в глазах Брэнделя, равно как и Магадал, Йокам превратился в воплощение мерзости.
А вы мастак лгать, сир, – процедил он, – когда же я на вас напал?
Ты же только… – и тут Йокам обернулся и уставился на торчащий из колонны кинжал: тот вонзился настолько глубоко, что торчала одна рукоять.
А пригвоздил кинжал белую перчатку.
АХ ТЫ! – взревел Йокам, поняв, что та принадлежит Брэнделю, но не то, как тот успел ее снять.
Мало того, что никто не разглядел броска, так еще и перчатку не заметили – так какой же силой должен обладать боец?
Войну развязать намерен? – покосился маркиз на Брэнделя, – да ты хоть знаешь, кто я?
И кто же? – невинно осведомился тот, твердо намереваясь как следует наказать эту мразь.
Брат почившего короля, дядя нынешнего! Чтоб тебе в аду гореть, мерзкая деревенщина! – пуще прежнего заорал Йокам.
Привыкший к тому, что с самого детства отец, а потом и брат покрывают любые проделки, он и сейчас не собирался ни в чем себя ограничивать. Ему словно была дарована вечная индульгенция: во всем Ауине ни один дворянин не смел бы встать на пути, и единственными, с кем маркиз-бастард хоть как-то держал себя в руках, оставались могущественные герцоги. Вот так, в полной вседозволенности, он и прожил многие десятилетия.
Конечно, случалось, что и этому всемогущему пускали кровь, но и те все больше по пьяни, и только сейчас на него впервые в жизни подняли руку. Причинили физическую боль.
Ты – труп. Гниющее мясо! – сплюнул Йокам, так и сочась ядом.
Надо же! – изобразил глубочайший шок Брэндель, – вы – дядя нынешнего короля… получается, маркиз Йокам, не так ли?
Решив, что противник до смерти перепуган, тот с дьявольской улыбкой кивнул:
Все верно, так что, деревенщина, подумай еще раз: все еще хочешь продолжать? Впрочем, уже поздно: теперь ты у меня на собственной шкуре прочувствуешь, что такое ад. Ну а девчонки твои будут на