Итак, они нашли на поле битвы одиннадцать командиров или принцев, восемьдесят баннере, тысячу двести рыцарей с одним щитом (так называли тех, кто лично служил королю и не имел под началом других рыцарей) и около тридцати тысяч простых воинов.
Король Англии, его сын принц Уэльский и все сеньоры воздали хвалу Богу за счастливый день, который он ниспослал им, ибо англичане — по сравнению с французами их была горстка — одолели тьму войск.
Эдуарда растрогала смерть доблестного короля Богемии и погибших вместе с ним рыцарей. Посему он повелел воздать им воинские почести.
На следующий день король Англии приказал собрать тела всех вельмож, погибших в битве, и перенести их в расположенный близ Креси монастырь Ментенэ, где они и были похоронены в освященной земле. Потом он объявил, что дает три дня передышки, чтобы обыскать поле битвы при Креси и предать земле мертвых. После этого он поехал в Монтрёй-сюр-Мер, а его маршалы направились на Эден, Вобен и Сорн и сожгли их, как бы желая оставить здесь доказательства своего присутствия.
В следующий четверг Эдуард был под стенами города Кале.
Как мы уже писали, король Филипп тем временем прибыл в Амьен и поселился в доме, принадлежавшем аббатству Гар.
Филипп VI еще не знал, сколько знатных дворян, даже особ королевской крови, пало при Креси.
В воскресенье вечером ему стала известна правда.
Безутешно было его горе, когда он узнал о гибели своего брата графа Алансонского, своего племянника графа Блуаского и своего свояка короля Богемии.
При этих известиях все, что еще могло причинять страдание его душе, болезненно в ней отозвалось.
Стремясь выяснить исток своих неудач, король понял, что их первой причиной был мессир Годмар дю Фе, плохо оборонявший брод Белое пятно.
Тогда его великое горе сменилось яростным гневом и он стал думать лишь о том, как бы повесить Годмара дю Фе; без всякого сомнения, так оно и было бы, если мессир Иоанн Геннегауский не использовал своего влияния на короля, чтобы оправдать капитана и добиться ему прощения.
— Сир, каким образом мессир Годмар дю Фе мог бы сопротивляться роковой силе англичан, если цвет вашего рыцарства не смог устоять перед ней?
— Вы правы, — ответил король и помиловал Годмара дю Фе.
После этого он похоронил своих близких и покинул город Амьен, чтобы возвратиться в Париж, простившись с теми воинами, кто уцелел в день 26 августа 1346 года.
Когда Филипп прибыл в Париж, Эдуард уже вел осаду Кале.
VII
Эдуард не мог остановиться на столь славном пути. После битвы при Креси он убедился, что Франция в его власти, и он в это действительно верил.
Поэтому он осадил Кале, как мы только что сказали.
Оборона Кале была вверена доблестному капитану-бургундцу по имени Жан де Вьен, собравшему вокруг себя таких храбрых рыцарей, как Арнуль д’Одреэн, мессир Жан де Сюрис, мессир Бодуэн де Бельбронн, мессир Жоффруа де ла Мот, мессир Пепин де Вэр и еще много других, — они не принадлежали к людям, легко сдающим крепости.
Эдуард понял, что осада будет длительной и поэтому решил к ней хорошо подготовиться.
Он просто-напросто приказал построить под стенами Кале настоящий город для себя и своей армии, словно намеревался провести здесь лет десять или двенадцать.
Этот новый город находился между старым городом, рекой и мостом Меле.
Дома в нем были, как и положено, хорошо крыты соломой, потому что Эдуард решил оставаться здесь летом и зимой до тех пор, пока Кале не сдастся.
Эдуард велел освятить город и нарек его Вильнёв-ла-Арди.
В нем находилось все необходимое для армии, и каждую неделю, по средам и субботам, на отведенной для этого площади там устраивался базар.
Торговали всем: от хлеба и мяса до сукна и галантереи.
Припасы и товары доставлялись сюда морем из Англии и Фландрии, а тем временем люди английского короля, желая набить себе карманы, понемногу опустошали здешний край.
Каждый день они то предпринимали вылазки в графство Гинь, то добирались до ворот Сент-Омера и Булони, но ни разу не возвращались без вполне приличной добычи.
Кстати, Эдуард даже не думал о том, чтобы штурмовать Кале; он слишком хорошо знал, что это будет напрасный труд и ненужная работа. Он хотел взять город измором. Это был долгий, но надежный путь.
Единственное, что могло бы подвигнуть Эдуарда на битву, был приезд сюда короля Филиппа VI для того, чтобы вынудить его снять осаду.
Когда Жан де Вьен увидел, какой способ осады избрал Эдуард, он сразу понял: чем меньше ртов останется в городе, тем дольше он продержится.
Поэтому он приказал, чтобы все, кто не имел средств к существованию, покинули Кале, и вечером того же дня тысяча семьсот человек, мужчин, женщин и детей, ушли из города.
Толпа остановилась у городских ворот, но не смела из них выйти.
Эти люди не колебались в выборе между смертью от голода и гибелью в английском стане, предпочитая первое второму.
Но сей исход не ускользнул от внимания Эдуарда.
Он послал узнать у этих людей, почему они жмутся у ворот своего города и не выходят из него.
Они ответили правду посланцу короля Англии.
Тогда Эдуард повелел им сказать, что они могут перейти к нему в лагерь: он дарует им жизнь, свободный проход, и пусть они отправляются на все четыре стороны искать себе пропитание.
Беглецы немного поколебались, но наконец кое-кто из них решился, а за ними последовали остальные.
Эдуарду весьма нравилось делать больше, чем он обещал.
Поэтому, кроме исполнения обещанного, он обильно напоил и накормил этих людей, дал каждому по два эстерлена и проводил их, восхищенных великодушием английского короля.
Мы на некоторое время оставим Эдуарда под стенами Кале, где, судя по всему, он простоит долго, и посмотрим, что в ту пору происходило во Франции, Англии и Шотландии.
Франция пережила под Креси одно из тех потрясений, что сильно колеблют королевство, заставляя его долго раскачиваться на своем фундаменте, до тех пор пока оно вновь не обретет равновесия.
Казалось, после этого поражения король Филипп обезумел. Он совсем не ожидал огромного и стремительного, как удар молнии, разгрома, и посему уже не знал, с какой стороны отражать это двойное вторжение, ведь, как мы помним, граф Дерби на другом краю Франции творил почти то же самое, что его милостивый сюзерен совершал в Нормандии.
Однако, поскольку до сих пор самая серьезная победа была на стороне короля Англии, Филипп задумал призвать к себе тех, кто лучше всех помог ему защищаться от Эдуарда, и поэтому велел своему сыну, герцогу Нормандскому, осаждавшему англичан в Эгюйоне так же, как те осаждали французов в Кале, приехать в Париж; мы не должны забывать, что герцог обещал вернуться лишь по приказу отца.