— Какой ужасный портрет вы нарисовали! — прошептала Анна. — Неужели я могу производить схожее впечатление?
— Что вы! — с жаром произнес Энрике. — Вы — создание благородное. Когда я увидел вас там, у стены, то у меня сердце сжалось от негодования — эти убийцы посмели поднять руку на ангела! Вы просто светились вся, и ваша решительность, ваша отвага были так женственны и так воодушевили меня, что я пренебрег всеми правилами и приказал атаковать кордегардию.
— Так это нападение не входило в ваши планы?
— Да. Перед нами стояла цель разведать положение. Вступив в схватку, мы выдали не только себя, но, вероятно, и тот отряд, который должен был незаметно проследовать мимо. И вот теперь нам пришлось заметать следы и уводить австрийцев от наших товарищей по оружию, чтобы они могли безопасно продолжить свой путь.
— Боже! — Анна была и растрогана, и обеспокоена одновременно. — Но это значит, что вам грозит наказание. Ведь вы нарушили приказ и подвергли свою жизнь и жизни ваших друзей опасности!
— Какое это может иметь значение по сравнению с тем счастьем, что я испытал, вырвав вас из лап австрийского зверя! К тому же вы живы и можете засвидетельствовать перед ними мой рассказ.
— Так мы возвращаемся? — Анна сделала паузу, давая Энрике возможность объясниться.
— Разумеется, но кружным путем. И дорога эта будет не из легких. И хотя вы — женщина смелая, вам больше, чем кому-либо из нас, необходим отдых. Поэтому ложитесь, ночь почти на исходе.
Анна с благодарностью кивнула ему и устроилась у костра, завернувшись, подобно другим повстанцам, в шерстяное одеяло. Спать на земле было неудобно, но пламя от костра немного прогрело землю вокруг. Анна какое-то время еще пыталась поудобнее примоститься, но Энрике прекратил ее мучения. Он снял пончо и, свернув его валиком, подложил Анне под голову вместо подушки. Потом нежно погладил по голове и, прошептав еле слышно: «Спите спокойно, мой ангел!», поцеловал ее в лоб. Сделав это, он вернулся на свое место у костра и сел, прижав колени к груди, словно языческий Пан.
Поцелуй смутил Анну. Лежать стало удобно, тело само по себе расслабилось, но Анна, погружаясь в дремоту, даже сквозь опущенные веки видела устремленный на нее взгляд Энрике — пылкий и страстный, как и вся его юная натура и горячая кровь. Анна чувствовала себя неловко — этот молодой человек взволновал ее. Осознание этого пришло к ней вдруг, и она становилась все неувереннее, все больше разбираясь в природе неожиданной и неоднозначной симпатии к своему спасителю.
Русоволосый Энрике с иконописными чертами, сильный и благородный, тронул ее сердце. Он был полон романтического порыва и вместе с тем поразил ее мудростью и рассудительностью. Его спутники подчинялись Энрике беспрекословно, но его власть над ними была сродни заботам старшего брата — более опытного и искушенного, а потому готового всегда защитить и предупредить. Энрике казался ей совершенным созданием, и было непонятно, почему он не стал, к примеру, учителем или капитаном корабля. Такой человек мог повести за собою многих, но он сам предпочел быть ведомым и поклонялся своему «дуче», как «Королю-Солнце», не обожествляя его, но превознося до небес.
Анна не заметила, как заснула, но первая же мысль после пробуждения немедленно вернула ее к ночным сомнениям — прекрасный Энрике не сводил с нее горящего взгляда, но держался на расстоянии. И Анна спросила себя: а что случится, если Энрике решит нарушить границу, и его обожание издалека превратится в подлинную страсть, с которой будет невозможно справиться, ибо самая драматичная и долгая любовь — с первого взгляда?
Однако юноша всю дорогу обратно вел себя исключительно ровно и был предупредительно вежлив — не более. Он будто уловил смущение Анны и не стал вмешиваться в ее выбор, предоставив ей право свободного голоса. Весь путь Энрике развлекал ее и своих товарищей байками из боевых будней гарибальдийцев в Уругвае, и его оптимизм внушал его спутникам уверенность в счастливом завершении опасного перехода. И хотя проводник опять подверг отряд испытанию на прочность, все держались мужественно и беспрекословно шли по избранному им пути.
Когда, наконец, проводник вывел отряд в долину, и снова стало тепло, и на душе посветлело от сочной зелени и цветения лугов, Анна перестала волноваться. Судьба свела ее с удивительными людьми, и она решила отнестись к этому приключению, как к еще одному испытанию — скорее приятному, чем опасному. Анна уже не боялась слишком заметного влечения к себе со стороны Энрике, она сидела в его седле свободно и раскованно. Она просто чувствовала себя защищенной от куда более значимых бед, чем симпатия, порывистого молодого герильеро, то есть партизана.
И в тот момент, когда обычно немногословный проводник радостно воскликнул: «Победа! Мы вернулись!» и Анна подняла глаза, чтобы пригласить Энрике присоединиться ко всеобщей радости, она увидела все тот же ночной взгляд, словно поглощающий ее. В эту минуту юноша, оставив поводья, жарко обнял Анну и поцеловал прямо в губы, словно пытаясь впитать ее всю.
Хуже всего было то, что Анна не нашла в себе сил сопротивляться этому порыву — по крайней мере немедленно. Потом она все же высвободилась из его объятий, которые были скорее нежными, чем грубыми. И когда Энрике, повинуясь ее желанию, отпустил Анну, она отвернулась и тихо сказала:
— Я хочу, чтобы вы знали правду. Я не свободна. И не только по долгу брака — не свободно мое сердце. Оно уже давно отдано моему мужу — человеку, с которым мы вместе выросли, с которым прошли через многие испытания. У нас двое маленьких детей, и мы были счастливы.
— Были? — едва слышно прошептал Энрике, и в его голосе ей послышалась надежда.
— Вы меня неправильно поняли, — вздохнула Анна. — Нас разлучили обстоятельства. И одно из них, имя которому пани Ванда, и привело меня в Италию. Простите меня и поймите: я не могу внушать вам напрасные надежды. Вы тронули мое воображение, но моя душа и сердце принадлежат другому. Ради него я здесь.
— Так я спасал вас для того, чтобы вы были счастливы с кем-то еще? — в тоне Энрике зазвучали напряжение и насмешка, от которой внезапно неприятно повеяло холодком.
— Этот кто-то — мой муж! — гневно промолвила Анна. — И если вы будете спасать женщин для утешения своей прихоти, а не ради спасения их жизни, то я не удивлюсь, что в следующий раз вас и ваших товарищей назовут наемниками.
Она отвела руки юноши от себя и спрыгнула на землю. Он мгновенно последовал за нею и преградил ей путь.
— Вы тоже ошибаетесь! — воскликнул Энрике с глазами, полными слез. — Простите, что я дал волю не лучшим своим чувствам, но это так тяжело — найти случайно свою судьбу и вверить ее в руки другого мужчины!