Взявшись за руки, мы кружились в танце под сияющими люстрами бального зала Казино. А миссис Хойет в это время в безнадежном одиночестве курила сигареты в углу, облокотившись на мраморный стол, за которым стояли пустующие в ожидании нас стулья.
Я пустил в ход всю свою изобретательность, чтобы заставить партнершу приблизиться к тому месту, где сидела ее мать. Всякий раз, без особого, как я уже заметил раньше, давления с ее стороны, она заставляла меня сторониться той части зала. Возможно, как я себе представляю, надзор, под которым ее держала мать, каким бы добрым он ни был, сковывал свободу.
Поверьте, я был на седьмом небе. Наконец-то я встретил человека, который «подчинял» меня своей воле, что являлось тайным желанием моего сердца.
Как вы можете себе вообразить, наши отношения не закончились после этого вечера. Мы встречались день за днем, вместе гуляли по Рио и его восхитительным окрестностям. Нас часто можно было увидеть под сенью деревьев знаменитого ботанического сада. Там, в тиши аллей, окруженных тропическими деревьями, образующими свод, у меня была возможность понаблюдать и постепенно узнать странный характер этой девушки.
Она не любила прекрасное, но живо интересовалась всем уродливым, чудовищным. Она могла пройти мимо роз, даже не заметив их, мимо магнолий, не наслаждаясь их чудным ароматом, но останавливалась у растений, поедающих насекомых, завороженная этим зрелищем, хотя оно было отвратительным. Она подолгу стояла, уставившись на ужасные чашечки ароника.
— Посмотри на этот цветок, — говорила она. — Разве он не похож на паука? Как паук, который только что поймал бабочку! А этот аронник кажется искусственным, как будто он сделан из кусочка змеиной кожи.
Я испытывал некоторую неловкость, конечно, но только слегка! Свойственные молодости излишества, думал я, и любование, вызванное необычными формами.
Мы также посещали зоологический сад в Рио и бродили и любовались — во всяком случае, я — изумительной коллекцией экзотических птиц.
— Я хочу, чтобы мы пришли сюда в четверг, — сказала мисс Хойет.
— Почему именно в четверг? — спросил я.
— Потому что по четвергам кормят змей, — спокойно ответила она.
Мы и в самом деле пошли туда в тот день, и даже теперь я искренне жалею об этом. Если вы не видели, как питон сначала душит, а потом медленно заглатывает морскую свинку или кролика, которых ему дают, вам трудно себе представить, какое это отвратительное и ужасное зрелище. Ужасно, без преувеличения. Все неминуемое и преднамеренное всегда казалось мне ужасным. Как медленно приближались змеи к предназначенной им добыче, чтобы очаровать их, а не запугать с первого взгляда. С какой неторопливостью они мяли и душили их, с какой осмотрительностью заглатывали все еще трепещущую жертву. Это похоже на неумолимый ход минутной стрелки часов. Со стороны может показаться, что стрелка замерла. Тем не менее, через час она сделает полный круг по циферблату и определит время последнего дыхания многих простых смертных.
Казалось, мой собеседник начал волноваться. Я стал слегка нервничать и украдкой измерил расстояние, которое отделяло меня от двери и звонка.
Мистер Ф. заметил, что мое внимание отвлеклось, но, к счастью, понял это по-своему.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Нас никто не потревожит. Доктор Маршан строго наказал, чтобы никто не нарушал наш покой. (Что касается меня, я очень сожалел о такой предусмотрительности доктора).
— Это не мое дело — описывать характер наших отношений. Однако я должен признаться, что я полностью находился под обаянием этой Цирцеи, которая распространяла на меня свою злую чарующую силу.
Я понял совершенно ясно, что единственное, с чем она считалась, было ее собственное удовольствие, но не мое. Но я был настолько увлечен, что ее удовольствие было моей единственной радостью. Я был ее пленником. Я был покорен, невидимые нити опутали меня так, что я этого не почувствовал. И поверите ли вы, мне все время казалось, что я перед ней в долгу, что я всем ей обязан; я постоянно пытался отделаться от этой мысли, засыпал ее скромными подарками, которые, как принято говорить, способствуют взаимной привязанности.
Чтобы удостоверяться, что мои подарки будут приятны, я позволял мисс Хойет выбирать их на свой вкус. Одним словом, все повторялось, как в том известном танго. Я думал, что сам вел партнершу, а в действительности, это она заставляла меня следовать за ней.
Первое, что привлекло ее, был крошечный рубин, выставленный в витрине антикварного магазина «Кристобальд Бразерс», где можно купить бабочку, вставленную между кусочками стекла, португальские распятья, крупные аквамарины или бериллы самых разнообразных оттенков.
— Если бы этот рубин принадлежал мне, я бы вставила его в совершенно другую оправу, — намекнула Элис.
Я купил камень и предложил его ей.
— Этот рубин не имеет большой ценности, потому что он непрозрачен, поэтому я позволяю вам предложить его мне. Но он доставляет мне значительно больше удовольствия, чем совершенно прозрачный камень. Он напоминает мне каплю запекшейся крови.
И действительно, когда Элис положила этот неограненный рубин величиной с горошину на бледную ладонь, можно было подумать, что она оцарапала ее о куст ежевики и большая капля крови выступила из невидимой ранки.
В другой раз это, был горный хрусталь, в котором удивительно красиво смотрелся искусно вставленный в него турмалин.
— О, мой дорогой, — воскликнула она, — посмотри на него. Как будто сочится кровь! Видел ли ты когда-нибудь что-либо подобное? Как ты думаешь, он очень дорогой? Было бы ужасно, если бы он попал в руки того, кто не сможет по достоинству оценить всей драмы, заложенной в нем.
Стоило ли говорить, что я сделал своей подруге предложение принять от меня камень, из которого будто бы каплями вытекала кровь.
Вот так начался наш роман. Миссис Хойет едва ли проявляла интерес к нам; я потерял ее расположение сразу же, как только начал ухаживать за ее дочерью.
Однако однажды, когда я увидел ее в одиночестве в холле отеля, я остановился и предложил ей выпить чашечку кофе.
— Как вам угодно, — ответила она довольно холодно.
Когда мы пришли в кондитерскую, миссис Хойет отказалась от кофе и предпочла портвейн. Под влиянием алкоголя она стала, нельзя сказать, чтобы более дружелюбной, но, во всяком случае, более разговорчивой.
Мы рассказывали друг другу о Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, о жизни в Вашингтоне и Бостоне, который, как я признался ей, был моим любимым городом.
Мои слова, вполне искренние, казалось, несколько смягчили ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});