Кэт жаждала уединения. Почти с вызовом толкнула рычаг дросселя вперед. Если это вызов, ее не волнует, кому она его бросает. Ей жизненно необходимо совершить этот поступок для себя самой.
Кэт отказывалась думать о Кае, почему она набросилась на него. Если ее слова и были жесткими, но необходимыми. Этим она успокаивала себя. Слишком долго, всю свою жизнь, она находилась под влиянием чужого мнения, чьих-то ожиданий.
Кэт вырубила моторы и надела свое оснащение, проверяя и перепроверяя его перед погружением. Она никогда не совершала погружение в одиночку. Даже это вдруг показалось ей жизненно важным.
В последний раз посмотрев на компас, Кэт перекинула сетчатую корзину за борт.
Но когда пошла на глубину, ощутила дрожь. Совсем одна. В морских просторах совсем одна. Вода расступалась перед ней, как шелк. Кэт держала себя в руках, и ее судьба принадлежала только ей.
Она не спешила. Обнаружила, что хочет того эйфорического ощущения отверженности под водой, где только любопытные рыбы удосуживали ее мимолетным вниманием. В конечном счете она отвечает только за себя. Она ненадолго закрыла глаза, расслабилась и поплыла. Наконец, только для себя.
Когда Кэт добралась до места поисков, ощутила новый прилив гордости. Она это сделала без своего отца. Она сейчас будет думать не о причинах или способах, а лишь о триумфе. В течение двух столетий корабль ждал. А сейчас она нашла его. Кэт обошла дыру, которую оставила помпа, и начала рукой разгребать ил.
Ее первой находкой стала глубокая тарелка с пышным цветочным узором по краям. Сначала одна, потом с полдюжины, две из которых остались целыми. На обратной стороне стояло клеймо английского производителя. Там были и чашки, изящные, из изысканного английского фарфора, которые могли бы украсить стол богатого колониста или стать любимой реликвией, если бы не вмешалась природа. Теперь они выглядели как предметы из фильма ужасов — покрытые коркой, бесформенные от морской жизни. Для нее же — самыми прекрасными.
Продолжая обмахиваться рукой, как вентилятором, Кэт чуть не пропустила то, что показалось ей темной ракушкой. При ближайшем рассмотрении это оказалась серебряная монета. Кэт не могла понять, какой стране она принадлежала, но это не имело значения. Монета так же легко может оказаться испанской. Кэт полагала, что испанская валюта использовалась всеми европейскими нациями, имеющими поселения в Новом Свете.
Главное — монета. Первая монета. Хотя это было серебро, а не золото и не идентифицируемое в данный момент, но Кэт нашла ее сама.
Кэт хотела сунуть монету в свою сумку, когда ее руку резко отдернули.
Трепет страха исступленно пробежал от пальцев ног к ее шее. Подводное ружье осталось на борту «Вихря». У нее не было оружия. Прежде чем Кэт успела, обороняясь, развернуться, ее схватили за плечи неистовые руки Кая.
Страх рассеялся, но гнев в его глазах только разжигал ее собственный. Будь он проклят за то, что так напугал ее, за его вмешательство! Отмахнувшись от него, Кэт подала знак, чтобы он оставил ее в покое. Одной рукой он обнял ее за талию и увлек к поверхности.
Только один раз ей почти удалось вырваться от него. Но Кай просто обнял ее снова, еще крепче, пока ей не пришлось выбирать, сдаться или прервать собственную подачу воздуха.
Когда они поднялись на поверхность, Кэт вдохнула воздух, чтобы закричать. Даже в этом ее опередили.
— Идиотка! — закричал Кай, волоча ее к лестнице. — Один день на ногах, и ты прыгаешь на сорок футов в глубину. Не знаю почему, черт побери, я раньше думал, что у тебя есть мозги!
Задохнувшись, она с трудом перекинула свои баллоны через борт. Когда она снова окажется на твердой земле, она еще скажет свое последнее слово. А сейчас — пусть высказывается.
— Ты всего на пару часов исчезла у меня из вида и уже совершаешь погружение. Практически без подготовки! Хороша, нечего сказать! Если бы я убил Марша, в этом была виновата ты.
К своей пущей ярости, Кэт обнаружила себя на борту «Вихря». Катера Марша нигде не было видно.
— Где «Чайка»? — требовательно спросила она.
— У Марша хватило ума рассказать мне, что ты вытворяешь.
Слова вылетали, как пули, пока Кай срывал с себя снаряжение.
— Я не убил его, потому что мне было нужно, чтобы он вышел со мной в море и отвел «Чайку» назад. — Кай стоял перед ней в такой ярости, какой она у него никогда еще не видела; с него стекала вода. — Как у тебя хватило мозгов погрузиться в одиночку?
Кэт откинула голову.
— А у тебя?
Разъяренный, Кай схватил ее и сам стал стягивать с нее гидрокостюм.
— Мы говорим не обо мне, черт побери! Я занимаюсь подводным плаванием с тех пор, как мне исполнилось шесть лет. Я знаю течения.
— Я тоже знаю течения.
— И я не лежал пластом целую неделю.
— Я лежала пластом неделю, потому что ты слишком остро на это отреагировал.
Кэт рванула прочь от него. Ее мокрый гидрокостюм уже был снят до талии, она окончательно сорвала его.
— Ты не имеешь никакого права указывать мне, где и когда я могу погружаться, Кай. Превосходство в силе не дает тебе права тащить меня, когда я занята сбором трофеев.
— Да черт с тем, что я имею право делать.
Кай снова потряс ее с большей силой, чем когда-либо. Сколько всего могло с ней произойти за те тридцать минут, что она находилась под водой! Сколько всего, что он слишком хорошо знал!
— Я сам наделяю себя правами. Ты не будешь спускаться под воду одна, даже если мне придется приковать тебя цепью, чтобы ты этого не делала.
— Ты велел мне нанять нового ныряльщика, — сказала Кэт сквозь зубы. — Пока я его не наняла, я погружаюсь одна.
— Ты бросила эту чертову сделку мне в лицо. Проценты. Паршивые проценты и дневная ставка. Ты знаешь, каково мне было?
— Нет! — закричала она, отталкивая его. — Нет, не знаю, как тебе было. Я не знаю, что ты чувствуешь и отчего. Ты мне никогда не говорил об этом.
Выжимая обеими руками свои мокрые волосы, Кэт пошла прочь.
— Мы достигли согласия относительно условий. Это все, что я знаю.
— Что было раньше.
— Раньше чего? — потребовала она ответа. Ее глаза наполнились слезами неизвестно по какой причине, и она часто заморгала. — До того, как я переспала с тобой?
— Черт побери, Кэт! — Кай пересек палубу, прижал ее к поручню, прежде чем она успела сделать вдох. — Ты хочешь достать меня за то, что я сделал или не сделал четыре года назад? Я даже не знаю, за что именно. Я не знаю, чего ты от меня хочешь или не хочешь, и мне недосуг об этом задумываться, просто тошно.