Илья был задумчив.
- Иван! Это, конечно, вариант! Если песня того стоит – ее, без сомнений, Игорёк возьмет! Но… это же… ты же деньги потеряешь! За каждую песню исполнитель должен платить авторам! Именно для этого песни регистрируются… хотя… сам этот механизм регистрации – я толком не знаю. А уж исполнитель, не важно – в кабаке он поет, или с летней эстрады… да хоть со сцены в филармонии! Он должен платить отчисления авторам! А это – может и прилично получится! Зачем тебе терять эти деньги? Может проще найти наличные и заплатить им разово?
- Давай не делить шкуру неубитого медведя! Как говорится – курочка в гнезде, а яичко… г-х-м… в общем, не будет пока об этом!
Несмотря на попытки Зиночки «раскрутить» Косова на прочтение «его нетленок», несмотря на молчаливо приподнятую бровь Киры и ее заинтересованный взгляд, Иван не сдался. Да и говорящий взгляд «викинга» - тоже не способствовал!
«М-д-я-я… с будущим «сталинским соколом» у нас сразу возникла взаимное чувство… И это чувство – вовсе не любоффф! Да и хрен с ним, с «арийцем» этим! Так и подмывает показать ему язык и немного пофлиртовать с Кирой. Но… похоже, с этой девушкой флиртовать – себе дороже! Но… как же хороша!».
Еще раз обсудив план действий, проговорив, кто и чем занимается, гости – уехали. Косов старался не замечать взгляды девушек. Ни к чему это! Вон – у него Вера есть. Для блуда. А заводить серьезные отношения… глупость это! И уехать ему придется через год, а потом… и вовсе… Ни к чему!
А директора накрыл творческий зуд! Вот от кого избавиться будет сложно! Да и надо ли? Все же, если слова некоторых песен она помнит, а музыка? Напеть мотив сможет, а вот обработать, положить на ноты?
- Так… Илья! Ну вот что ты на меня наседаешь? Ничего я тебе пока не скажу! И знаешь, что? Я сегодня остаюсь в ночь, а утром убываю «творить», пока мой пегас не ускакал. Или там – муза не отказала во взаимности. Вот послезавтра, возможно, принесу чего-нибудь для обсуждения, лады? Да… и еще – я завтра с собой одну гитару возьму, ты не против? Обязуюсь вернуть в целости и сохранности!
- Бери! Но послезавтра жду от тебя какой-нибудь результат!
«О как! Однако у Ильи начали проклевываться нотки руководителя!».
Оставшись в клубе один, Иван побродил по улице, покуривая в задумчивости, затем попил чайку. В голове все перебирал варианты.
«Так… Что нам требуется? Нам требуются три, или четыре песни, которые «лабались» у нас в кабаках. Понятно, что никаких Высоцких, и уж тем более – Цоев быть не должно. Сейчас и здесь эти песни – просто не поймут. Там и мелодии, и ритмы – абсолютно другие. Так здесь не принято. Хотя… что-то из Высоцкого может вполне зайти. Ладно, это оставим на «потом». Что мы имеем? Сельский клуб, где все слушатели – деревенские жители. И даже приглашенные гости – в подавляющем большинстве, в недавнем прошлом – такие же деревенские! Поэтому что? Песни нам нужны… поближе к народным, и без «зауми» разной, философской. Без иносказаний и гипербол. Простые, мелодичные, легко воспринимаемые на слух нынешней публикой».
Вернувшись с перекура в клуб, он завалился на топчан, и принялся перебирать струны, пытаясь вспомнить что-то из своего прошлого. Благо, что он вырос в позднем СССР и эстрада в то время не убежала далеко от народа. Но и не опустилась до уровня «поющих трусов». Многие песни он помнил хорошо. Многие – хуже, так – пару куплетов, а то и только припев.
«Кабацкие» значит, но без хулиганства… Ага! А как там начинается «Мохнатый шмель»?
Перед глазами замаячил Никита-бесогон, со своими пышными усами, но, почему-то в мохнатом и округло-мягком желто-черно-полосатом костюме шмеля, с прозрачными пластиковыми крыльями за плечами. Почти сразу, после появления, Никита сменил умильно-сладострастное выражение лица, на крайне недовольное и уставился на Ивана, шевеля усищами.
«Недоволен значит наш всенародный режиссер! А что я? Украл что ли? Да эти стихи – вообще Киплинга, и перевод – не помню чей! И что Вы на меня так, гражданин Паратов, уставились? Сие творение Вам не принадлежит! И вообще – с таким именем-отчеством, Вам, уважаемый, надлежит быть лысым! Так что нечего здесь недовольство проявлять, а извольте отправиться в цирюльню, и чтобы назад явились с гладким как коленка черепом, розовым, как попка младенца! Выполнять!».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А вот про попку, наверное, зря… После убытия к месту выполнения задачи Михалкова, перед Иваном вдруг возникла Кира. И была она почему-то в спортивных стрингах и минималистичном лифчике, как на выступлениях бодибилдерш! Она прошлась перед Иваном как по подиуму, покрутила попой, потом исполнила тверк, и уселась на стул, перекинув ножку на ножку, как Шерон Стоун в известном фильме. Причем Иван четко понял, что стрингов на Кире уже нет, хотя ничего разглядеть меж ножек так и не смог!
«Викинг Барби» - почему-то всплыло в голове. Валькирия, блин!
Иван проснулся от собственного стона.
«Вот же, блядь! Приснилось что ли? Ну и сны у Вас, гражданин попаданец! Похоже – «крыша» начала течь! И вот что с этим делать – ни хрена не понятно!».
И в штанах… сплошное неудобство.
«Так и до поллюций недалеко!»
Косов поднялся и энергично размялся. В комнатушке было изрядно холодно, а за окном уже ощутимо светало.
«Поспал называется!»
Гитара лежала рядом с ним на топчане. Ну – хоть не уронил и не сломал, уже хорошо!
«Так… сейчас архи-важно, чтобы Верочка поутру пришла! А то… прямо и не знаю, что делать! Нет… так-то – знаю… но – как-то не комильфо!».
Иван кое-как смог дождаться утром Мироныча и Илью. За эти несколько часов, он несколько раз принимался делать зарядку. Делал долго, до седьмого пота! Потом пил чай. Потом – снова делал зарядку. Но в голове продолжала оставаться какая-то муть из обрывков образов Михалкова, Ларисы Гузеевой – «а Гузеева в молодости была – ого-го!», и постоянно наплывающем образе Киры, в костюме фитоняшки на выступлении!
Прихватив гитару, сумку, кивнув Миронычу, буркнув Илье – «все, пошел, пока вдохновение не ушло!», Иван рысью отправился на паром.
Уже дома, скинув одежду, он вышел в ограду и вновь, и вновь прогонял комплекс уже затверженных упражнений.
- Привет! А ты что, как оглашенный-то – все приседаешь да отжимаешься! Ты посмотри, пот как ручьем с тебя течет! Вот – бешенный какой, а!
«Ф-у-у-х-х… пришла! Ох – хорошо-то как!»
- Ты не представляешь, Верочка, как я по тебе соскучился! Просто – не представляешь!
- Ну тихо, тихо… Вот дурачок-то где! Ну… давай я тебя обмою, иди сюда, к бочке, - Вера тихо засмеялась и нагнув его к бочке с водой, принялась обмывать водой, - а горячий-то какой! Прямо пышет жаром от тебя! Ты не заболел ли, Ванюшка?
От ее рук его еще больше кинуло в жар:
- Это я от тебя заболел, Верочка! Ну давай, не томи, пошли в дом… уже терпеть невмочь!
Женщина тихо засмеялась и пошла в дом.
- Ну ты что? Ты что? Ты же мокрый весь, сейчас и меня всю замочишь! Ну погоди, дай раздеться-то! – Вера, тихонько смеясь, пыталась отпихнуть его от себя.
- О-о-о-х-х-х… Ваня… что же ты делаешь… ох… Еще, еще… ох, не могу… ну – не торопись ты так… а-а-а-а-х-х-х…
В этот раз он умучил женщину до невозможности.
Через пару часов она, лежа на мокрых и сбитых в ком простынях, на скинутом на пол матрасе, все не могла отдышаться:
- Ты что же… сегодня… как с цепи сорвался… ей богу! Ты же замял меня всю, поломал… ох… все ноет так… пошевелиться больно! Как одурманил тебя кто!
- Ну… так пришел-то я все же к тебе… разве нет? – он лежал, уткнувшись лицом в подушку, и тоже никак не мог восстановить дыхание.
«Нет… так – тоже не дело! У тебя крышу рвет от одной дамочки, а эта женщина… почему должна страдать?».
Покряхтывая как старик, Иван поднялся на руках, и оглядел Веру. Она даже не думала скрывать свое голое тело, лежала раскинувшись, и закрыв глаза. Только, в пику ее словам, на губах ее блуждала довольная улыбка.
- Погоди… дай я разомну тебе немного ножки… вот и животик… тоже…, - он стал поглаживать ее, стараясь хоть чуть изобразить что-то похожее на массаж.