Потому что я должна.
Особенно, если получится найти что-то компрометирующее внутри – это единственный способ убедить Вилму, что Том лжет о Кэтрин.
Я продолжаю идти, быстрее, чем раньше, не замедляя шага, пока не прошла мимо дома Эли и не вышла на лужайку дома Ройсов. Передняя часть сильно отличается от задней. Здесь нет стекла от пола до потолка. Просто современный блок из стали и камня с узкими решетками для окон, как на верхнем, так и на нижнем этажах.
Входная дверь, сделанная из дуба и достаточно большая, заперта, что вынуждает меня обойти дом сбоку и попытаться открыть дверь внутреннего дворика сзади. Я хотела избежать возможности быть замеченной с моей стороны озера. Надеюсь, Бун занят работой в доме Митчеллов, а не сидит на причале, наблюдая за этим местом так же пристально, как я.
Я быстро пересекаю внутренний дворик, направляясь к раздвижной двери, ведущей в дом. Я дергаю за нее, и незапертая дверь чуть приоткрывается.
Вид этого двухдюймового зазора между дверью и ее рамой заставляет меня задуматься. Хотя я не в курсе уголовного кодекса Вермонта, я не хочу, чтобы Бун говорил мне, что то, что я собираюсь сделать, противоречит закону. Это не совсем взлом и проникновение, благодаря незапертой двери. И я точно не собираюсь ничего воровать, так что это и не кража со взломом. Но это незаконное проникновение, за которое последует как минимум штраф и еще несколько ужасных заголовков, если меня поймают.
Но потом я думаю о Кэтрин. И как Том лгал – нагло лгал – о ее местонахождении. И если я ничего не сделаю с этим сейчас, никто ничего не сделает. Пока не станет слишком поздно. Если уже не поздно.
Поэтому я приоткрываю дверь чуть шире, проскальзываю внутрь и быстро закрываю ее за собой.
Внутри дома Ройсов первое, что бросается в глаза, это вид из окон во всю стену, выходящих на озеро. В частности, отсюда вырисовывается очаровательный ветхий дом у озера моей семьи. Он такой маленький, такой далекий. Благодаря теням деревьев, окружающих его, я едва могу разглядеть ряд окон в главной спальне или что-нибудь на заднем крыльце за перилами. Никаких кресел-качалок. Между ними нет стола. Конечно, без бинокля я ничего и не увижу. Кто-то бы мог сидеть там прямо сейчас, наблюдая за мной с другой стороны озера, и я понятия не имела бы об этом.
И все же Кэтрин знала, что я смотрю. В последнюю ночь, когда я видела ее, прямо перед тем, как Том оттолкнул ее с этого самого места, она смотрела в сторону моего крыльца, зная, что я была там, наблюдая за всем происходящим. Я надеюсь, что это утешило ее. Я боюсь, что это также ввело ее и в чувство расстройства. Нечто подобное чувствую и я сейчас. Как будто я в аквариуме, каждое мое движение открыто. Это приносит чувство уязвимости, которое было неожиданным и сковывающим.
И еще чувство вины. За все.
Потому что сегодня я не в первый раз вхожу в дом Ройсов.
До этого несколько дней подряд я постоянно проникала в этот дом, но на расстоянии.
И хотя я до глубины души уверена, что никто бы не узнал, что Кэтрин в беде, если бы я не наблюдала за ними, стыд обжигает мои щеки сильнее, чем солнце, падающее в окна.
Мое лицо продолжает гореть, пока я решаю, где искать в первую очередь. Благодаря моему давнему визиту в этот дом и моим недавним часам шпионажа я хорошо знакома с планировкой дома. Гостиная открытой планировки занимает весь первый этаж. Поскольку мне кажется, что это наименее вероятное место для обнаружения чего-либо компрометирующего, я пересекаю столовую и направляюсь на кухню.
Как и в остальной части дома, в нем царит современная скандинавская скудная атмосфера, которая так популярна на шоу HGTV. Их я иногда смотрю, когда пьяна и не могу заснуть посреди ночи. Приборы из нержавеющей стали. Белый цвет повсюду.
В отличие от телевизионных дизайнерских выставок, кухня Ройсов демонстрирует признаки частого использования. На столешницах оставлены следы от жирной пищи. В раковине немытые миска и ложка после овсяных хлопьев. На плите стоит кастрюля с остатками супа на дне. Судя по молочной пленке, покрывающей его, я предполагаю, что это грибной крем-суп, разогретый вчера вечером. Полагаю, Том не великий кулинар, сам ничего не готовит. Я не могу не осуждать его, когда заглядываю в мусорное ведро и вижу коробки, в которых когда-то лежали мексиканские и постные полуфабрикаты для микроволновки. Даже когда я была пьяна и ленива, я никогда не прибегала к замороженным буррито.
Чего я не вижу – ни в мусоре, ни где-либо еще на кухне – так это признаков того, что здесь что-то случилось. Ни капли крови среди брызг еды. Никакого острого ножа, ножовки или любого другого оружия в посудомоечной машине.
Удовлетворенная тем, что здесь больше не на что смотреть, я быстро осматриваю остальную часть первого этажа – хороший солярий рядом с кухней, туалетную комнату для гостей, которая пахнет лавандой, фойе – прежде чем подняться наверх.
Моя первая остановка на втором этаже – это единственная комната, которую не видно через широкие окна в задней части дома, – комната для гостей. Она роскошная, с большой двуспальной кроватью, зоной отдыха и собственной ванной комнатой, которая выглядит как спа-салон. Все четко, чисто и совершенно скучно.
То же самое касается тренажерного зала, хотя я осматриваю стойку с гантелями на наличие запекшейся крови на случай, если какая-либо из них использовалась в качестве оружия. Они чистые, что заставляет меня одновременно чувствовать облегчение и некоторую обеспокоенность тем, что я подумала проверить их в первую очередь.
После этого я направляюсь в главную спальню, где вид моего собственного дома через огромные окна вызывает еще одно чувство вины, напоминание о том, что я наблюдала за Кэтрин и Томом в их уединенном месте. Это усугубляется тем фактом, что я сейчас нахожусь в их внутреннем святилище, обыскивая его, как это сделал бы грабитель.
В самой спальне я не вижу ничего примечательного, кроме неубранной кровати, пары трусов Тома, брошенных на пол, и пустого стакана на его ночном столике. Благодаря