– Ни в чем себе не отказывай…
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
– Тщ-щ-щ. Макс, замри.
– Агу-у-уа.
– Сейчас мама сделает один снимок, и все…
– Ма-ма-ма.
Поднимаю взгляд к небу, солнце кренится к реке быстро. Отвлекусь – похерю всю работу. Еще чуть-чуть. Сосредоточенно закусываю кончик языка. Щелк – р-р-раз. Щелк – два. И сразу после…
– Ай! – возмущенно гляжу на сына, благодаря которому, клянусь вам, рискую остаться лысой. – Ты зачем меня за волосы дергаешь, хулиган?
Макс хмурит темные бровки и картинно кривит маленький ротик. Мое притворное возмущение слизывает сгущающийся туман. Места здесь уникальной красоты. Леса, река, озера, между которыми раскиданы скелеты умерших деревень, которые я и фотографирую в рамках большого социального проекта, призванного привлечь внимание к проблемам вымирания села.
– Ну, не плачь. – Звонко чмокаю сына в сахарную сладкую щечку. – Правда, чуть-чуть осталось. Я только оборудование соберу. И вся твоя. Проголодался?
Макс переворачивается на расстеленном на земле одеялке и припускает ползком только в путь. Свет все еще чертовски хорош. Машинально беру пацана в фокус.
– Замри, Макс! – тот и бровью не ведет, прокладывая себе дорогу среди сочной, вскормленной черноземом травы. – М-а-акс, посмотри, кто здесь со мной? Папа?
Да, я та еще обманщица. Но мне нужен этот кадр. А что может привлечь внимание моего упрямого сына, как не упоминание его отца?
– Па-па-па!
– Да, папа, – щелк!
– Неть.
– Нет папы? – щелк. – Пойдем его поищем? Давай, Макс, поднимайся на ножки.
Не знаю, как я родила и выкормила такого богатыря. Вот правда. С бедным Воиновым чуть инфаркт не случился, когда он узнал, что Макс к родам набрал под пять килограммов. А мне ничего, родила без единого осложнения. Хотя, признаться, готова я была ко всему. Не получалось у меня отделаться от страха, что небо непременно выставит счет за нашего не случившегося первенца. Обошлось…
Догоняю сынишку. Подхватываю на руки. Я так сильно его люблю, что порой приходится себя притормаживать, чтобы не затискать, не зацеловать, не задушить пацана своими чувствами.
Макс, не теряя времени, просовывает руку мне за пазуху.
– Погоди, троглодит! Съешь печеньку. Я же еще не все сложила.
Оставив сына на одеяле, быстро собираю оборудование и отношу к машине – большому проходимому внедорожнику, который Воинов мне купил как раз вот для таких экспедиций. И следом забираюсь с Максом за руль, чтобы дать ему грудь. Увеличившись еще в первую беременность, после второй она подросла еще больше, а теперь, с третьей, налилась аж до полноценной двойки. Интересно, Роб заметил?
Сумерки сгущаются. Макс убаюкивающе причмокивает. Я прикрываю глаза и с блаженной улыбкой на губах прислушиваюсь к стрекоту насекомых, кваканью лягушек, уханью птиц и… отдаленному рычанию мотора. Губы невольно растягиваются шире.
– Потерял нас папка, – шепчу я, зарываясь носом в темные и уже сейчас жесткие волосы сына. Звук приближается. Обрывается. Следом хлопает дверца.
– Спишь?
Услышав голос отца, первым оживляется Макс. Со звонким чмоканьем выпускает сосок изо рта и, извернувшись, тянет к Робу маленькие по-мужицки слепленные ручки. Воинов забирает сына, поудобнее его перехватывает и наклоняется, чтобы меня поцеловать.
– Не сплю.
– Домой чего не едешь? Ищи вас!
– Так это Максим Робертович виноват. Изволил отужинать.
– Бросишь это дело когда? Врач тебе русским языком сказал, что лактация во время беременности – слишком большая нагрузка на организм.
– Да брошу-брошу. Как на работе? Ты ел?
– А если скажу, что нет? И мне сиську дашь? – провоцирует, хищно улыбаясь.
– В первый раз, что ли? – фыркаю.
– Поговори.
Роб частенько за мной приезжает. По уже заведенной традиции я пересаживаюсь на пассажирское сиденье. Водить я люблю, а возить Воинова – не очень. Чувствую себя с ним каждый раз как на экзамене. Трогаемся. Водитель Роберта на его машине пробирается следом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Слушай, а как ты нас каждый раз находишь? – гляжу на красивый профиль мужа.
– Подумай, ты же умная девочка.
– На мне маячки?
– Угум.
– Параноик.
Машина подпрыгивает, угодив колесом в колдобину. Я ойкаю. Воинов сгребает мою ладонь:
– Ч-черт. Все нормально? – тормозит, включает освещение в салоне, чтобы убедиться, что и с Максом все в порядке.
– Угу.
– И с малышкой?
Закатываю глаза:
– С ней в первую очередь. Природа, знаешь ли, все предусмотрела, папа-параноик.
Роберт действительно немного перегибает, но лишь потому, что очень ответственно подходит к своей роли отца. И за это я люблю его еще больше. Поднимаю наши переплетенные кисти и касаюсь губами его руки. Воинов на меня, скупо улыбаясь, косится.
– Сегодня интервью давал, – рассказывает, возобновляя движение, – так о тебе спрашивали больше, чем о моем последнем проекте.
Ничего не говорю. Просто в ответ несколько раз сжимаю его пальцы. Воинов очень хорошо меня чувствует, думаю, для него не секрет, как для меня важно быть кем-то, а не просто к нему приложением. Это дает мне уверенность. И право шагать рядом с этим мужчиной с гордо поднятой головой.
– Жалуешься?
– Что ты! Горжусь тобой страшно.
Некоторое время назад пресса вытащила на свет божий подробности моей жизни. Даже взяли интервью у моей матери. После которого меня обвинили в том, что я шикую, в то время как моя родительница живет в нищете. Конечно, Роберт практически сразу заткнул горе-журналистам их поганые рты, но я успела словить мощную паническую атаку. Даже понимая, что мне, в общем-то, нечего стыдиться, я ужасно переживала, что как-то подпорчу репутацию мужа. А он, вон, мной гордится. Приятно…
– Что спрашивали?
– Да много чего. Как будет называться твоя следующая выставка.
– Воиновские будни. – Смеюсь. – Ведь в последнее время я фотографирую исключительно нас.
– И наше хозяйство, – сладко зевает Роб.
– Ага. Без хозяйства никуда.
Три года назад мы завели нашу первую собаку, потом был кот, потом еще собака, и еще… Наверное, не нужно объяснять, почему мы живем за городом.
– Милка очень сокрушается, что ты отказалась фотографировать ее свадьбу.
С дочерью Воинова у меня на удивление ровные отношения. Нет, я понимаю, что это не моя заслуга, но все равно мне это очень сильно облегчает жизнь.
– Может, мне на нее не идти вовсе?
– Здрасте. Как ты это себе видишь?
Роберт паркуется у нашего дома и поворачивается ко мне.
– Чтобы Тамару твою не нервировать. – Делано-беспечно пожимаю плечами.
– Пока что ты нервируешь меня. Какая, на хрен, моя Тамара?
– Ну, такая… Светленькая, может, помнишь?
Да-да, я осмелела до того, что порой могу себе позволить чуток позадирать мужа. Он так забавно на это ведется. Обжигает праведным гневом. Теперь-то смешно. А раньше…
– Поговори.
Пряча улыбку, выхожу вслед за Робом из машины. Навстречу летят собаки. Чешу их по очереди за ушами, позволяю облизать руки, а сама глаз не могу оторвать от мужа с сыном, которого тот осторожно, чтобы не разбудить, извлек из машины вместе с автокреслом.
– Капец, какой парень тяжелый. Не вздумай его поднимать.
– Тогда мне придется не выходить из дома, – закатываю глаза.
– Таскать его за собой – тоже не выход. Давай наймем няню.
– Посмотрим. Уложишь сам?
– А ты что?
– Ужин приготовлю. Ты же не ел ничего. Я права? Сразу за нами помчался?
– Не люблю здесь сам находиться, – будто оправдываясь, Воинов смущенно пожимает плечами. Красивый он – кошмар. Не знай, как он меня любит, так ревновала бы к каждому столбу.
– Я тоже тебя люблю.
Роб замирает у входа. Оборачивается. Да-да, я знаю. Надо это говорить чаще, но мне до сих пор очень нелегко даются признания. Наши взгляды встречаются. Воинов улыбается. Ведет носом по темной макушке сына. Кивает… И уходит, чтобы вернуться ко мне.