Ей казалось, что способ есть. То есть, казалось, будто сеньора Шиаюн проговорилась, что можно сделать мертвого живым, или оживить его сердце. Сеньора Шиаюн сказала, что Берана ошибается, но она как-то так это сказала… словно хотела ее отговорить. Сеньора Шиаюн не желала ей зла, наоборот, хотела только добра, и из-за этого становилась порой как Мигель — забывала, что Берана взрослая и сама может решать, что для нее хорошо, а что плохо.
Мигель об этом вообще никогда не вспоминал. Сеньора Шиаюн чаще помнила. И все же Берана понимала, что ее покровительница рада была бы усадить ее где-нибудь у окошка в башне, дать в руки пяльцы, иголку и мулине, запереть дверь, а под дверью привязать огнедышащего дракона. Вот и Мигель… только он сам был как дракон. И вместо вышивания, Берана помогала ему в таверне. Ей нравилось. А вышивать она вообще не умела. Но все равно, она была взрослой, а Мигель об этом не помнил, сеньора Шиаюн забывала, а Заноза — не верил.
Сегодня Берана приехала на мельницу сразу после заката. Мазальские уже ушли домой. Боголюбовцы тоже разъезжались — последние подводы тянулись вдоль берега в сторону деревни. Над дорогой стояла белая пыль, и небо было пока таким же белым, со светлым ломтиком полумесяца, похожим на букву «с».
Луна убывала.
В следующее полнолуние Заноза снова поделится своей кровью. Как бы так объяснить ему, что девушек не целуют по делу? Девушек целуют просто так, потому что хочется.
Берана проехала по плотине, привстав в стременах, заглянула в омут, надеясь увидеть водяного. Интересно было, страшный он или нет. Заноза рассказывал, что очень страшный, но чего англичанин боится, тем испанку не напугать, и Берана каждый раз, когда оказывалась на плотине, смотрела в омут. Правда, никогда не видела там ничего, кроме своего отражения. Вот и сегодня — только гладкая как зеркало вода. Никаких водяных. Нет там никого, наверное. А Заноза все врет. Выдумывает.
У дома стояла запряженная двуколка без кучера. Кто-то приехал ненадолго, раз рискнул оставить лошадь в подступающей темноте. Сюда, на берег, с лесной опушки могло прийти... всякое. Строительство мельницы и каждый день приезжающие люди, может, и распугали нечисть, но по ночам лес все равно следил за мельницей неотрывно и пристально. По ночам живым лучше было бы оставаться на другой стороне реки.
Однако полночь еще не скоро, а до полуночи безопасно на любом берегу.
Берана увела Эбеноса в крошечную конюшню, которую тот давно считал своей собственностью. Он там был единственным постояльцем.
К Занозе не приезжали гости. Он сам по гостям ходил, когда надо было. Только сегодня принесло кого-то.
Интересно, кого бы?
Какая-нибудь важная шишка? Лошадка-то в двуколке хорошая, и без почтового клейма. Деловые переговоры? А вдруг какая-нибудь дама из Замкового Квартала явилась? Какие еще деловые переговоры по вечерам? Не бывает таких. А дамы бывают.
Берана постояла на веранде, раздумывая, входить или нет, и, отвернувшись от двери, тихонько пошла вокруг дома. Она не собиралась подслушивать, она просто хотела выяснить, не слишком ли Заноза занят. Окна тут никогда не закрывались — тепло же, и комаров ее вампир, ясное дело, не боится, а гостиная была на первом этаже. Весь первый этаж — сплошная гостиная, и она же кухня. Там Карла себе и сыновьям готовила обеды. Хорошо готовила. Она Занозе всегда оставляла что-нибудь вкусненькое, так что Берана точно знала — повариха из вдовы Мазальской отменная.
Представив себе, что Заноза угощает чем-нибудь вкусным постороннюю дамочку из Замкового, Берана чуть не передумала проявлять деликатность, и не запрыгнула прямо в окно. Но тут, наконец, услышала голос. Мужской. И это был не Заноза. Кто-то рассказывал о достоинствах мельницы и о том, какое это, оказывается, прибыльное дело.
Приятный был голос. И говорил хорошо. Берана и сама знала, что дело прибыльное, уж считать-то она умела, но все равно заслушалась. Со всем была согласна. И с тем, что мельница очень уж на отшибе, можно сказать, почти в лесу стоит — тоже. Этот лес — место плохое, дурное, мутное. На опушку в своем уме даже днем никто не сунется. И случись что на мельнице — ни из города, ни из деревни помощь не подоспеет.
Вот уж точно. Другое дело, что днем тут народу больше, чем в таверне вечером, а ночью приходит Заноза. Значит, днем ничего не случится, а ночью… при самом худшем раскладе у Занозы будет неожиданный ужин. Обладатель приятного голоса этого не учитывал. Не знал, наверное? О том, кто таков Заноза на самом деле, вообще мало кто знал. Берана, сеньор Мартин сеньора Лэа, да сеньора Шиаюн. А! Сеньора Виолет еще. Хотя, какая из нее сеньора, если она детей убивает?
Гость точно был не из Порта. В Порту тарвудскими делами не особо интересовались, там своих хватало. С любым складом или причалом что-нибудь случиться может, с любой лавкой, с любым кабаком. За всеми присмотр нужен. Со всех за присмотр нужно плату собрать. Где уж тут еще и на остров лезть, и так с ног сбиваются. Значит, двуколка из Блошиного Тупика. Не из самого Тупика, конечно, а из Замкового Квартала, но приехал на ней кто-то из тех обитателей Замкового, кто с тупиковцами дружбу водит.
Беране интересно было посмотреть, как гость вылетит из окна. Прямо в омут. Брызги, пузыри, веселье. Водяной, опять же. Вдруг да покажется? Но Заноза, кажется, был настроен мирно. Он так спокойно стал объяснять, почему не видит возможным установление деловых отношений в предложенном ключе, что Берана тут же заскучала. И вернулась к двуколке. Лошади все разные, и выяснить, кому принадлежит этот серый в яблоках мерин, будет не трудно. Да и экипажи не одинаковые. Ей-то без разницы, кто в Замковом Квартале дружит с ребятами из Блошиного Тупика, но может, Занозе будет интересно? Он спросит, ну, так, риторически, он любит сам с собой разговаривать, а она и ответит, так, мол, и так, это из соседей сеньора Мартина господин. Живет в таком-то доме по такой-то улице. Тут Заноза и удивится. Надо его удивлять почаще, чтоб не думал себе.
Сеньора Шиаюн спрашивала, стал ли Заноза в последнее время спокойнее, чем обычно. Берана его беспокойным никогда и не помнила, особенно, если с сеньором Мартином сравнивать — а Заноза больше всего времени с ним проводит. Но… стал ли он еще спокойнее? Заноза, которому угрожают. У которого вымогают деньги. Что бы он сделал месяц назад? Да точно ведь выкинул бы гостя в окно. Еще и сломал бы что-нибудь, наверное. А мог и вообще пристрелить.
Он очень много разговаривал с этой Виолет. Не всегда вместе с сеньором Мартином. Чаще даже без него. Берана сама додумалась, почему сеньора Шиаюн спрашивает, изменился ли Заноза. Виолет могла его менять, так же, как поменяла своего ратуна. Берана хотела бы забыть тот разговор в таверне, когда Виолет рассказала, что убила девочку, а Заноза сказал, что убил ратуна и… всю свою семью. Но как такое забудешь? Она помнила каждое слово. Заноза тогда сказал, что любой мертвец может измениться, потерять остатки человечности. И чем человечней он был, тем хуже станет. Он сказал, что Виолет изменяет вампиров, превращает их в бездушных убийц, что она сделала это с ратуном, а тот даже не заметил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});