под моей челюстью, приподнимая ее, заманивая меня в темноту его глаз.
— Ты собираешься обернуть эти губы вокруг моего члена и позволить мне заполнить твое красивое горло своей спермой, little purple?
Святое дерьмо.
Мое сердце ускоряется. Он должен быть молчаливым, так почему же у него получаются самые лучшие грязные разговоры?
— Ты уже делала минут, Анника? Позволяла ли ты другому трахать твой рот и делать твои губы такими опухшими?
Мои бедра сжимаются вместе.
Серьезно, он должен перестать так говорить. Предполагается, что мои действия относятся к нему, но это я бесстыдно мокну.
— Отвечай на вопрос.
— Нет, это... мой первый раз. — Как будто это его первый.
Я знаю, потому что однажды мы играли со всеми в «я никогда не», и он признался, что никогда никому не позволял сосать свой член. Этот факт заставил Реми драматически вздрогнуть.
С тех пор, думаю, я втайне фантазировала о том, чтобы стать первой девушкой, которая сделает ему минет.
Особенно теперь, когда я понимаю, что он, вероятно, никогда не позволял себе оральных ласк, потому что это лишает его контроля.
Но сейчас он меня не останавливает.
Если уж на то пошло, он наблюдает за мной с горящими глазами и выражением похоти.
Пальцы, которые были под моей челюстью, надавливают на мои губы.
— Открой.
Я открываю, и он вводит средний и безымянный пальцы внутрь. Он толкает их к моему языку, смазывает их моей слюной снова и снова.
Я начинаю задыхаться, брызгая слюной.
— Дыши. Если ты не можешь справиться с моими пальцами, как ты примешь мой член?
Я использую его глаза как якорь, вдыхая через нос. Медленно, давление ослабевает, и я облизываю его пальцы. С его губ срывается низкий хмыкающий звук, когда он обхватывает другой рукой член.
Затем он использует мою руку, чтобы скользить ею вверх и вниз по его длине извилистыми движениями, заставляя меня дрочить ему.
— Не просто облизывай. Будь хорошей девочкой и используй свой язык между моими пальцами.
Я делаю неуверенные толчки между его пальцами и ускоряю свой ритм. Чем чаще он издает звуки удовольствия, тем сильнее я двигаюсь. От перевозбуждения у меня кружится голова, а бедра становятся такими влажными, что мне хочется протянуть руку вниз, чтобы потрогать себя.
Крейтон вытаскивает свои пальцы из промежутков между моими губами и из моей руки.
— Возьми мой член в рот.
Мои губы обхватывают его длину, его авторитет добавляет тепла и напряжения в этот акт. Но мой рот так мал, что я сопротивляюсь. И он наслаждается этим, судя по свету, искрящемуся в его голубых глазах.
Я делаю то, чему он учил меня своими пальцами, хотя они не идут ни в какое сравнение с его огромным членом. Я глубоко дышу, стараясь не захлебнуться, и облизываю бока снова и снова.
Он стонет, и мой пульс учащается. Это нормально, что я намочила свои трусики при мысли о его возбуждении?
Что я хочу углубить этот взгляд в его глазах, поймать его и убедиться, что я единственная, кому он его дарит?
Крейтон запускает пальцы в мои волосы, сжимает их в кулак и наматывает на руку, затем встает.
Я смотрю на него, а его другая рука гладит мое лицо со зловещим выражением.
— Такая красивая и невинная, моя little purple. Такая... хрупкая.
Мое тело напрягается, но я все равно пытаюсь лизать, чтобы доказать, что могу доставить ему такое же удовольствие, как и он мне.
— Я буду трахать твой рот, пока ты не задохнешься от моего члена. Это может быть больно.
Он вводит свой член на всю длину, и я задыхаюсь, на этот раз по-настоящему. Я не готова к натиску его силы, к тому, как он использует меня, словно я дырка для траха.
Слезы застилают мне глаза, и я не уверена, что это из-за осознания этого, удушья или влаги на моих бедрах.
Он безжалостно держит меня за волосы, толкаясь в мой рот и выходя из него. Я задыхаюсь, слезы, слюни и прекариум стекают по моему подбородку.
Эротический звук его толчков смешивается с бурными волнами и разбивается о мою грудную клетку.
Крейтон не может испытывать удовольствие, не причиняя боли, поэтому чем сильнее я задыхаюсь и плачу, тем глубже он стонет.
Тем сильнее он входит.
Тем более извращенным он становится.
Это так извращенно, но я должна быть такой же извращенкой, как и он, потому что чем дальше он заходит, тем более жестоким он становится, и тем более влажной я становлюсь.
Он продолжает и продолжает, каждый его толчок как прямая стимуляция моего изголодавшегося ядра. И когда я думаю, что кончу от глубокого глотка, соленый вкус взрывается на моем языке.
Крейтон вырывается и засовывает свои пальцы мне в рот, власть капает с каждого его движения.
— Глотай.
У меня нет другого выбора, кроме как сделать это. Он собирает сперму, стекающую по моему подбородку, и вливает ее мне в губы, заставляя слизывать каждую каплю.
Когда он кончает, он поднимает меня за волосы и прижимает мое тело к своему, целуя меня.
Нет, он пожирает меня.
Он слизывает все до последней капли спермы с моих губ, с моего языка, а потом еще и еще. Он опустошает меня, пожирает меня, взрывает меня изнутри.
Я пытаюсь поцеловать его в ответ, но он как зверь. Я никак не могу сравниться с ним по интенсивности. Поэтому я позволяю ему пировать на мне и погружаюсь в извращенный, эротический образ того, как он пьет свой вкус с моих губ.
Когда мы наконец отстраняемся друг от друга, я качаюсь назад, и его рука обхватывает мою талию, удерживая меня на ногах.
Его нос трется о мои волосы, и с его губ срывается благодарный стон.
— Хорошая девочка.
Волосы на моем теле встают дыбом, и я удивлена, что не растаяла в его объятиях.
Черт возьми. Неужели эти два слова должны так заводить?
— За это ты должен мне как минимум три свидания, — ворчу я.
Мое тело замирает, когда происходит то, чего я никогда раньше не видела.
Крейтон откидывает голову назад и смеется.
Это искренний и счастливый смех, от которого у меня подгибаются пальцы на ногах.
И я думаю, что, может быть, я слишком глубоко увязла в этом чудовище.
Настолько глубоко, что я сделаю все возможное, чтобы понять его.
Даже если ему это не понравится.