Приближалась осень, начались утренние заморозки. Пожелтевшие березы от малейшего дуновения ветерка обильно роняли на землю золотые листья. Точно охваченные огнем, стояли осины.
Мы шли не спеша, изредка перебрасываясь малозначительными фразами, по еле заметной в траве узенькой тропинке, которая петляла между деревьями, то теряясь, то снова появляясь. Она должна была вывести на проселочную дорогу. По ней, минуя шоссе, мы подошли к самой деревне.
Немцы уже оповестили старост о предстоящей эвакуации населения. Они заранее разослали сначала повестки молодежи о явке на сборные пункты, а затем намеревались угнать остальное население. И население действительно готовилось к отъезду, но только не в Германию.
Партизаны заранее выбрали места, где можно было укрыть людей от карателей. Теперь предстояло уточнить время и пути перехода населения в потаенные места.
Жилое Рыдно казалось вымершим. Не слышалось мычания коров, блеяния овец, лая собак. Лишь изредка мелькнет одинокая фигура в чьем-либо дворе, стукнет калитка, и снова воцаряется тишина.
Немцев здесь не было, они размещались в полкилометре от деревни, где шло строительство дчроги. Через кустарники мы пробрались к крайнему дому. Здесь жила наша связная Татьяна Игнатьевна Калинина.
В окрестности все знали эту смелую женщину. С первых дней войны она начала укрывать наших солдат, бежавших из плена, снабжать их продуктами, одеждой.
О ней вспомнили, когда нам срочно потребовался человек, который поддерживал бы связь с нашими людьми в Новгороде, Оредеже и районных центрах. Я решил однажды пойти к ней и попутно привлечь к нашей работе бригадира колхоза Георгия Максимовича Чебыкина, который имел чуть ли не во всех деревнях многочисленных родственников.
В деревню мы вошли поздно вечером. Держа наготове оружие, прошли во двор к Чебыкину и постучали в окно. Никто не отзывался. Постучали сильнее. Послышался приглушенный шепот. Спустя минуту раздвинулась занавеска и показалось женское лицо это была жена Чебыкина.
— Мне Георгия Максимовича. Я — Веселов.
Женщина повернула лицо и что-то проговорила в темноту. Затем снова прильнула к стеклу и громко заявила:
— Идите прочь. Ваша власть кончилась.
Один из партизан занес руку, чтобы бросить в избу «лимонку». Я остановил его:
— Не надо. Вдруг Чебыкин еще не предатель, а просто перетрусил.
Мы пошли через всю деревню. В голове проносились самые разные мысли. Война оказалась хорошей проверкой людей. Выявились трусы и предатели, и те, кому была бесконечно дорога Советская власть. Теперь под сомнением оказался Чебыкин.
С такими мыслями подошел я к дому Калининой. На мой стук она сразу же открыла окно.
— О, Веселов. Ты еще жив?
— Мне еще рано умирать.
— Правильно. Завтра всем расскажу, что у меня партизаны были.
— Только Чебыкину не говори.
— Это я знаю.
— Что знаешь?
— Ведет себя подозрительно. Заперся в хате, как сурок, и не вылезает. Немцы его дважды вызывали. О чем там с ним говорили — молчит.
— Ты постарайся узнать — переметнулся он к немцам или нет.
— Это можно. Но как вам сообщить?
— Придет наш человек и спросит: «Хозяйка, спички есть?» Ответишь ему: «Есть, но только для добрых людей». После этого он должен сказать: «Я добрый, но не для всех». Запомнила?
— Запомнила.
— Ну, а если немцы схватят и узнают, что связана с партизанами, пытать будут?
— Ни слова не скажу. В аду буду гореть, но Советской власти не изменю.
На прощание Калинина сунула нам каравай хлеба, соленых огурцов, кусок сала. В открытом окне еще долго виднелась фигура нашей новой связной.
Теперь мы снова встретились. Увидя нас, Татьяна Игнатьевна заплакала навзрыд. Слезы мешали ей говорить.
— Что случилось?
Калинина молча вытащила из кухонного шкафа две бумажки и молча подала мне. Это оказались повестки. Они извещали о том, что две ее дочери — Паня и младшая, Таня, — должны явиться в Оредеж для отправки их на работу в Германию.
— Кто еще получил повестки?
— Все девчата и ребята.
— Когда назначена отправка?
— Послезавтра.
— Где Зоя?
— Ушла по деревням, вернется скоро.
Нам больше ничего и не требовалось, Зоя Калинина в точности выполнила наши указания: она должна была оповестить о времении месте сбора тех, кого оккупанты намеревались угнать в Германию.
Наступил вечер. Деревню окутала темнота. К маленькому деревянному домику то и дело подходила молодежь с объемистыми котомками за плечами. Некоторые пришли с винтовками. Небольшой дворик едва вмещал пришедших. К нам подбежала Зоя Калинина.
— Собрались все сорок пять человек, но еще должны подойти из Волосково пятнадцать, — сказала она, здороваясь с нами.
Тут же сквозь окружившую нас толпу протиснулся мальчик лет одиннадцати, в фуфайке и с немецким карабином.
— Дяденька-командир, меня тоже возьмите в партизаны, — проговорил он.
— Ты чей?
— Это мой брат Олег, — ответила за мальчика Зоя Калинина.
— Раз имеешь винтовку — обязательно примем, — утешая мальчика, ответил я.
Отец Олега погиб в Ленинграде, рано лишился он и матери. Сейчас у мальчика оставалась единственная опора — сестра. И сестра уходила в партизаны.
Деревню покидали глубокой ночью. Провожали нас все жители. На прощание я выступил перед провожающими, коротко рассказал им об обстановке, о планах гитлеровцев и о том, что, должно делать население, чтобы спастись от угона в немецкое рабство.
На опушке леса нас догнал староста деревни Замежье Воронин. Отыскав свою дочь, уходящую вместе с нами, он сунул ей какой-то объемистый сверток, потом отозвал меня в сторону и прошептал:
— Я только что из комендатуры. Немцы решили ускорить угон населения. Видно по их настроению: наша Красная Армия здорово нажимает, вот они и беснуются. В Оредеже, Торковичах и Новинке подано много порожняка — крытые вагоны и платформы. Надо что-то делать, помогите нам.
Его сообщение заставило меня изменить планы. Пришлось сразу же принимать новое решение.
Мы с Ворониным послали шестерых партизан, чтобы они обошли деревни и рассказали там о намерениях оккупантов.
Неповоротливый с виду, Воронин развил кипучую деятельность. Где через связных, а больше всего сам, обходя деревни, он рассказывал колхозникам, что они должны теперь делать.
После его ухода по ночам кто на огородах, кто в садиках отрывали ямы и прятали свое имущество. По совету Воронина колхозники перегнали сохранившийся скот ближе к тем местам, где им предстояло жить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});