В этом ответе есть только намек, одно слово на то, что получу нужный ответ: «Шли». Та яблоня, на которую показал Алик, – в самом начале сада, как только свернешь с главной улицы.
– Можете ли вы найти эту яблоню на схеме?
– Конечно, ведь схема составлялась при мне. Я ее хорошо помню.
И свидетель подходит к столу суда, смотрит на лежащую там схему и уверенно показывает:
– Вот она.
Что он показал? С моего места я разглядеть не могу. Прошу разрешения суда тоже подойти к столу.
– В этом нет необходимости, товарищ адвокат. Товарищ секретарь, запишите: «Суд удостоверяет, что свидетель показал на вторую яблоню от противоположного деревне конца совхозного сада, примыкающего к оврагу и забору дачи Руслановой». Записали, товарищ секретарь?
Я удовлетворена этой записью и продолжаю допрос:
– Производилось ли хронометрирование времени, необходимого, чтобы преодолеть весь этот путь?
– Нет, не производилось.
– Измеряли ли вы длительность пути до совхозного сада и после того, как свернули на пешеходную тропу?
– Еще по дороге в Измалково Юсов сказал, что замерять расстояние будет только в совхозном саду. Но, когда мы свернули с улицы на тропу, обнаружили, что рулетку никто не взял. Юсов предложил мне замерить расстояние шагами. Я сосчитал количество шагов от начала тропы до того места, где Кабанов остановился и указал на яблоню. А результат записал на бумажке.
– У вас сохранилась эта запись?
– Нет. Я там же на месте передал ее Юсову.
– Чем объяснить, что в протоколе выезда вы не отразили эти замеры? Ведь вы подписывали протокол?
– Я предложил Юсову записать, но он сказал, что достаточно указать – «вторая яблоня от конца сада». Мне показалось, что этого действительно достаточно, поэтому согласился подписать протокол.
У меня вопросов больше нет. Нет вопросов и у Юдовича, не задают вопросов судья и прокурор, и свидетелю разрешают сесть и остаться в зале.
Вторым понятым тоже оказался рабочий из Баковки. Опять задаю ему те же вопросы, но уже меньше волнуюсь, когда жду ответов. Более уверена, что получу не просто благоприятный, но очень важный ответ.
Показания свидетелей абсолютно совпадают. Уже записывает секретарь в протокол судебного заседания: «Кабанов указал на вторую яблоню от конца совхозного сада, который примыкает к оврагу и даче Руслановой».
У меня вопросов больше нет. Но прокурор Волошина просит разрешения тоже задать несколько вопросов.
– Скажите, свидетель, с вами встречались родственники подсудимых перед этим судом?
– Нет. Я с ними незнаком.
– Вас никто не просил дать именно такие показания?
– Нет. Мне вчера принесли домой повестку, и сегодня утром я приехал в Москву. Со мной никто не разговаривал.
– А здесь, в суде, до начала судебного заседания на вас никто не пытался воздействовать?
– Да что вы! Я же объяснил вам, что я никого здесь абсолютно не знаю. Никого раньше не видел.
– Вы правду показали, свидетель? Вы ведь знаете, что за ложные показания вы можете быть осуждены на пять лет лишения свободы? Вы отдаете себе в этом отчет?
– Суд меня предупредил, что я должен говорить правду. Да я и без этого рассказал бы то же самое. Ведь так и было на самом деле.
Кириллов сидит задумавшись и, мне кажется, не слушает ни вопросов, ни ответов. Те же равнодушные, скучающие лица у наших двух заседателей. Я даже не могу вспомнить, кто они – мужчины или женщины, молодые или старые.
За все полтора месяца я не услышала звука их голоса. Даже в таком деле их ничто не заинтересовало. Только ответные кивки головой, выражающие согласие с мнением председательствующего.
– Скажите, свидетель, в вашем присутствии Юсов принуждал Кабанова рассказывать об убийстве? – продолжал допрос прокурор.
– Нет, не принуждал.
– Значит, он рассказывал добровольно?
– Юсов его не принуждал.
– А дорогу он показывал добровольно?
– Юсов сказал: «Иди так, как шли 17 июня». И он пошел от волейбольной площадки по главной улице.
– Скажите, свидетель, нам тут все уже рассказывали, что Кабанов был спокоен, когда рассказывал об изнасиловании и убийстве; вы подтверждаете эти показания?
Так задавать вопрос нельзя. Нельзя заранее сообщать свидетелю, какие показания давались до него, но судья не делает замечания прокурору.
– Отвечайте, свидетель.
– Мне трудно сказать, волновался Кабанов или был спокоен. Говорил он спокойно. Я даже помню, что меня это удивило; даже показалось, что он не спокоен, а как-то безучастен. Как будто рассказывает что-то, не имеющее к нему никакого отношения. Он ни на что не реагировал. Даже когда собралось много народу и кричали: «Негодяй! Убийца!», он продолжал оставаться таким же безучастным.
Прокурор закончил допрос. Сейчас свидетеля отпустят, но я решила задать еще несколько вопросов. Последние ответы этого свидетеля заинтересовали меня.
– Где составлялся протокол выезда?
– Все данные записывались прямо на месте. Окончательно оформляли уже в милиции в Баковке.
– С кем из участников выезда вы возвращались в Баковку?
– Со мной в одной машине ехали Юсов, Кабанов, фотограф и второй понятой, фамилии его не знаю.
– Спрашивал ли Юсов о чем-нибудь Кабанова в машине?
– Нет. Юсов молчал, выглядел очень усталым.
– А Кабанов? Он спрашивал о чем-нибудь Юсова?
– Это был даже не вопрос. Он просто сказал: «Скорее бы домой».
– Юсов что-нибудь ответил на это?
– Да. Он сказал: «Подожди, не так быстро».
– Вы хорошо это помните?
– Я помню это прекрасно. Этот разговор очень поразил меня, я ему не могу найти никакого объяснения.
Этот день для нас, адвокатов, был праздником. Как и день, когда допрашивали Марченкову.
Впереди не оставалось ничего, что могло бы хоть как-то подтвердить обвинение. По-прежнему только признание и показания Саши и Алика о его причинах.
29 марта эксперты дали ответы на вопросы суда и сторон. Высказали свои предположения: «Возможно, имело место изнасилование», «Возможно, труп мог переместиться в воде», «Возможно, что обнаруженные на теле кровоподтеки были прижизненными» и т. д. и т. п.
Закрывая в этот день судебное заседание, Кириллов сообщил:
– Объявляется перерыв на два дня. Следующее судебное заседание будет открыто 1 апреля в 9 часов 30 минут.
И уже нам – обвинителям и адвокатам:
– Приготовьте все дополнения (это значит справки, характеристики, дополнительные вопросы). После этого перейдем к прениям сторон. Дополнительное время на подготовку к речам предоставлено не будет.
Стоим ошарашенные. Вот и ответ на все наши ходатайства, которые суд, так и не рассмотрев, оставил открытыми. Значит, 1 апреля он нам просто откажет в них. Сколько зияющих пробелов в этом деле! Их по-прежнему можно закрыть только одним: «Подсудимые признавали себя виновными, и у суда нет оснований сомневаться в достоверности этих показаний».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});