- Лидия Николаевна! - окликнула ее Маша. - Можно, я с вами поговорю?
Она нервно подсовывала под косынку выбившиеся волосы. Лида заметила ее тревожное состояние.
- Пожалуйста, Машенька. Ты не знаешь, что случилось с Нюрой? Захожу, а она плачет, говорит - тетка больна. Но нельзя же так убиваться. - Лида обняла Машу и повлекла за собой. - Пойдем, расскажешь.
Прошли мимо беседки, где спорили Багрецов и Бабкин. Димка хотел было увязаться за девушками, но зоркий друг его считал, что благоразумнее Димку не отпускать, - опять начнет вздыхать, как в прошлом году.
- Сиди. Не видишь разве?
Девушки направлялись к самой дальней скамейке.
- Пусть посекретничают.
Маша села, вытряхнула песок из туфли и, снова надевая ее на босую ногу, сказала:
- Вообще, это все глупости. Он на нее и смотреть не хочет, а Нюрка из себя выходит, думает - другая виновата.
- Кто он? Кто другая? - удивилась Лида. - Ничего не понимаю.
- Тут и понимать нечего, а только я вас очень прошу насчет писем или, вообще, дневников... Держите их подальше. Нюрка, как бешеная, рыщет всюду... Вам же будет неприятно. - Маша замолкла, испугавшись, что сказала лишнее.
- Спасибо, Машенька. Но у меня нет ни писем, ни дневников. - А клеенчатая тетрадь?
- Там только лабораторные записи. Вряд ли они заинтересуют Нюру.
Маша облегченно вздохнула. Разве она могла предполагать, что именно эти записи нужны Нюре? Если бы кто намекнул ей об этом, рассмеялась бы: совсем обалдел человек! Нюрка Мингалева, ее закадычная подруга, - и вот нате вам, подозрительная личность, вроде шпиона! Да Маша горло за нее перегрызет. Глупость какую придумали!
Помолчав, Лида спросила:
- А почему, Машенька, вы сказали о тетради? Она была у меня в ящике. Разве Нюра доставала ее?
- По ошибке. Но раз там ничего нет такого...
- Как ничего? Результаты исследований, формулы.
- Это ей ни к чему, она про любовь искала, Лидия Николаевна, - Маша порывисто сжала ее руку. - Простите эту дуру. Избави бог, если Павел Иванович узнает. Я уж надеюсь на вас. А то Нюрка от стыда сгорит. В пески убежит.
Она встала, оправила складки платья и уже на ходу сказала:
- Пойти валерьянки ей накапать. Ревмя ревет.
Оставшись одна, Лида попыталась собраться с мыслями. Значит, Нюра, или, как она ее называет, Анечка, любит Павла Ивановича. В этом Лида не находила ничего удивительного - сердцу не прикажешь. Человек он интересный, умный, и душа у него чистая. Есть за что полюбить. Но при всех этих великолепных качествах Лида не видела в нем человека, с которым бы могла связать свою судьбу. Но мысли ее опять возвращались к Нюре. Почему она рылась в чужом ящике? Как она могла подумать, будто в техническом дневнике, который Лида приносила из лаборатории, записывались любовные волнения? Лида терялась в догадках. Она не сомневалась, что Нюра мучительно переживает невысказанную любовь. Но при чем тут дневник? Если она искала в нем технические данные, то ей самой они не нужны - в химии она безграмотна; если же хотела передать другому, то должна бы понимать, что этим она принесет вред не только Лиде, но и любимому человеку. Значит, и эта догадка не подходит. История по меньшей мере странная.
Как бы должен поступить любой честный советский человек на месте Лиды? Прежде всего признаться в своей ошибке: нельзя хранить лабораторные записи в незапертом ящике. Затем сообщить руководителю о совершившемся факте: записями интересовался посторонний человек. Да, посторонний, так как никакого отношения к ее работам Нюра не имела.
Но Лида колебалась. Во-первых, она не сама обнаружила этот факт, а узнала от Маши, которая просила ничего не говорить Павлу Ивановичу. Во-вторых, Лиде очень не хотелось выдавать девичью тайну. Кроме того, не подумает ли она, будто Лида с нею соперничает, а потому и пользуется ее ошибкой, которую Павел Иванович никогда не простит.
Но самое главное, что удерживало Лиду от необходимого шага, это вера в человека. Уж очень несовместимыми в ее глазах были поступок Нюры и она сама простая рабочая девушка, наивная, робкая. Разве она могла на это решиться? Никогда. Здесь какая-то ошибка.
- Скучаете, Лидочка? - спросил Багрецов, усаживаясь рядом и поднимая воротник светлого плаща. - Разрешите? Или Кучинского прислать для развлечения?
- Покою он вам не дает, только о нем и думаете.
- Не могу иначе. Жорка мне даже во сне снится. Закрою глаза, а он уже тут как тут: "Здорово, старик! Как поживаешь?" - Вадим откинулся на спинку и уныло добавил: - Раньше детям домовые снились. Счастливые ребята.
Лида в детстве дружила с Вадимом, делилась горестями и радостями. Почему бы сейчас не посоветоваться? Он никогда не воспользуется ее откровенностью для каких-нибудь своих целей. Болтать тоже не будет.
- Тимка спать пошел, - зажмурив глаза, лениво бормотал Вадим. - Любит он это занятие, и снится ему Стеша, а не Жорка.
- Послушайте, Вадим. Хоть на пять минут можете вы Кучи некого позабыть?
- Постараюсь.
Лида спрятала руки в рукава и поежилась.
- Прохладно. Не знаю, как быть. - Очень странная история... Но если я попрошу, вы никому не скажете?
- Даже Тимке?
- Да.
Вадим нерешительно ответил, что это ему трудно, от Тимки он ничего не скрывает, но если Лида требует, значит так нужно.
Лида передала Багрецову разговор с Машей, свои наблюдения и наконец спросила - могла ли Нюра интересоваться техническим дневником или она действительно искала в нем что-либо похожее на интимные записки?
Запустив пальцы в свою курчавую шевелюру, Вадим молчал. Вряд ли Нюра осмелилась рыться в чужих тетрадях; но ведь Маша это не выдумала.
- Кучинский! - Вадим решительно тряхнул головой и, заметив удивление Лиды, пояснил: - Нюру не могли интересовать лабораторные записи. А Жорку? Почему бы и нет?
- Ну, знаете ли! - Лида всплеснула руками и собралась уходить. - Ваша ненависть к Кучинскому заходит слишком далеко. Это нечестно. И на вашем месте я поостереглась бы от подобных обвинений.
- Почему на моем месте?
- Потому, что все знают, как вы к нему относитесь. Да если бы Кучинскому нужны были технические сведения, записанные в моей тетради, он получил бы их без тайные посредников. Чего проще обратиться к Павлу Ивановичу. Потом, не забудьте, химией он не занимается. Она его не интересует.
- Значит, интересует кого-то другого, - спокойно заметил Вадим. - Жорка на все способен. Я видел, как он вертелся у Нюры под окном. Серенады ей пел. А она и уши развесила.
- Вот так логика! Смешно назвать ее женской. Детская логика! Нюра влюблена в Павла Ивановича, а не в Кучинского. При чем же тут серенады?
Вадим подумал, что здесь есть какая-то связь. А вдруг у Жорки и Нюры нашлись общие интересы? Конечно, это лишь подозрения, неясные, беспочвенные, на них ничего не построишь, но и отмахнуться нельзя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});