Спокойнее.
Я набрала воздуха и наклонилась вперед, ослабляя напряжение в плечах. Было уже очень больно, но, как ни странно, все сразу прошло. Под врезавшимися в распухшую кожу пластмассовыми ремнями стучала кровь.
Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз!
Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз!
Успокоиться. Я разжала кулаки.
Всадник едет.
Камеры были нацелены на меня. Наблюдали. Любопытствовали, как я справлюсь.
Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз!
Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз!
С этим я могу справиться. С ожиданием – могу.
Всю жизнь только и делаю, что жду.
Так что с этим я справлюсь.
И все же. Пресс медленно сокращал пространство до поддона. Боковина поршня находилась уже у меня перед лицом. В какие-то секунды я не в состоянии была видеть ничего другого, кроме старинного посеревшего дерева. Железная полоса терлась мне по носу. А потом он продвинулся еще, и над ним мне стало видно происходящее.
Толливер Бёрр перекатывался с пятки на носок, как будущий отец, ожидающий появления наследника. Бакл наклонила голову, разговаривая с голосом в ухе. Арментерос просто стояла.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
Временами во мне всплескивала паника, и руки вздрагивали и сжимались. Но вообще справлялась я неплохо.
Верх поршня был уже у плеч. Ладони стало невозможно увидеть.
Я обернулась, чтобы взглянуть на здание обители, но его окна были мертвы.
Слева – загон с молочными козами, созревающие тыквы.
Справа – садовые террасы.
Впереди – дыра телекамеры. Пылающее синевой небо.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
Что я почувствую, когда…
Руки дернулись из ремней. Под пластиком пульсировала кровь.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
Поршень уже был ниже ключицы. Насколько он толстый? Сколько от края до рук? Девять дюймов? Шесть?
Спокойнее, Грета. Спокойнее. Всадник уже едет.
Пыль. Я наконец увидела облачко пыли. И просто вцепилась в него взглядом.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
– Вы подтверждаете? – сказала Бакл и кивнула, как будто сама себе. Склонила голову набок. Подняла взгляд. – Генерал, к нам приближается человек. Верхом на лошади. Один.
– ООН, – проворчала Арментерос.
Талис.
Последовала пауза. Поршень провалился еще чуть-чуть.
– Лебединые Всадники не вооружены, – сказала Бакл. – Только луки.
– Традиционно – да, – кивнула Арментерос.
То, что здесь происходило, было весьма далеко от традиции.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
Я выгнула запястья – ремни впились в руки, – подняла пальцы и вытянула изо всех сил вверх. Кончики дотронулись до дерева.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так.
На этот раз, когда пресс сделал очередной шаг вниз, сердце пропустило удар.
Шаркая, Арментерос подошла к Бёрру и встала сзади, вглядываясь в монитор.
Несколько дюймов. У меня оставалось в запасе несколько дюймов.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
– Из Галифакса – ни слова?
– Слов предостаточно. – Бёрр постучал по своему наушнику. – Но не те, которые вам нужны.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
– Они могли увидеть Всадника?
– Ни в коем случае, – покачал головой Бёрр. – Мы заблокировали помехами все сигналы на несколько сотен миль вокруг.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
– Может, мне поговорить с королевой? – Даже у Арментерос сейчас в голосе прозвучала неуверенность.
Толливер Бёрр засмеялся:
– Вот то, что мы уже говорим королеве.
Я увидела радужный блеск объектива, передвинувшегося мне на лицо.
– Взгляните только, она просто великолепна!
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
Даже зная, что здесь камера, я не удержалась, когда пресс задел кулак. Откуда-то, будто со стороны, до меня донесся дикий вопль, и я изо всех сил стала вытягивать руки из ремней.
– Видите? – сказал Бёрр. – Королева сломается. Ставлю на это успех моего следующего проекта.
Арментерос передернуло, когда она посмотрела на меня и на пресс.
– Вы, Бёрр, поставили гораздо больше.
Тик. Так. Щелк.
Тик. Так. Вниз!
Я вжалась ладонями в камень, стараясь сделать их как можно более плоскими. Вокруг них чувствовалось движение воздуха, ветер, зажатый в крошечном пространстве между прессом и камнем.
– Генерал, – окликнула Бакл. – Всадник прибыл.
Я резко повернула голову. Дыхание участилось, стало прерывистым. Не успевает, не успевает! Пока лошадь перевалила за гребень холма, пресс одолел еще три ступени вниз.
Всадник с громким топотом спустился с холма, от ветряков, и у камер резко натянул поводья, так что лошадь загарцевала. У бедного животного тяжело поднимались ребра. Когда лошадь вскинула голову, изо рта у нее полетела пена.
– Не пускайте ко мне в кадр! – крикнул Бёрр.
Пара камберлендцев встала между Всадником и камерами, отчего лошадь попятилась. Но я уже разглядела лицо Всадницы. Как вспышка, мне вспомнилось последнее мгновение, когда я ее видела. Тогда я тоже была напугана – оно осталось выжженным у меня в памяти. Это была та самая Всадница, что приезжала за Сиднеем, белая женщина с коротко остриженными волосами, делающими ее похожей на синицу. Умело правя шарахающейся взмыленной лошадью, Лебединая Всадница подняла голову и…
И оказалось, что это совсем другой человек. Когда она приехала убить Сиднея, то была неуверенной – до обидного неуверенной в себе, словно это ей, а не нам надо взять себя в руки. Сейчас мягкие голубые глаза были пронзительными, как электрический разряд. Аккуратные волосы слиплись от пота. Женщина ослепительно улыбнулась.
– Всем привет, – помахала она рукой собравшимся. – Меня зовут Талис.
Глава 18. Талис
Тик. Так. Вниз!
– Талис! – закричала я.
Все замерли, а пресс… Поршень уже лег мне на руки. Дно давило. Больно не было, но сила нарастала, и некуда было деваться, запаса уже не осталось, жд ать больше нельзя. Это уже то, что я делать не умею.
– Остановите пресс! – приказал Талис. – Ха! Сколько веков я такого не слышал. «Остановите печатный пресс, новый материал срочно в номер!» Но тем не менее остановите. – Улыбка стала жесткой. – Или наколю ваши головы на пики.
Но камберлендцы застыли как вкопанные. «Пожалуйста, пожалуйста, – повторяла я в голове, и еще: – Талис-Талис-Талис». Но выговорить ничего не могла. Тик, так – падал пресс. Каждый бугорок на запястье, каждая костяшка, которая не могла выпрямиться и стать плоской, – стала плоской.
Где-то послышалось: «Хрусть».
Паника придала мне невероятных сил, и я потянула руки так, что плечи… Боль была такая, словно меня пронзили два железных прута, выворачивая плечевые суставы, прибивая выпрямленные руки и размалывая ладони. Говорить я по-прежнему не могла, но начала кричать.