Он также оспорил утверждение Вильгельма насчет того, что к 1909 г. у Великобритании будет в три раза больше линкоров, чем у Германии: «Я сказал, что не могу понять, как его величество пришли к таким оценкам относительно могущества двух флотов на 1909 г. Я мог лишь предполагать, что в состав «шестидесяти двух британских линейных кораблей первого класса» он включил все устаревшие суда, которые можно было бы найти на плаву в британских портах и которые еще не были проданы на металл». В своей версии пересказа этой беседы Вильгельм утверждал, что поставил Хардинга на место: «Я ведь тоже адмирал британского флота[353] и куда лучше вашего знаю, что говорю, – ведь вы человек гражданский и совсем не разбираетесь в этом». В этот момент кайзер послал адъютанта за списком боевого состава флотов, который публиковался германским адмиралтейством каждый год, – он хотел доказать, что его расчеты были верны. Хардинг же сухо заметил, что Вильгельм дал ему копию списка «для того, чтобы наставить и убедить». Английский дипломат отвечал, что ему очень хотелось бы верить в точность предоставленных данных.
Что характерно, версия Вильгельма и в этом совершенно отличается от английской – Хардинг будто бы «застыл в безмолвном удивлении», а Лессельс, который, по словам кайзера, был полностью согласен с германскими расчетами, «с трудом сдерживал смех». Далее Вильгельм писал Бюлову, что в конце разговора Хардинг лишь жалобно спросил: «Нельзя ли все же прекратить постройку кораблей? Или хотя бы строить их меньше?» – на что Вильгельм ответил: «В таком случае мы будем сражаться, поскольку это вопрос нашей чести и достоинства». Он якобы посмотрел Хардингу прямо в глаза, после чего последний залился краской, низко поклонился и попросил прощения за свои «необдуманные слова». Кайзер был доволен собой: «Разве я не дал достойный ответ сэру Чарльзу?» Бюлов с трудом мог поверить этому рассказу, и его подозрения были подтверждены коллегами, присутствовав шими при этом разговоре, который, по их словам, был вполне дружественным. Хардинг говорил откровенно, но с уважением – да и кайзер тоже сохранил хорошее настроение.
Тот факт, что эта беседа не привела к росту взаимопонимания между Англией и Германией, печален, но не удивителен. Предупреждения Хардинга насчет того, что в ответ на рост темпов строительства германских боевых кораблей общественное мнение вынудит кабинет принять собственную контрпрограмму расширения ВМС, – были проигнорированы. На самом деле, по словам Бюлова, Вильгельм покинул Кронберг в убеждении, что ему удалось доказать английским гостям правоту германской позиции. Кроме того, Мольтке[354] – начальник Генерального штаба германской армии – уверил Вильгельма в том, что Германия в военном отношении была полностью готова к конфликту. Таким образом, у немцев не было причин осторожничать или ограничивать размах своих кораблестроительных программ. Вильгельм уверял Бюлова: «С англичанами работает только откровенность. Беспощадная, даже жестокая прямота – вот лучший способ вести себя с ними!»[355]
На деле же британцы только укреплялись в своих подозрениях. В том же году их еще больше встревожил один шаг, который на самом деле был совершенно невинной попыткой германского флота поддержать национальное кораблестроение. Данцигская верфь Schichau осенью обратилась с просьбой заранее заключить контракт на постройку одного из крупных боевых кораблей, запланированных на следующий год. Руководство компании опасалось, что в ином случае ему пришлось бы уволить многих опытных рабочих, – да и вся городская экономика в этом случае неизбежно пострадала бы. Примечательно, что Данциг, уже будучи Гданьском, вошел после 1945 г. в состав Польши, а Schichau стала частью крупной судоверфи имени Ленина, где в 1980-х гг. развернуло свою деятельность движение «Солидарность». Руководство флота согласилось на это, и, хотя дата, назначенная для спуска корабля на воду, осталась прежней, такое решение сильно встревожило Британию. Той осенью английский военно-морской атташе в Берлине сообщил своему руководству, что немцы приступили к постройке дополнительного линкора, и англичане пришли к верному по существу, но основанному на ложных данных заключению, что немцы ускорили темпы усиления своего флота[356].
В это время и произошел один из тех неприятных инцидентов, которые, казалось, определяли все развитие англо-германских отношений до 1914 г. 28 октября The Daily Telegraph опубликовала материал, который был подан как интервью с кайзером. На самом деле это была журналистская обработка бесед Вильгельма с английским землевладельцем полковником Эдвардом Стюартом-Уортли, у которого кайзер годом ранее частным образом останавливался. Эти двое несколько раз беседовали, но кажется, что это скорее Вильгельм старался выговориться насчет того, как он всегда стремился к хорошим отношениям между Германией и Англией и как англичане никогда не ценили его усилий. Вильгельм также критиковал сближение Британии с Францией. Союз с Японией он тоже считал крупной ошибкой, намекая на «желтую опасность»: «Пусть вы даже и не понимаете меня, но на деле я строю свой флот вам же в поддержку». Стюарт-Уортли принял эти слова на веру и решил, что если бы только англичане перестали слушать злопыхательства антигерманской прессы, а обратили бы внимание на истинные мотивы Вильгельма, то отношения между двумя странами смогли бы улучшиться в мгновение ока. В сентябре 1908 г. он передал сделанные им в ходе бесед заметки журналисту из The Daily Telegraph, и тот переписал их в форме интервью, после чего получившийся результат был отослан Вильгельму для одобрения.
Что удивительно, Вильгельм в тот раз повел себя разумно и передал текст «интервью» своему канцлеру. Бюлов позже утверждал, что был занят, тогда как его враги говорили, что он просто был слишком раболепен и не посмел править слова своего повелителя. Во всяком случае, он просто просмотрел документ и переслал его в министерство иностранных дел для оценки. И снова это «интервью» проскользнуло дальше без должного изучения, что отлично иллюстрирует хаотичную манеру работы германского правительства. Неосмотрительность кайзера была известна, и многим людям по должности следовало бы позаботиться о надлежащей редакции текста. Германскому правительству в прошлом неоднократно приходилось использовать все свое влияние и платить немалую цену за то, чтобы сгладить эффект потенциально вредных излияний Вильгельма[357]. Но в итоге «интервью» попало на страницы The Daily Telegraph неисправленным и содержащим в себе все романтические надежды кайзера снискать любовь англичан[358].
Для человека, который слишком часто говорил своим чиновникам, что он знает англичан лучше их, Вильгельм допустил слишком большие ошибки как в тоне (одновременно жалобном и обличительном), так и в содержании своих речей. Он жаловался, что англичане «безумны, безумны, безумны – как мартовские зайцы». Как могут они не видеть, что германский император – их друг и желает лишь жить с ними в мире и согласии? «Мои действия, кажется, должны говорить сами за себя, но вы игнорируете их и вместо этого прислушиваетесь к тем, кто извращает и искажает их смысл. Это глубоко оскорбляет меня»[359]. Повозмущавшись еще в том же духе, кайзер обратился к вопросу о жизненно важной поддержке, которую он оказал Британии во время Англо-бурской войны. Он не без оснований указывал на то, что Германия помешала другим европейским державам напасть на Англию в ходе этого конфликта. Более того, он своими собственными руками подготовил для англичан план кампании, который после проверки офицерами германского Генерального штаба был отправлен в Лондон. Было удивительно, продолжал он, что британцы всерьез считали, будто германский флот строится для войны с Англией, тогда как на самом деле было вполне очевидно, что он нужен Германии для поддержания ее собственной империи и морской торговли. Однажды Британии предстоит обрадоваться тому, что германский флот существует, – и случится это тогда, когда в Лондоне поймут, что Япония, в отличие от Германии, отнюдь не является верным другом.
В любой другой момент англичане могли бы и не обратить внимания на слова Вильгельма, но они появились в печати как раз тогда, когда гонка вооружений на море вошла в новую зловещую фазу, а все предыдущее лето прошло в ожидании германского нападения. Кроме того, на Балканах как раз возник серьезный кризис вокруг Боснии – да и трения между Германией и Францией по поводу Марокко тоже могли, как многим казалось, привести к войне. Хотя многие просто восприняли интервью как еще одно свидетельство неуравновешенности кайзера, Айра Кроу немедленно подготовил для министерства иностранных дел свой анализ этой публикации, где заключал, что она – лишь часть общих усилий Германии, нацеленных на усыпление бдительности британского общества. Сторонники усиления флота также призывали увеличить расходы. Министр иностранных дел сэр Эдвард Грей делал все от него зависящее, чтобы успокоить умы, и в частном письме другу сокрушался: «Из-за германского кайзера я постарею до срока; он похож на линкор с работающими машинами, но без руля – рано или поздно он во что-нибудь врежется, и это будет катастрофа»[360].