Читать интересную книгу Кутящий Париж - Жорж Онэ

— Так вот уж вы до чего дошли! — иронически процедил Этьен. — Черт побери, госпожа де Ретиф обратила вас в маленький образец дрессировки на свободе довольно редкого сорта! Вы ее уважаете? Это должно сильно ее изменить! А удивить и еще того более! Держу пари, что вы только что возвратились не из Трансвааля, но откуда-нибудь подальше, милостивый государь, если способны верить респектабельности Валентины! Любите ее, черт побери, если она вам разрешает, только не преклоняйтесь перед нею!

— Милостивый государь, — возразил Превенкьер, — я принимаю в соображение, что ваши речи подсказаны вам отчасти оскорбленной гордостью и обманутой любовью, но не могу, однако, забыть, что познакомился с госпожою де Ретиф в вашей собственной гостиной, в обществе вашей супруги и всех ваших друзей. Если она — особа, не заслуживающая уважения, к чему же вы принимали ее у себя так любезно? А если она была достойна подобного приема, каким же именем назвать ваш отзыв о ней в данную минуту? Госпожа де Ретиф удостоила вас своей благосклонностью, позволяя вам заботиться о ней. Разумеется, я не утверждаю, что она действовала правильно, уступая вашим настояниям, но могу засвидетельствовать, что относительно вас она держалась с полным достоинством, относительно же госпожи Леглиз — с удивительным тактом. Я знаю, что свет, где вы вращаетесь, не есть школа добрых нравов, что в нем терпимы многие слабости, которые не унижают в вашей среде женщин, предающихся им. Но что не может быть терпимо, так это — чтобы мужчина, воспользовавшись женскими слабостями, был настолько мало щепетилен, чтобы унижать за них особу, которая была с ним близка. Во всех странах, даже в Трансваале, запомните это, господин Леглиз, подобный поступок называется подлостью…

— В Париже, — хладнокровно возразил Этьен, — мы называем это «судаченьем». Да еще вопрос, стоит ли женщина, чтоб о ней так много толковать!

— Женщина, какова бы она ни была, может требовать от нас уважения. Вдобавок с вашей стороны тем менее простительно злословить о госпоже де Ретиф, что вы сами в отчаянии от ее потери и ваше негодование всё еще внушено вам любовью!

При этих словах лицо Этьена передернуло; он побледнел, сделал попытку рассмеяться, но у него из горла вырвалось что-то вроде свиста, а глаза наполнились слезами.

Он остановился на минуту, сжал локоть Превенкьера, с которым шел под руку, и произнес:

— Вы правы! Да, я обожаю эту негодяйку! Приколдовала она меня, что ли? Я не могу без нее обойтись и прихожу в бешенство при одной мысли, что она меня бросит… Если б она согласилась меня принять, я готов подняться к Ней на лестницу на коленях, ползком. Вот целые четверть часа, как я браню ее перед вами, а между тем со вчерашнего дня я ей пишу письмо за письмом, чтобы добиться свидания с нею. Она дала мне отставку с невероятной суровостью. Накануне была так ласкова, мила, а на другой день — неумолима, Сейчас вы меня упрекнули за то, что я говорил на ее счет… но сама-то она не во сто ли раз более несправедлива и жестока ко мне? Ну, заслужил ли я, чтоб меня прогнали, как проворовавшегося лакея? В чем я виноват перед ней? Ведь я ради нее разорился…

— Мужчина не разоряется ради женщины, — сурово перебил Превенкьер. — Он разоряется ради собственного тщеславия. Разве госпожа де Ретиф требовала тех безумств, которые вы творили? Ведь вы сами хотели, чтобы она затмила всех соперниц, чтобы она была всех изысканнее, блестящее. Вам надо было, чтобы люди говорили при виде ее обстановки, лошадей, бриллиантов, туалетов: «Это Леглиз доставляет всю эту роскошь, это ему принадлежит та восхитительная красавица. Она живое доказательство его расточительности, яркая вывеска его богатства». А вы воображаете, что госпожа де Ретиф обязана вам чем-нибудь за то, что вы так безумно проматывали на нее деньги, проматывали до подрыва собственного кредита? Нет, милостивый государь, ничуть не бывало! Не из любви к ней разорили вы свой завод, а из любви к самому себе! Вдобавок ей противно это пусканье пыли в глаза; у нее простые вкусы.

— Она вам это говорила? — насмешливо спросил Этьен.

— Она мне это доказала. Госпожа де Ретиф хочет продать всю свою обстановку, лошадей, бросить квартиру, чтобы жить на собственные доходы.

— И вы поймались на эту удочку? Ну, вы гораздо моложе, чем я думал!.. Значит, она прикинулась перед вами простой и скромной? А вы так и поверили на слово ее добродетели? Постойте, бесхитростный человек, мы с вами когда-нибудь возобновим еще наш разговор. Но ведь какая она умная бестия! Чего ей от вас надо?

Вдруг он остановился и топнул ногой.

— Ах, черт возьми, брака! Вы на ней женитесь?

— Я предлагал ей свою руку, она отказала.

Леглиз молча шагал возле Превенкьера. Он размышлял. Они шли по аллее Буа. Судя по их спокойному виду, этих соперников можно было принять за двух Друзей, прогуливающихся ради гигиенических целей. После минутной паузы Этьен сказал:

— Эта женщина способна на все! Пожалуй, она и в самом деле хочет остепениться. Если Валентина избрала вас, чтобы помочь ей сделаться порядочной особой, вы можете похвастаться, что выиграли квинтерну в лотерею. Умная, ловкая, энергичная, насколько я ее знаю, она будет несравненной подругой жизни, если раз забрала себе в голову свернуть на честный путь. В Париже через несколько месяцев все забывается. И вдобавок общество никогда не судило строго таких хозяек, в число которых сумеет вступить госпожа де Ретиф. При вашем богатстве она так поставит ваш дом, что все станут считать за честь в нем побывать, и действительно у вас будет весело. Теперь я понимаю ее недомолвки, тревоги. Сотни подробностей, которым я не придавал в то время значения, всплывают теперь передо мной. Ей надоело непрочное положение, в котором она находилась. Она мечтала о чем-нибудь солидном и чувствовала, что я никогда не буду в состоянии доставить ей то, чего она хочет. Вдобавок Валентина слишком умна, чтоб не догадываться о моем разорении. Она бросила, собственно, не меня, а жизнь авантюристки.

Эта мысль, по-видимому, успокоила раздражение Леглиза. Он кончил тем, что стал подыскивать смягчающие обстоятельства для Валентины. Их подсказывало ему самолюбие, что он принимал с истинным облегчением. Превенкьер поощрял в нем эти проявления благоразумия, имея в виду прежде всего оградить от неприятностей Валентину. Способствовать благополучной и незаметной развязке такого щекотливого дела было выгодно банкиру во всех отношениях: ради любимой женщины, ради Розы и ради самого себя. Он был готов жалеть Этьена, утешать его, защищать. Вообще он отнимал у этого человека его собственность, стараясь расплатиться за нее как можно щедрее. Превенкьер не чувствовал себя вполне чистым перед ним. Если легко утверждать, что нельзя заставить женщину любить того, кто ей не нравится, то гораздо труднее убедить другого в том, будто бы со стороны мужчины честно сделаться сообщником измены.

Банкир начинал находить в душе, что Леглиз не особенно ревнует к нему Валентину; мало того, Этьен как будто совсем не считал его серьезным соперником. Покинутый любовник винил только одну госпожу де Ретиф, не делая Превенкьеру ни малейшего упрека, так что тот наконец невольно спросил:

— Во всяком случае, вы на меня не сердитесь?

— С какой стати? Вы тут ни при чем. Это все штуки Валентины, я отлично вижу. Вы или другой, ее измена все равно была неминуема. Вы еще лучше всякого другого, и это предпочтение мне не так обидно. Если б она выбрала, что совершенно зависело от ее каприза, какого-нибудь модного франта, вроде маленького Фурнериля, или богатого кутилу, как Бернштейн, мне было бы стыдно, что меня променяли на товарища. Но вы, вы человек серьезный, это дело другое! Я ужасно обижен, огорчен, потому что потерять такую женщину, как Валентина, слишком больно; тем не менее я уверен, что ее счастье будет упрочено, и это служит мне утешением.

— Вы, кажется, сейчас дадите мне свое согласие! — с досадой воскликнул Превенкьер. — Черт побери, я не просил его у вас, помните это и не высказывайте столько уступчивости! Если так пойдет дальше, завтра вы станете уверять, что это дело сладилось с вашего согласия.

— Ай-ай, теперь заговорило ваше собственное самолюбие! — подхватил Этьен. — Мы не останемся друг у друга в долгу, надо полагать! Успокойтесь, однако, мое горе слишком действительно, чтобы вы могли обижаться; но, помогая сыграть со мною скверную штуку, вы, может быть, оказали мне настоящую услугу. Я губил себя из-за этой чертовки, а теперь, пожалуй, приложив побольше старания к делу, еще как-нибудь и выкарабкаюсь.

— Я помогу вам в этом! — с жаром воскликнул Превенкьер.

— Нет, — возразил ледяным тоном Этьен, — мне ничего от вас не надо. Я должен вам деньги; вы довольно грубо напомнили мне о том сейчас. Итак, останемся при условиях нашей финансовой сделки. Если я не заплачу в срок, пользуйтесь своим правом.