раскрыть рот, чтоб осадить наглого Каза, Хазаров спокойно отвечает ему:
— Она здесь не прислуга, не зарывайся.
— Ну омлет-то она может сделать? — не унимается любящий ходить по краю Каз, а Ар, чуть откинувшись на спинку барного стула, радостно скалится, с удовольствием переводя взгляд с одного на другого и, похоже, получая кайф от привычного зрелища пикировок своих друзей.
— Может. Но не будет. — Отрезает Хазаров, затем вскидывает на меня взгляд и командует, — иди в комнату.
И вот есть в его тоне что-то такое, что я даже не думаю противоречить!
Наоборот, облегчение испытываю, что можно вот так легко отсюда уйти.
Молча подхватываю кофе и спешно выдвигаюсь в указанном направлении.
Чувствую на спине и ниже спины внимательные взгляды мужчин. Ух! До мурашек!
— Пока, нянька, — тянет вслед неугомонный Каз, что-то предупредительно бухтит Ар, и тяжело, каменно молчит Хазаров…
Ускоряюсь, не желая присутствовать при разборках. А в том, что они начнутся, стоит мне пропасть из зоны видимости, никаких сомнений. Слишком уж атмосфера там густая, того и гляди, молнии примутся простреливать…
Можно было бы , кстати, тормознуть и подслушать, но не делаю этого.
Во-первых, могут поймать, вдруг у него тут камеры?
Ну, и во-вторых… Не люблю я этого. Все, что мне надо, лучше сама спрошу.
Иду к себе, предварительно заглянув опять к Ваньке.
Спит ребенок, да сладко так. Умотался, чудище неугомонное.
Захожу в комнату, раздергиваю шторы, окно, выходящее во внутренний дворик, к бассейну, панорамное, отъезжает вбок.
Открываю его, и комнату наполняет свежий утренний воздух.
Стою пару минут, с наслаждением дыша, затем подтаскиваю кресло прямо к проему, забираюсь в него с ногами, ставлю чашку с парящим кофе на подлокотник…
И выдыхаю, прислушиваясь к ощущениям.
Черт, а в этом определенно что-то есть…
Утро, солнце, птицы поют. Бассейн, большой, метров двадцать пять, наверно, в длину, голубой-голубой. Я представляю, каково это: вот так каждое утро встречать, дышать этим воздухом, смотреть на эту зелень, плавиться под этим солнцем… Наверно, Ванька быстро к такому привыкнет… И полюбит. Уж явно здесь ему будет лучше, чем в бывшей вьетнамской общаге, в одной комнате с пьющей и водящей мужиков матерью…
Хазаров, кажется, настроен очень серьезно насчет него, и это хорошо… Ванька очень похож на него, вот только характер другой, конечно.
Хазаров — каменная безэмоциональная глыба, а Ванька — тактическая боеголовка… Разворотит глыбу на раз…
Улыбаюсь, понимая, что думаю об этом всем уже без прежнего негатива. В конце концов, можно же все решить миром… Хазарову не обязательно лишать Ваньку матери, достаточно как-то повлиять на Тамару, отправить на лечение, например… И договориться о совместной опеке. Думаю, в суде Ванька сам примет правильное решение, с кем ему жить… А я, со своей стороны, попробую повлиять на него, сделать этот переход помягче…
В голову приходит мысль, что, если Ванька будет жить тут, с отцом, то нашему общению неминуемо придет конец. Это сейчас он, словно бездомный котенок, ищет ласки у единственного, так уж вышло, неравнодушного человека… А, когда найдет общий язык с отцом, то забудет обо мне, море других задач будет: учеба, к тому же, Хазаров наверняка его примется приобщать к спорту, загрузит всем, чем положено грузить десятилетнего мальчишку…
А я в этом всем — явно лишняя фигура… Ваньке уже не так сильно будет требоваться общение со мной, он не сможет приходить на работу или домой ко мне…
Да и я в реанимацию районной больницы больше не вернусь, а в другом месте кто его знает, какие требования?
Да и вообще… Ему интересно со мной сейчас, а потом…
Сглотнув непрошенный ком в горле, пью кофе, успокаиваясь и думая о том, что все же к лучшему…
В конце концов, он мне чужой, я и не планировала его растить… Не собиралась постоянно в его жизни присутствовать. Я ему никто, так, неравнодушный человек…
Мы , возможно, захочем какое-то время после всего этого общаться, перезваниваться, иногда встречаться. Но с каждым разом тем для разговора будет все меньше. И это нормально. Совершенно. И слезы эти дурацкие вообще не к месту. Я сделала все, что должен на моем месте сделать нормальный , совестливый человек. Я помогла ребенку, спасла его и определила в безопасное место, нашла близких ему людей, которые с удовольствием позаботятся…
А то, что я сейчас чувствую, называется эгоизм.
И это глупо… И все складывается хорошо, как надо, складывается.
Только больно почему-то…
Допиваю кофе и собираюсь вставать, проверять опять Ваньку, переживая , что он проснется один в незнакомом доме и может почувствовать себя одиноко и неуверенно, и в этот момент возле бассейна появляются Хазаров и его гости.
Поспешно прячусь за штору, удивляясь сама себе. Никогда, вроде, излишней стыдливостью не страдала…
Но почему-то не хочется показываться им на глаза.
И это желание еще больше крепнет, когда они начинают стягивать футболки…
Глава 39
Никогда не замечала за собой особого интереса к мужским голым торсам. Вот уж чего насмотрелась в своей жизни, так это голых мужиков… Во всех видах. Особенно анатомичка запомнилась, еще в колледже. После такого как-то по-другому на многие вещи смотришь… Потом, конечно, было много чего похлеще, но та перваю оторопь — на всю жизнь…
И, в сязи с этим, совершенно непонятно, отчего прямо-таки замираю, внимательно разглядывая в деталях не подозревающих о том, что за ними наблюдают, мужчин.
Хотя, конечно, там есть, на что посмотреть!
Невольно сравниваю совсем недавнее зрелище полуголых и совсем голых мужиков в качалке Хазарова ( черт, не вспоминать про питона, не вспоминать… ну вот, опять!).
И понимаю, что там как-то по-другому было… Вроде, и мужчины все с мышцами, и тестостероном на полкилометра от зала прет, но такого эффекта не было…
А тут… Есть эффект.
Каз высокий, смуглый, поджарый, как хорошая гончая, на фоне своих друзей выглядит стройным. И только присмотревшись, понимаешь, что он на самом деле очень крепкий, и с мышцами там полный порядок.
Он стягивает футболку рывком, расстегивает джинсы, легко скидывает их и ныряет в бассейн, входит в воду настолько аккуратно, что даже плеска нет, проплывает под водой чуть ли не до противоположного борта, выныривает, отфыркивается и опять уходит под воду,