Читать интересную книгу Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

Все это никак не увязывалось ни с Конго, ни с торговлей оружием.

– Он был другом Джованни?

– Нет.

– Врагом?

– У отца не было ни друзей, ни врагов. Только партнеры.

Эти готовые формулировки казались особенно пустыми теперь, когда жестянщик пребывал в могиле.

– Ты с ним уже встречалась во Фьезоле?

– Никогда. От этого субъекта несет серой, и пусть отец не был ангелом, он никогда бы не показался на люди рядом с такой мразью.

– За что он загремел в тюрьму?

Марчелло вмешался – он, очевидно, был счастлив, что внезапно оказался приближен к команде самых шикарных следователей во Флоренции.

– Если мне будет позволено, – выдохнул он, – в свинцовые времена[64] Баладжино принадлежал к NAR, Вооруженным революционным ячейкам, одному из крайне правых военизированных итальянских движений. Его прозвали il Nazista[65]. Был арестован за вооруженный грабеж. Позже его обвиняли и в других преступлениях: убийстве одного журналиста и теракте на вокзале в Болонье, но в результате оправдали. В Италии невозможно отделить правду от легенды.

Лоик чувствовал, что запутался, но, по крайней мере, ломота и дрожь утихли. Может, в конечном счете лучшее, что он может сейчас сделать, – это вздремнуть в одном из кресел в холле отеля…

– Кроме моего отца и Баладжино, в то утро кто там еще был? – продолжила София.

– Только один человек. Крепкий. Лет сорока. Блондин с очень бледной кожей. Похож на шведа или что-то в этом роде…

– Ты его уже видел?

– Никогда.

– Что-нибудь еще можешь сказать?

Марчелло выдал елейную улыбку, которую мажордом приберегает на случай, когда ему удается предугадать желание хозяина.

– Я записал номер его машины.

– А откуда ты знаешь, какая машина была его?

– Когда я проезжал мимо, он полез за папкой в одну из машин. «Фиат-мареа». Все это показалось мне очень… странным.

– Дашь нам номер?

Марчелло достал сложенную вчетверо бумажку, как если бы он хранил ее в пиджаке с того памятного утра в ожидании графини.

– Ты повторишь показания полицейским? – спросила она, убирая бумажку в карман.

– Нет, вы же прекрасно понимаете.

София улыбнулась и глянула на Лоика: тот мечтал поскорее уйти. Ему даже пришлось опереться о кофейный столик, чтобы сохранить равновесие.

– Спасибо, Марчелло.

– Что до вашего отца…

Метрдотель чуть было все не испортил несколькими банальными фразами, но вовремя спохватился, вспомнив, без сомнения, маленькую девочку, которая играла в садах Фьезоле, – уже тогда она была не из тех, кто жалеет себя или других.

Она поцеловала его в щеку. Лоик уловил то мгновение, когда высокий худой мужчина едва не заплакал. Чтобы не переборщить, он попрощался с ним сухо, просто легким кивком, напустив на себя злобный вид большой шишки. Совершенно смехотворно.

Они вышли из дворца и направились к машине, скрипя подошвами по гравию. Несмотря на полный упадок сил, Лоик вновь увидел, как дальнюю точку на горизонте, все те потрясающие мгновения, которые они разделили, она и он, здесь, в Тоскане, вместе погружаясь в тот античный покой, которого не найти больше нигде в мире.

Открывая дверцу, София бросила:

– Или успокойся, или принимай свой кокс, но больше мне таких фокусов не выкидывай.

52

– Поверить не могу, что я это сделал, босс.

– Тебя ведь это тоже устраивает, верно?

– Шеф, мы рискуем жизнями всего каравана.

Два часа дня. После молниеносной утренней атаки немало воды утекло под баржами. Перестрелка длилась всего несколько секунд, и никто не успел понять, что произошло. По словам находившихся на баржах солдат, тутси были по правому борту, то есть на правом берегу реки, а регулярные части FARDS, то есть правительственная армия и хуту, – по левому. А посередине – штатские, которые в очередной раз огребут по полной, и в первую очередь баржи, являющиеся, по сути, настоящим складом: провиант, жертвы, богатства (относительные), которые только и ждут мародеров. Капитан «Вентимильи» сказал свое слово: никаких остановок в Лонтано. Следующий пункт назначения в пятидесяти километрах к северу.

Единственный выход, который смог придумать Эрван, – саботаж. Сальво уверял, что достаточно разбирается в механике, чтобы вызвать поломку и вынудить плавучий поезд остановиться в окрестностях Лонтано. Он пробрался в машинный зал и вылез оттуда через час с испуганным видом:

– Мне это не нравится, босс. Мы тут шутки шутим, а духи, они этого…

– Мы остановимся или нет?

– Я перекрыл подачу масла. Скоро там все перегреется. Даже на такой лоханке лампочки замигают. Куда ни кинь, покажется, что мотору каюк. Капитан застопорит и пойдет сам проверить.

– Сколько времени на ремонт?

– Пока моторы остынут, около трех часов.

– А он не ляжет в дрейф?

– Нет. Известно, какие в Лонтано течения: ему придется бросить якорь. Не нравится мне это, папа. Ох не нравится…

– Кончай ныть. Ты же должен там сдать груз, верно?

Сальво неохотно кивнул. Эрван твердо стоял на своем. Его отец и на секунду бы не заколебался, прежде чем поставить под угрозу жизнь многих людей, чтобы закончить расследование или успешно провести операцию. Эта беспощадная кровь течет и в его венах.

Раздались крики. Пассажиры, после выстрелов прятавшиеся под навесами, сгрудились на палубе у борта, крича, указывая пальцами, пряча глаза. Эрван последовал за общим движением и уставился в точку на берегу, которая вызвала всеобщую ажитацию. Ничего примечательного. Все та же неизменная зеленая полоса, исчирканная черными штрихами.

Потом он вдруг увидел.

Кол за колом возвышались между стволами. Колы щетинились человеческими головами. Перерезанные горла махрились чудовищными воротничками – как плиссированные брыжи времен Генриха IV. На каждом шесте чуть ниже голов были прибиты гениталии. Вражеские тела, превращенные в самый простой знак…

– Тутси, – пробормотал Сальво дрожащим голосом. – Мы входим на их территорию.

Слишком поздно, чтобы отыграть назад их дурацкий план вынужденного причаливания. Эрван поднял глаза к ржавой керосинке, которая служила рубкой капитана. За стеклом виднелась его мерзкая рожа. В глазах у него горел огонек удовлетворения. Более, чем когда-либо, он должен был поздравлять себя с правильным решением пропустить следующую остановку – не зная, что его ожидает. Без сомнения, он догадается о махинации белого, но будет слишком поздно, чтобы заняться этим вплотную. Самым насущным станет застопорить моторы, отключить питание и ликвидировать аварию.

Эрван вернулся на свое место, как и остальные. Через несколько минут Африка с ее пеклом вступила в свои права. Серое раскаленное небо. Рыхлые однообразные берега. Можно поверить, что тотемы вообще не существовали, а обитатели барж стали жертвами массовой галлюцинации. Вскоре гипнотическая власть реки взяла верх. Каждый заснул под своим навесом или погрузился в сумрачное безразличие. Сама мысль, что вся эта толпа абсолютно беззащитна, а тутси совсем близко и готовы выбрать ее своей целью, отступила перед монотонностью путешествия и мощью жары.

Словно предчувствие сработало: Эрван проснулся и заметил первые признаки – предвестники когда-то существовавшего города. Вросший в землю фюзеляж самолета. Остовы вилл, увитые лианами и покрытые засохшей грязью. Береговые отмели, усеянные дохлой рыбой и разодранными сетями, – можно было поклясться, что рыбаки и их семьи пустились в бегство несколько часов назад.

Сальво еще спал.

– Подплываем! – закричал ему на ухо Эрван, пихая в бок.

– Ну и что? – спросил чернокожий, открыв один глаз.

– И никаких поломок на горизонте.

– А запаха не чуешь?

Вот уже два дня они жили, задыхаясь от вони газойля: Эрван не унюхал бы разложившегося трупа у себя под задницей. Но Сальво был прав: запах горелого перебивал испарения топлива. Раскаленные добела моторы наверняка были готовы взорваться. Он вышел из-под тента и поискал взглядом капитана: того не было. Конечно, он уже в машинном отсеке – пытается вместе с механиком определить, в чем проблема.

В этот момент мотор загудел, движение замедлилось – саботаж удался.

Все всполошились – никто не знал, остановятся ли баржи в конце концов, но на всякий случай держались наготове. Капитан вернулся к штурвалу с лицом, закаменевшим от ярости. На его изрезанном лице Эрван прочел две несомненные истины: во-первых, они причалят в Лонтано, во-вторых, с мзунгу он разберется позже.

Палуба на уровне илистого настила. Картина прежняя: полутень-полувода, гниющее дерево и ржавые сваи, семьи, поджидающие своих, причаленные пироги в надежде на возможную торговлю. Бытовая сценка вне всякой связи с неотвратимой опасностью.

– Ты знаешь, где диспансер? – спросил Эрван, застегивая сумку.

Сальво еще теснее прижал к телу свой чемодан.