Читать интересную книгу От часа тьмы до рассвета - Вольфганг Хольбайн

Она сделала решительный шаг к металлической площадке, которая вела назад, в крошечный коридор и на лестницу.

Элен не удержалась от последнего презрительного взгляда, которым она смерила Юдифь с головы до ног, но не стала ей возражать и разжигать ссору, которая грозила вот-вот разразиться. Она последовала за Юдифью, качая головой и со вздохом, с которым она стала похожа на мать, которая только что прекратила напрасные попытки объяснить своему первокласснику, что Деда Мороза не существует, если только можно представить какой-либо материнский жест со стороны рыжеволосой врачихи. Женщины вроде Элен не рожают детей, и никакие эксперименты по спариванию тут не помогут, и поэтому ее нервозный вздох добавил мне еще немного антипатии к ней. Юдифь была права, когда утверждала, что плохой характер не скроешь под дорогим дизайнерским костюмом, и вопреки естественным — мужским — инстинктам я не видел в ее стройных длинных ногах ничего эротического. И хотя я всегда считал лицемерами мужчин, которые утверждали, что они не обращают внимания на внешность женщины, потому что внутренние достоинства намного важнее, все-таки я ложился в постель с телом соответствующей кандидатки, а не с ее заносчивым характером.

Я присоединился к женщинам и неохотно спустился с ними обратно в подвал, хотя это было мое собственное предложение. Так как освещение, как я быстро установил, функционировало не только в круглом зале, но и на лестничной клетке, я начал бояться, что и ужасная выставка мертвецов если не освещена как днем, то, по крайней мере, имеет минимальное аварийное освещение, как и здесь. Представление, что я могу увидеть жуткие детали в круглом зале под башней, вовсе меня не вдохновляло. Бессвязные отрывки моего недавнего сна плясали перед моими глазами, когда на дрожащих ногах я шел следом за обеими женщинами, и мои опасения оправдались. Исследовательская коллекция была безупречно освещена, когда мы спустились по лестнице. Я опустил голову и постарался не отрывать взгляда от носков моих ботинок, проходя мимо керамических ванн и стеллажей. Юдифь тоже предпочла пройти весь путь быстрым шагом, не отрывая взгляда от своих туфель. И лишь Элен с горячим, мнимым научным любопытством вертела головой сразу во всех направлениях, это я заметил боковым зрением, испытывая при этом отчасти презрение, отчасти ужас. И только когда мы вошли в расположенную перед круглым залом приемную и я с такой силой захлопнул за собой дверь, что она некоторое время вибрировала в дверном проеме, я смог поднять голову. Я молча прошел мимо докторши к Юдифи и схватил ее руку, чтобы бок о бок с ней устремиться к удаленной всего на несколько шагов от приемной развилке. Там мы не стали поворачивать в тот проход, по которому мы попали сюда, а пошли дальше.

Выкрашенный белой краской коридор, в котором мы оказались, показался мне бесконечно длинным. Прошли несколько минут, за которые никто из нас не проронил ни слова, а я прислушивался к гулу тяжелых дизельных моторов, которые постукивали сзади исследовательской коллекции и были, вероятно, в этом лабиринте, не единственные. Кроме того, за толстыми бетонными стенами я услышал слабый гул, который наводил на мысль, что кроме аварийного освещения, горевшего во всем подвале, и огромных генераторов имеются еще вырабатывающие или потребляющие электричество приборы.

Снова спрашивал я себя, куда подевался хозяин гостиницы, невольно замедляя свои шаги, приближаясь к следующим по коридору помещениям. Он может подкараулить нас в любом из них, он может в любой момент и по тем или иным причинам воспользоваться пистолетом Марии и выстрелить в нас (я мог бы уже привыкнуть не заботиться особо в этой жуткой крепости о причинах, потому что в конечном счете это приводит только к возникновению все новых и новых вопросов). Я притянул Юдифь поближе к себе и обнял ее рукой за плечи, продолжая продвигаться вперед. Я должен был защитить ее; однако на самом деле я сам нуждался в том, чтобы ощущать тепло ее тела. После того, как мы сошли вниз по лестнице, у меня возникло сначала легкое и незначительное, но впоследствии все возрастающее и укрепляющееся чувство, что за нами наблюдают. Я никак не мог выкинуть из памяти засевшие туда слова Элен: мы крысы в ящике. Подопытные животные. Средство для чьих-то целей. Способные к восстановлению и дальнейшему использованию или только бесполезный балласт?

А может быть, пытался я успокоить себя, все было наоборот, и не чувство, что за нами наблюдают, вызвало в памяти слова Элен. Прибить бы на месте эту Элен за такие безумные мысли, которые из-за нее лезут мне в голову! Да, она права: какая-то чуждая сила посадила нас на деревянные стулья в так называемой акустической комнате, побрила нам головы в некоторых местах (выглядели мы ужасно, даже моя красивая, маленькая Юдифь имела довольно жалкий вид из-за своей новой прически), присоединила нам электроды, но это еще вовсе не означало, что над нами ставился какой-то эксперимент! Может быть, где-то в подземелье блуждает какой-то безумец, в любом случае это так, даже если речь идет об этом противном жирном ублюдке Карле. Может быть, этому извращенцу просто доставляет удовольствие мучить нас всеми мыслимыми способами. Для чего этот жуткий лабиринт предоставляет бог знает сколько разных возможностей, если только достаточно творчески к этому подойти, а уж в безумии всегда найдется место для изобретательности. Но даже всего этого недостаточно для того, чтобы заключить, что нас используют как подопытных крыс для каких-то исследовательских целей! К тому же мы могли бы обнаружить кое-где объективы телекамер, если бы за нами действительно наблюдали. Да, мы заметили, что некоторые технические детали применяемых здесь, в подземелье, приборов были вовсе не так стары, как эта крепость, что они, возможно, применялись еще в восьмидесятые, если верить словам докторши. Но и таких современных вещей, как микроскопические камеры слежения, здесь быть не могло.

Во всяком случае, я могу говорить об этом более или менее уверенно.

Я внимательно осматривал потолок и стены коридора в поисках чего-нибудь соответствующего, и среди прочего заметил, что кое-где штукатурка была более свежей, чем в остальных местах, и там могли быть спрятаны еще какие-то двери. Но я нигде не заметил чего-нибудь похожего на камеру наблюдения или хотя бы глазок, и постарался вытеснить из своих мыслей это неприятное подозрение вместе с мрачными догадками Элен.

Мы дошли до стальной двери, на которой, в отличие от всех остальных, мимо которых мы проходили, не отслаивалась краска. На ней также не было никаких следов ржавчины, наоборот, она казалась совершенно новой и современной, и рядом с ней не было никаких готических надписей, по которым можно было бы судить о назначении этого помещения. Юдифь нажала на дверную ручку и немного потрясла ее, но тяжелая дверь не сдвинулась ни на миллиметр.

Юдифь приподняла плечи и помотала головой.

— Сюда нам не войти, — проговорила она и указала на ближайший ответвляющийся проход в нескольких шагах справа. — Придется нам пойти туда.

Я чуть было не отказался идти дальше хотя бы на метр, как вдруг на глаза мне попалась табличка, которая указывала, что этот проход ведет к хранилищу документов № II и Исследовательской коллекции № I, и я пересилил себя, решив идти туда. Если для того, чтобы выбраться из этого замка с привидениями, мне придется пересечь еще одну комнату ужасов, то мне придется на это пойти. Мне уже давно приходилось идти на все ради того, чтобы выбраться из этой крепости, из этого лабиринта, из этого города. Чтобы остаться в живых.

Названное Исследовательской коллекцией № I помещение не уступало по размерам своему предшественнику из башни. Но что касается оборудования, то я был внезапно удивлен: оно вовсе не выглядело устаревшим, а напротив, было гораздо современнее, чем все физические, химические и биологические лаборатории, которые мне приходилось видеть за время моего обучения в школе, — а я их повидал немало и связи с частой сменой интернатов. Большой зал был освещен не аварийными лампочками, а яркими неоновыми лампами, что давало белый, не отбрасывающий теней свет. Посередине помещения мы увидели огромный, длиной в несколько метров, лабораторный стол, выложенный огнеупорной плиткой красно-коричневого цвета, на котором стоял современный микроскоп, который, к моему ужасу, не был нисколько запылен, как все остальное, а был новенький, чистенький, как будто им только что пользовались. При таком чистом, безукоризненном виде лабораторного стола меня не удивило бы даже, если бы этот прибор был включен. Однако света на передвижной линзе не было, но вилка была вставлена в новую пластиковую розетку, которая свисала со штанги, вокруг которой был закручен гибкий кабель, словно спираль, на половине высоты помещения прямо над лабораторным столом. В одном из углов помещения я увидел еще одно техническое устройство, производящее более современное впечатление, которое, на мой дилетантский взгляд, я принял за растровый электронный микроскоп, а вдоль стен были расположены стеклянные витрины, которые были похожи на витрины в моем последнем интернате, где я заканчивал школу, и которые, несомненно, и дали название этому помещению под землей: в стеклянных, до блеска отполированных шкафах, словно изнутри освещенных ярким неоновым светом, на равных промежутках находились аккуратно расставленные стеклянные цилиндры, заполненные формалином, и в каждом цилиндре находился препарированный человеческий мозг. Я почувствовал ужасное стеснение. И хотя у этого ужаса в буквальном смысле не было лица, мне было вовсе не лучше, чем среди ужасной выставки мертвецов под акустической комнатой.