обуви, а Бодауэй посчитал, что это слишком грязная и тяжелая работа для него, и начал искать себя, вот ему уже скоро тридцать лет стукнет, а он все сидит на шее у матери с отцом и ищет, — усмехнулась Уна. — Мой отец пытался научить его охотничьему ремеслу и брал его с нами на охоту. Так этот криворукий ухитрялся разогнать своим топотом все стадо. Он так и не смог ни разу застрелить животное с одного выстрела, чтобы оно не мучилось, умудрялся только наделать в нем дырок, так что шкура потом только на заплатки годилась. Иногда мне самой приходилось выслеживать и добивать подранков. А бегать за раненым животным по лесу, я тебе скажу, то еще удовольствие. Домой я приходила и просто падала без ног. Даже мой отец, посмотрев на все это, отмел идею сделать из него охотника.
Курук и Онава понимали, что время идет, они стареют, а их сын ничего не делает и делать не хочет, поэтому придумали отличную идею! Женить его на той, которая всегда прокормит! Ну и, конечно, лучшей кандидатуры, чем охотница, не нашлось! — Она хлопнула себя ладонью по груди. — Курук начал обхаживать отца, рассказывая ему, что и он когда-то был неумехой и бездарью и, только когда женился, образумился благодаря его замечательной Онаве, которая приучила его к труду и усердию. А Онава, в свою очередь, начала намекать отцу, что из индейцев остались только наши две семьи и если мы породнимся, то сможем сохранить чистоту крови наших народов. И это будет великий вклад для будущего. Отец, послушав все это, тоже стал подумывать, что это прекрасная идея. Оставалось только уговорить меня. Но я ни в какую не соглашалась. Представляешь мое состояние? Меня пытались выдать замуж за мужчину, который издевался надо мной с самого детства! И тут появился Кристофер.
Уна снова отвернулась к окну.
— Так звали человекоподобного робота. Он был невероятно красив, все девчонки резервации были в него влюблены. А он выбрал меня. — Она усмехнулась. — Это только потом стало ясно почему. Он хотел пойти в ученики к шаману, но тот даже ни разу не вышел к нему. Говоря, что не видит его душу и не понимает, светлый он человек или темный. А я всегда была вхожа в его дом. Так вот, Кристофер просил меня узнавать у шамана все, что связано с нашей горой Шаста, его интересовало многое: где находятся секретные тропы, ведущие в жерло вулкана, места с наибольшей силы легенды, предания. Я все, что могла, выспрашивала у шамана и пересказывала Кристоферу, а он передавал все наши секреты в новый мир. — Уна вздохнула. — Я так любила его, что была абсолютно слепа. По странному стечению обстоятельств или потому, что их дом находится на открытом месте на возвышенности и оттуда сигнал передается куда лучше, чем из города, Кристофер пошел работать к родителям Бодауэйя. Они еще дивились, как это так у него на глаз получается идеально все раскроить и сшить.
Я знаю, что Бодауэй меня никогда не любил, но, вместо того чтобы стать для него домработницей и добытчицей еды, я досталась Кристоферу. Да еще его собственные родители начали рассказывать всем, какой он отличный мастер. Так что, недолго думая, этот упырь начал мелко ему пакостить. То собачье говно положит под подушку на табуретку, на которой работал Кристофер, все вонь чувствуют, а он не замечает, сидит работает, то, когда Кристофер оставался у них обедать, перца чили ему в тарелку насыплет столько, что ложку в рот не возьмешь, а этот сидит ест, хоть бы что. То поганок сушеных в чай добавит, а этот сидит нахваливает, «какой прекрасный, ароматный чай у тебя, Онава, получается». Так все и продолжалось, пока к ним за своими новыми сапогами не зашел Блейк. Он, когда его работу увидел, сразу подумал, что человек так идеально все без малейшей погрешности сделать не может. А потом Бодавуэй по секрету разболтал, какой Кристофер остолоп и какие штуки он с ним проделывает. Тут-то у Блейка и не осталось сомнений в том, что он человекоподобный робот. Он таких на своей прошлой работе делал. На всякий случай несколько дней понаблюдал за ним. И все рассказал нашему совету.
Меня в этот день отец увел в лес на охоту, а Ибрагим позвал Кристофера к себе в кузню и отрубил там ему голову.
Когда мы вернулись в город, он уже был мертв. Я рыдала и требовала, чтобы мне вернули его тело, даже когда выяснилось, что он просто использовал меня для добычи информации, я не успокаивалась и хотела похоронить его на нашем кладбище как человека. Из-за такого поведения многие стали считать меня предательницей, ведь у нас в резервации нет никого, кто бы не пострадал из-за программы, а я так неистово билась за монстра, созданного ею. — Она ухмыльнулась. — Хотели вообще сослать меня в лес, жить отдельно от людей.
Тогда отец отвел меня к шаману. В его доме я прожила три месяца, ровно столько, сколько со мной был Кристофер. Он помог мне смириться с потерей, но любовь к нему все равно оставалась в моем сердце. На прощание шаман сказал, что я просто блуждаю во мраке, но придет время, я вынырну из него и увижу свою истинную любовь.
Когда я вернулась обратно в город, все несколько подуспокоились. Да и почувствовали, что одного хорошего охотника на целый город не хватает. Так что все смирились с присутствием сумасшедшей, любящей робота-монстра, а Блейк сделал для меня это.
Уна показала на свое металлическое сердечко на цепочке.
— Он сказал, что люди не поймут, если он выдаст мне остатки Кристофера, да и он честно признался, что практически все от него пустил на свои рабочие эксперименты. Но никто, кроме меня, не имеет права носить его душу с собой, да и незачем кому-то, кроме охотников, выбираться за границу резервации.
Уна заканчивала свой рассказ, когда машина уже въехала на парковку Форт Росс и остановилась около большой деревянной мельницы.
За все то время, пока Уна рассказывала про свою жизнь, Серёга не проронил ни слова. Понять то, что творилось у него на душе, можно было только по его до боли сжатым кулакам.
Он выскочил из машины, открыл Уне дверь, помог ей выйти и схватил в свои объятия. Все, чего бы он хотел, — это вытащить чертову программу из башки и никуда больше не отпускать Уну. Защищая и оберегая ее от всего и всех.