— Вместо того чтобы использовать печать Равия для защиты своего народа, ты поработил его! Что ты за мерзавец?! — я не могла смотреть в его самодовольное лицо, видела лишь измученные грязные лица.
Никаэлас крепко схватил меня за руку и буквально впечатал в прутья решетки. Я закусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли, похоже он рассек мне бровь.
— Не забывайся! — прошептал он мне на ухо. Он был настолько близко, что от его мерзкого дыхания меня передернуло. — Я привел тебя сюда, чтобы ты знала, что ждет твой Ильмас, если ты не подчинишься. Я заполню все тюрьмы и каторги этой страны, уничтожу любое сопротивление, а потом из удовольствия буду убивать магов и людей, живущих на этой земле! А начну я с твоей семьи!
Он схватил меня за волосы и поволок к самой дальней камере. Я отчаянно цеплялась за его руку, чтобы хоть как-то ослабить хватку, но куда мне до его силищи. Слезы брызнули из глаз. Никаэлас снова вжал меня в стальные прутья:
— А теперь смотри!
Сначала я не поняла, на что именно он хочет обратить моё внимание, но присмотревшись, взвизгнула. На полу камеры лежала моя бабушка, Калисия Арамейн. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой, исхудавшей и изможденной. Я опустилась на колени и протянула к ней руки, смогла достать лишь до краешка ее ветхого платья. Глаза бабушки были закрыты.
— Бабушка, — захлебываясь слезами, позвала я. — Бабушка!
Но она даже головы не повернула. В темноте, чуть подальше от нее, я заметила движение и застыла. На свет, прикрывая рукой глаза, вышла пара. Мужчина, высокий, некогда крепкий, судя по тому, какого размера была одежда на его тощих плечах, обнимал за плечи маленькую, худенькую женщину, которая цеплялась за него обеими руками. Они оба, как и все узники, были босыми.
— Ариэлла? — от того, насколько родным показался мне голос, слезы потекли быстрее. Мужчина как-то странно повернул голову, словно тщательно прислушивался. Он сделал еще шаг, и я поняла, что это не женщина цеплялась за него, а он опирался на ее плечи. Он был слеп!
— Папа! — взвизгнула я и разрыдалась в голос.
Никаэлас приподнял меня за шкирку и встряхнул. Я как кукла безвольно повисла в его руках, не могла ни о чем другом думать. Мой отец ослеп! Я не видела родителей больше семи лет, они были в отъезде, когда я получила дар. Они вообще часто были в разъездах, путешествовали по миру, исследовали другие земли. Фактически меня вырастили бабушка и дедушка, но и они часто наведывались в Ильмас и собирались осесть окончательно к моему восемнадцатилетию.
— Они живы, лишь благодаря мне! — прошипел Никаэлас мне прямо в лицо. — Но это легко исправить!
Мерзавец бросил меня на пол и протянул руку между прутьями. Его пальцы сомкнулись в кулак, а мой отец отлетел к стене, его буквально пригвоздило к ней. Папа от боли дергал ногами и царапал ногтями камни.
— Стой! — крикнула я Никаэласу и попыталась ударить в него своей силой, но мужчина выставил вперед ладонь, и печать на его пальце отразила мой удар. Перстень хоть и мерцал уже от недостатка силы, но все еще превосходил любую магию. — Отпусти его! — взмолилась я, — прошу тебя.
Чудовищная улыбка исказила его красивое лицо, Никаэлас прищурился и опустил руку:
— Вот теперь, я думаю, ты готова говорить со мной! — сказал он и отошел в сторону, пропуская меня к камере. — У тебя минута.
Никаэлас брезгливо одернул одежду и ушел к входу в темницу. Я повернулась к родителям и вжалась в решетку.
— Папа! — ревела я, — мама…
Мама помогла отцу подняться и подвела его к прутьям. Я долго всматривалась в их лица, пытаясь отыскать былую красоту и жизнелюбие. Мои родители некогда были очень веселыми людьми, живыми, активными и до предела подвижными. От того и не могли долго усидеть на месте, природная любознательность вела их к новым берегам. Сейчас передо мной были сломленные люди, с потухшими взглядами и бесконечно усталыми телами.
— Милая, — тихо проговорил отец и протянул вперед руку. Я схватила его ладонь и прижалась к ней заплаканной щекой. Как бы хотелось вдохнуть родной запах, но зловоние камер лишало меня этой возможности. — Ариэлла, как ты?
— Я? Как я? Папа, со мной все хорошо, — он всегда был таким, прежде мысли о других, только потом о себе. — Как давно вы здесь?
— Мы не знаем точно, — прошептала мама, испуганно глядя через мое плечо. — Три года, может четыре.
Я зажала рот рукой, подавляя вопль. Если бы я знала… Все это время я жила призрачной надеждой, что они прослышали о случившемся и затаились где-нибудь в чужой земле.
— В этих камерах, — продолжила мама, — все те, кто отказал признавать власть Никаэласа, те, кто не захотел выдать тебя. За шесть лет его правления многие погибли, сражаясь за мир в Ильмасе. Маги пытались отыскать противовес печати, но силы способной противостоять ей, в природе нет.
— Такого не может быть, — возразил папа, и мне показалось, что он уже устал это повторять.
— Твой отец считает, что сама природа всегда создает ответ на любую мощь, — мама ласково коснулась его плеча, словно жалея, а потом посмотрела на меня. — Но за эти годы, такой силы не нашлось.
— Есть те, кто противостоит Никаэласу? — шепотом спросила я, бросив взгляд на заскучавшего правителя.
— Есть. Маги прячутся в горах, — сказал отец, — но их мало. Плюс рабы на каторгах постоянно восстают. Их усмиряют на время, но они не сдаются. Попробуй связаться с ними.
Я вцепилась в руки родителей и прижалась лбом к холодной стали, слезы никак не хотели переставать душить меня.
— Я вытащу вас отсюда, — плакала я. — не знаю как, но обязательно вытащу. И вас, и бабушку…Что с ней?
Калисия Арамейн так и лежала неподвижно на полу.
— Он ввел ее в глубокий сон, через который порою пытает ее, но в основном, она просто спит. — Сказала мама.
— Не тревожься о нас, милая, — папа убрал руку от моего лица и слегка приблизился, — не сдавайся ему. Ничто не должно сломить тебя! Если он получит дар…
— Я знаю папа, но он способен истребить половину Ильмаса в погоне за ним. Если бы ты знал, что он сделал, чтобы отыскать меня в Мираносе!
— Печать слабеет…
— Но все еще сильна! До тех пор, как она совсем померкнет, еще достаточно времени, чтобы истязать наших сородичей!
— Что ты хочешь сказать? — ужаснулся отец.
— Я дам Никаэласу то, что он хочет, но постараюсь сделать все, чтобы он выполнил мои требования. Ведь силой забрать дар он не сможет.
— Дочка, — поникла мама, понимая, на что я иду. — Колосок мой!
— Не плачь, мамочка, я сделаю все, чтобы он больше не пытал наш народ! Я попробую уговорить его не истязать людей!
— Он даст тебе все, но верить ему нельзя, — папа устало потер переносицу. — Я не могу сказать точно, но есть что-то, что меня тревожит. Никаэлас не остановится на Ильмасе, понимаешь? Он создал какой-то подозрительный союз, но я не вижу с кем.
— Ты пытался его подслушать?
— Естественно! А кто бы не попытался? Но он очень силен, а я хотел, чтобы он не догадался, — папа тяжело вздохнул. — Его мысли сумбурны, постоянно в беспорядке. Это как-то ненормально. Но я понял одно, он не один, с ним кто-то есть. И этот союз крайне опасен.
— Ариэлла! — прогремел Никаэлас и я вздрогнула.
— Мне пора, — снова заплакала я. Как я могла оставить их здесь? Как могла позволить им еще хоть одну ночь остаться в этой камере?
— Ты очень изменилась, милая, — сказала мама, прощаясь. — Так выросла, так похорошела…
Сердце сдавило. Я подползла ближе и коснулась губами ладоней родителей, обещая себе, что, во что бы то ни стало, вытащу их из этой камеры. Огромных усилий мне стоило подняться и отвернуться от любимых лиц. Проходя мимо Никаэласа, ясно ощутила, как мое сердце разгорается огнем жгучей ненависти. Господь всемогущий, даруй мне благословение увидеть последний вдох этого чудовища! И как можно скорее.
Никаэлас привел меня в свою спальню, на вид безвкусную и слишком вычурную, излишне обставленную и нелепую.