— Мы принесли… — говорит мама полушепотом. — Достань, — обращается к мужу.
Папа, высокий и тоже какой-то нескладный — руки длинные, ноги длинные, а голова маленькая, — вынимает что-то огромное из дипломата, раскладывает на диване. Рыба? Нет — рыбища! Склеенная из тетрадных листов в клеточку. Раскрашенная карандашами, простыми, что в наше время — анахронизм при броской яркости фломастеров. Рыбища тугобрюхая, вся в карманах — и на пузе, и под жабрами, и чешуя, приглядываюсь, карманами. Настоящая бумажная скульптура…из тетрадных листов.
Жестом фокусника Танечка вынимает из рыбиного брюха десятки рыбешек, тоже нарисованных и вырезанных.
— Это ее дети. — Из-под жабр достает солнце и луну. — Когда рыба плывет, у нее с одной стороны закат солнца, а с другой уже луна появляется.
Рыбино пропитание — водоросли и червяки — извлекается из-под чешуек, и девочка с мальчиком — из-под хвоста. Они путешествуют на рыбе.
Пока я постигала жизнь невесть откуда приплывшей к нам в подвал рыбы, собрались дети. Они точно так же, как и я, застывали у диковинного экспоната, и Танечка уже по-хозяйски свободно демонстрировала всем луну и солнце, червяков и водоросли.
— У нас там еще полно такого… — сказал папа. Такого! И пошли: путешествие мотылька, приключение жирафа, путешествие на гигантском корабле в Африку, где Африка (пальмы, обезьяны, бананы, оранжевое огромное солнце) — в карманах корабля.
— Как ты это придумала?
Скромный художник только плечом повел на глупый вопрос.
Отныне по субботам Таня приходила в наш подвал, который остроумно окрестила одна родительница — «Дети подземелья».
Ей нравилось лепить из глины, но больше всего привлекали «блестяшки» — цветная фольга. Так они ее пленили, что хоть маленький кусочек «золота» или «серебра», а положит в карман передника, взглядом спрашивая: «Я беру это себе, можно?»
И на занятиях, и дома Таня сочиняла свои «жития». Вспомним житийную иконопись. В центре — тот, чье житие изображено, по кругу — этапы жизни, в хронологической последовательности. Это канон. В нем простой и высокий смысл. Приемами жития пользовались как старые мастера (Рублев, Феофан Грек и др.), так и современники, Н. В. Кузьмин например. На обложке его книги «Круг царя Соломона» заключены в круг ипостаси земного бытия царя. Простая мысль — уместить все на одной «странице». «Страницей» могут быть и врата собора — скульптурные «жития» Родена и Джакомо Манцу.
Рыбина, начиненная солнцем и луной, девочкой с мальчиком, водорослями и червяками, — это «житие». Так же как и корабль, плывущий в Африку. У него Африка при себе. Плывя в Африку, он фактически уже находится в этой самой Африке. Вспомним восточную мудрость: «Перед тем как отправиться куда-нибудь, подумай, не там ли ты уже».
Вместе с тем рыба и корабль — мифологические образы. Вспомним библейского пророка Иону, путешествующего во чреве кита. Разве что Иона был внутри рыбы, а Танины «персонажи» — снаружи и лишь прикрыты «карманами».
Своими работами Танечка произвела революцию среди «детей подземелья». Отнынеих любимым занятием стали бумажные скульптуры. Они пытались сработать таких же рыб с карманами, птиц с гнездами и птенцами — удавалось, и неплохо, однако превзойти Таню было невозможно. Она все делала с размахом: широко, по-хозяйски владела бумажным пространством, всякий раз изобретая новое — скульптуру слона из фольги, поросшую фантастическими бумажными цветами (слон-гора, подарок для любого художника-мультипликатора); бабочку с несчетным количеством крыльев (она летает, а когда не летает, то крылья так-так-так — как пропеллер). Все это, наблюденное художественным оком, сыпалось из папиного уже теперь не дипломата, а рюкзака с фанерным дном — чтобы конструкции не помять.
Неужели все это пройдет и потонут корабли вместе с Африкой? Как предотвратить кораблекрушение?!
Машина вместе с дорогой
Миша самый младший из «детей подземелья». Он впервые видит пластилин. Интересная штука! Дети мнут его в руках, помнут, помнут — выходит кошка, мышка, зайцы. Миша пробует нажать на пластилиновую «клавишу» пальцами. Никакого эффекта. Он водит пальцами по «клавишам» (видимо, у них дома есть фортепьяно) как начинающий музыкант — робко, со страхом.
Не спешу вмешиваться. «Поразить» ребенка ничего не стоит: несколько профессиональных движений — и зверь готов. Но мне интересно, что же он все-таки сам, без меня станет делать. Пока он посматривает по сторонам, как там дела, и, осмелев, комментирует вслух: «Кошка, колбаска, баранка». Обживается в пластилиновом мире.
Наконец — первый аккорд. Смело, рывком, отрывает от целого брикета кусок, прилепляет снова, приставив кусок к целому так, что получилась кочерга. К кочерге прилепляет лепешку другого цвета:
— У меня машина!
— Машина на одном колесе, а вот это что? — спрашиваю, указывая на кусок, перпендикулярный машине.
— Это дорога, она туда едет.
Увидеть в кочерге с лепешкой машину, все равно что в окружности — всего человека. Трех-с-половиной-летний ребенок еще не может нарисовать и слепить похоже. Кочерга с лепешкой обозначают не просто машину, а машину вместе с дорогой, по которой она едет. Совокупный образ предмета и его функции (движение по дороге).
Вспомним Танин пароход, плывущий в Африку, со всеми атрибутами Африки, запрятанными в его карманы.
В основе — принцип свернутой метафоры. Мишина машина — «житие», изложенное наиболее лаконичным способом. Оно отражает образ жизни машины. Как Мишина машина не существует без дороги, так и Танин корабль не существует вне Африки, куда он держит путь. В нем в свернутом (в данном случае перечислительном) виде — всё, что, на Танин взгляд, нужно и важно для жизни корабля.
Изобразительный образ лаконичен. Умение «схватить» структуру и передать ее цельно — однаиз главных особенностей детского искусства.
Танцующий дом
Нижняя губа оттопырена, щеки надуты — Арсюша трудится: режет пластилин пластмассовой стекой. Режет уроки напролет. Заменила пластилин глиной — результат тот же. То лепешки, то котлеты, то пряники. Арсюша оправдывается сам перед собой: мол, у всех что-то понятное, и у него.
Режущие предметы завораживают детей наравне с огнем и водой. А в каждой коробке пластилина три пластмассовые стеки разом: ножик прямой, с зубцами и лопатой. Обычно дети быстро теряют интерес к стекам — больно уж много того, что их здесь занимает. На столе цветными пачками возвышаются фантики, лежат в коробочках бисер и пуговицы. За спиной — дом клоуна из кленовых листьев. У клоуна в доме есть все необходимое, и окно у него клоунское — два кленовых листа, украшенных цветными шарами. С другой стороны — железная дорога, с третьей — огромное чудо-дерево с жар-птицами и «птенцами» да гнездами «жар-птичьих» золотых яиц.
Ко всему в придачу — учительница. Она шутит, рассказывает небывалые истории про вполне бывалых людей, и под эти россказни в руках что-то мнется, гнется и наконец вылепляется.
Арсюше эта музыка ни к чему. Войдя в класс, он хватает первую попавшуюся стеку и погружается в «резню». К концу урока полстола занято щедрой продукцией.
Ножницы он не жалует — вещь заковыристая: то режут, то жуют лист, а стека врубается в мякоть пластилина. Раз — отсечено! Или он во что-то играет сам с собой? Что-то же он нашептывает себе под нос, тюкая стекой по пластилину?!
На призывы отзывается с жаром. Стоит сказать: «А давайте», как он громче других кричит: «Давайте!»
Однако использовать свои «нарезки» для общего дела отказывается.
— Пусть лежит, — говорит твердо. — Это мне нужно.
Может, Арсюша взял повышенные обязательства по рубке леса? И все это у него — бревна? Арсюшина мама в претензии:
— Все с работами, мой — с пустыми руками. Что же он у вас делает?
— Режет пластилин.
— Почему же все дети лепят, а он режет?
— Не знаю. Может, вы запрещаете ему пользоваться ножницами и ножом?
— Разумеется. Мы и стеки из пластилина выкидываем.
Ясно, Арсюша рвется на лепку вкусить от запретного плода. Все оказалось до обидного просто. В завершение беседы Арсюшина мама велела мне убрать из его коробки стеки.
Я не исполнила приказа. Когда-то же ему должно надоесть! А может, это вовсе и не однообразное занятие?! Мы не знаем, что постигает ребенок в процессе нудного, как нам кажется, дела. Может, он воображает себя Георгием-победоносцем, разящим змия?
Сидит за столом, такой неприметный с виду, а на самом деле — герой с копьем. Скорее всего, он так себя и видит. Дома ему не доверяют, считают маленьким.
— Ты храбрый парень, — похвалила его как-то. Он победно улыбнулся, движением глаз показывая — да, вот сколько нарубал, ничего себе сила!