— Милая! — раздался деланно ласковой голос Давида, который словно цеплялся за последний шанс. — Ты ошиблась в выборе. И сама придешь ко мне, когда осознаешь свою ошибку. Я не хотел тебя расстраивать, — с наигранной заботой выкрикивал в спину. — Надеялся, что до этого не дойдет, и мне не придется говорить тебе о том, кто такой Герман Сабуров.
Я замерла и медленно обернулась. Мои сопровождающие тоже остановились и уставились на меня во все глаза, до конца не понимая причин разворачивающегося скандала. А я смотрела лишь на Давида, испуганными взглядом скользя по его лицу. Сейчас он был на расстоянии нескольких метров, и вроде не представлял угрозы. Однако она звучала в его голосе, несмотря на напускной тон благодетеля.
— Хорошо, что ты слушаешь, — ласково улыбнулся Давид. — Раз я привлек твое внимание, значит ты сомневаешься в Германе и у нас не все потеряно.
— Я в нем не сомневаюсь, — выплюнула со злостью. — И никаких «нас» с тобой нет и не было. Я просто хочу чтобы ты не трогал Германа.
— Я его не трону, Дана. Как я могу причинить вред собственному брату.
Когда до меня долетели его лживые изречения, я позволила себе ядовитую улыбку.
— Ты лжешь, — прошипела сквозь зубы, не проверив в услышанный бред. — И ты жалок!
Собиралась уйти, но Давид вдруг глухо рассмеялся, от чего мороз пробежал по моей коже. Расслабленно навалился на машину. Скрестил руки на груди и посмотрел на меня с превосходством.
— Разве ты не видишь сходства между нами? Присмотрись, Дана! — его смех резко оборвался и мужчина шагнул в мою сторону. — Присмотрись! — настойчиво потребовал. — Перед тобой стоит Давид Сабуров. Старший брат Германа и Феликса Сабуровых. И Герман забрал то, что принадлежит мне. И это не ты, — протянул он с фальшивой жалостью. Поцокал языком и выплюнул: — Он забрал у меня сына, потому что ему так же как и мне нужен наследник. Чтобы получить наследство нашего отца, который сейчас находится в тяжелом состоянии!
Мои сопровождающие стояли молча, все больше погружаясь в абсурдность ситуации и ее явное непонимание. Остальные прохожие так же замерли, почувствовав слияние с драмой. С моей личной драмой, которая разворачивалась посреди улицы и в моем сердце. Я смотрела в лживое лицо Давида и не хотела верить. Однако именно сегодня я увидела сходство его и Германа. Сейчас оно казалось очевидным.
— Герман меня любит, — прошептала себе под нос, не желая верить ни своим глазам, ни ушам. — Любит… любит
— Он обманщик, аферист, — продолжал добивать меня Давид. — А я говорю тебе только правду. И мне ты можешь верить, Дана! Прежде чем уйти, задай сама себе вопрос! Почему он вдруг стал торопиться со свадьбой? Почему вдруг для него стало так важно дать моему сыну отчество по своему имени?
Давид лениво шагнул к машине, будто давая мне шанс поверить ему, переварить и принять горькое признание. Открыл водительскую дверь.
— Сейчас я уйду… Но только сейчас. Надеюсь ты перестанешь бороться со мной и сделаешь правильный выбор. К тому же я не оставлю тебя в покое, и тем более никому не отдам собственного сына. И ваша липовая свадьба ничего не решит. Он моя плоть и кровь, и я имею полное право участвовать в его жизни.
Он сел в машину, а через мгновение дернулся с места и лихо покинул двор. Я смотрела вслед удаляющейся машины, ощущая миллион колких иголок в своем горле. Настолько острых, что они мешали мне говорить, больно впиваясь внезапно раскрытой правдой. Смогла лишь благодарно кивнуть своим спасителям, после чего они ушли. Замершие прохожие тоже медленно разошлись. А я так и стояла посреди дороги, собирая по крупицам остатки своего сердца…
Богдана
Герман словно на расстоянии почувствовав произошедшую трагедию, звонил мне уже в пятый раз. Я была не в силах ответить на звонок, я даже шевельнуться не могла. Так и стояла прислонившись к стене дома в подворотне, в которую меня успел затащить Давид.
Слезы обжигающими дорожками стремительно убегали по щекам, абсолютно не принося облегчения. И сколько бы я не обливалась ими, почти скуля закусывая губы, боль от удара в самое сердце так и не стихла.
Вокруг меня царило оживление. Люди спешили по делам, проходя мимо шумными потоками. Жили каждый своей жизнью, пока я тихо умирала.
Не знаю сколько прошло времени, но в конце концов я взяла себя в руки и пошла домой. В квартиру, которая некогда была для меня самым родным местом. Вдруг перестала быть таковой.
Раздавленная и уничтоженная раскрывшейся правдой плелась, словно на смертную казнь. Хотя все живое во мне убил разговор с Давидом. Он уже во второй раз наносил мне душевную травму, от которой мне вряд ли оправиться.
Поднимаясь по лестнице, крепко держалась за перила. Все тело нервно трясло, в ногах совершенно не было силы.
Однажды мне уже приходилось убегать от мужчины, унося поруганное тело как можно дальше. И тогда я знала за что борюсь. Причин на новый побег было много, держали лишь чувства, предательски заполонившие мое когда-то разбитое сердце.
Дверь открыла бесшумно, сразу наткнувшись на Германа. Он беспокойно расхаживал в прихожей с Марком на руках. Сердце болезненно сжалось, паника накрыла с новой силой.
Вспомнив слова Давида, я поспешила найти его словам опровержение, но увы все было слишком очевидным.
Теперь я видела сходство. Тот же волевой подбородок, нос и полноватые губы, жгучие карие глаза. Вот только эти глаза всегда смотрели на меня с теплотой, заботой и восторженным трепетом. И мне не верилось сейчас, что они могли скрывать лживые взгляды.
— Дана, — сорвавшимся голосом отозвался Герман. — Что случилось?
Замешательство, которое я испытывала, заставило меня поджать губы. Возникшая пауза душила сильнее, чем слезливый ком в горле. Мне никак не удавалось разлепить пересохшие губы. Никак не получалось подобрать слов и выдавить их из себя без истерики.
— Дана, — вновь позвал меня и шагнул навстречу.
Я импульсивно отступила назад и очнувшись спустя несколько секунд, протянула руки. Пакет, с купленным в аптеки выскользнул из пальцев, шумно упал мне под ноги.
— Отдай мне Марка, пожалуйста, — не получилось сдержать плаксивый всхлип