Беглое знание русского языка определило почти всю его жизнь. Взять, к примеру, шпионскую школу на «Ферме»… в «Болотном лагере»… или в Лэнгли, как теперь называли штаб-квартиру ЦРУ нынешние молодые стажеры. Он начал там обучение еще в 83-м году — в эпоху холодной войны, — поэтому его тренировали для борьбы с врагами из Советов. Дуга Девлина сделали мастером убийств, взрывотехником и специалистом по поджогам. Докой в компьютерах и оружии.
Он подавил горький кашель и прислушался к звукам, доносившимся со стороны гарнизона. Чертова «Прима»! Он ненавидел это тело. Ненавидел его обвисшую плоть, пристрастие к куреву и водке, замедленные реакции и хриплый кашель. Многим из его «близнецов» в Татищево тоже не нравились их тела.
— Русские не заботятся о себе, — пожаловался один из них, после того как полковник Богданов провел инструктаж всего личного состава и рассказал о новой миссии.
— Ну, если бы в Штатах дела шли так же плохо, мы тоже курили такую дрянь и пили до смерти, — ответил Девлин.
Разговор состоялся две недели назад — фактически в первые дни его нынешнего пребывания в России. Однако путь Девлина к этому мгновению, к этой чертовой сигарете, начался намного раньше.
В 1992 году ЦРУ осознало, что необходимость в большой армии агентов, обученных для борьбы с Советами, отпала. Мир изменился. Лишь некоторым специалистам по компьютерам и шпионским спутникам — людям, которые все прошлое десятилетие перемещались вверх по пищевой цепочке агентурной важности, — было позволено остаться в деле для наблюдения за русскими и их вновь обретенной демократией. Остальную и бо́льшую часть полевых диверсантов, натренированных для краж, саботажа и террористических актов в Советском Союзе и странах Восточного блока, уведомили об увольнении.
Некоторые из них обвиняли пацифистов, засевших в Белом доме. Другие ссылались на рецессию и финансовый кризис ранних 90-х годов. Дуг Девлин не ломал себе голову такими рассуждениями. Его перебросили на другой фронт. «Знаток Советов» стал «нянькой» на Ближнем Востоке. Сначала он был телохранителем двух восходящих звезд в марионеточных правительствах Саудовской Аравии и Кувейта. Ему не нравилась эта работа, но приходилось терпеть. Такое было время.
Арабские правительства вели дела по-своему: меняя правила, используя скорее лесть, чем силу. Казалось, что в мире не осталось места для людей марки Дуга Девлина — людей, которые жили убийствами. Молодые демократии плодились на планете, как юнцы, решившие раз и навсегда отказаться от игрушек. Они стремились в высшую лигу цивилизованных стран и не хотели воспоминать о своем прошлом.
Девлин не желал становиться реликтом, и ему не нравилось нянчиться с кучкой тупоголовых баранов, которые по прихоти провидения держали теперь Америку за горло (с тех самых пор, как Генри Форд наладил выпуск автомобилей). В конце концов Дуг ушел из разведки и отработал шесть месяцев в частном секторе, как консультант по охране крупных предпринимателей. Но присутствие на заседаниях бесило его. В 1993 году он оборвал оставшиеся связи и стал наемным убийцей. По крайней мере, этим делом он занимался всю сознательную жизнь.
Девлина не волновало, какие компании или правительства оплачивали его услуги. После того как ЦРУ списало Дуга в утиль, его верность Лэнгли и великой родине испарились. Он работал на русскую мафию и отстреливал по их заказу конкурентов. Он принимал заказы от тонгов, якудзы и «Талибана». Однажды Дуг выполнил два контракта: первый на военного командира израильской армии и второй на палестинского муллу — причем в один и тот же день.
В 1997 году он работал в Штатах и убивал исключительно американцев. Заказы в основном шли на освобождение кресел в правлениях крупных компаний. Тем временем его уже выслеживали по всему земному шару. Поиском занимались лучшие ищейки «Болотного лагеря». Но Девлин был осторожен. Несколько раз они подходили к нему очень близко. Однажды его едва не взяли. Тем не менее Дуг ускользал от преследователей, как мимолетный сон, как тень. Последним делом стало убийство американского посла в Турции. Девлин думал, что вывел из строя систему наблюдения посольской службы безопасности. Он выполнил заказ и начал пробираться к выходу… Чертовы курды и их недостоверная информация! Он больше никогда не свяжется с ними — в буквальном смысле слова.
Его схватили морпехи, охранявшие посольство. Не агенты, которым было приказано ликвидировать Дуга, а обычные солдаты. Поэтому его арестовали и отправили в Америку, где состоялся суд, похожий на комический спектакль. Он чуть живот себе не надорвал от смеха, пока судьи — эти книжные черви с мягкими ладошками — корчились от возмущения. Дуга приговорили к смертной казни. Его ожидала инъекция. Он не стал играть в игры «всех продам, только пощадите». Он даже не подписал прошения о пересмотре приговора. Девлин знал, что правительство Штатов желало его смерти. Пообещав воткнуть в него иглу в ближайшие три месяца, Дуга заперли в техасскую Ормеродскую тюрьму строгого режима. Ему не хотелось умирать, но он не собирался сражаться за жизнь. Как ни крути, он хорошо повеселился. Он был чертовски хорошим профессионалом. Но его поймали честно — без всяких подлых уловок. А значит, и песне конец.
Однако время шло, и его отношение к жизни изменилось. Он больше не надеялся на будущее. Единственной мечтой осталось желание выбраться из этой жалкой клоаки и показать всему миру, насколько он хорош. Вскоре Девлин понял, что с радостью продал бы свою душу, лишь бы выбраться отсюда и показать им, где раки зимуют. И вот однажды в его камеру вошел тюремный охранник. Он держал в руках черный прибор.
Девлин моргнул, отгоняя воспоминания. Он посмотрел на сигарету в дрожавшей руке и вдохнул холодный воздух ноябрьского вечера. Прошло всего лишь пятнадцать минут с тех пор, как он раздавил предыдущий окурок о ржавый знак «НЕ КУРИТЬ». Привычка Коваленко. Она скреблась в уме Девлина, как голодная крыса. Из-за нее язык казался толстым и зудящим клином, вбитым в голову. Это дурное пристрастие раздражало Дугласа. Умом он понимал, что желание курить было такой же неотъемлемой частью Коваленко, как и обручальное кольцо на его правой руке. Но знание причины ничего не меняло. Девлин чувствовал себя зависимым от сигарет.
Наверное, то же самое чувствуют кокаиновые дети, когда они появляются на свет, подумал он через несколько часов после своего «пробуждения» — две с половиной недели назад. Я не могу сопротивляться этой иррациональной потребности. Мне нужен вкус и запах табака. И тело просит: дай еще немного. Еще одну затяжку. Могу поспорить, что это уже зависимость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});