— Мне никто не говорил…
— С ними теперь почти нет связи и дипломатических отношений. Только твой отец мог усмирить их гордость и спесь, договориться… вы же даже жили там полгода, в одном из дворцов?
— Да. Я была тогда маленькой.
— Знаешь, я никогда не задумывался… — мужчина запнулся и обернулся ко мне, — о дальновидности нашего короля. Но те странности и неприятности, что происходят… На разных границах, среди знати… ощущение, что единственный человек, который это сдерживал, сидит сейчас в тюрьме.
Я вспыхнула и процедила:
— Может его еще и в этом обвинят? Что посмел сесть в тюрьму и не может работать?
— Я не про то, — ректор передернул плечами, — Когда улеглись первые страсти и страхи, что арест первого советника погребет под собой много народу, я задумался…
— А раньше вы этого не делали?
— Хватит дерзить! — голос мужчины сделался ледяным. — Я разговариваю с тобой как с взрослым человеком, а ты ведешь себя как обиженная девчонка!
— Простите, — я обмякла на кресле и отвернулась, — Я ведь и правда… обиженная девочка.
Пауза. А потом мне в руку почти впихивают кружку с горячим чаем. И я вдруг вспомнила, как часто он бывал у нас дома и как любили принимать его родители…
Отпила глоток и вздохнула.
— Я тоже был растерян, — продолжил ректор спокойней, — Не пытаюсь оправдаться, и, оглядываясь назад, считаю, что все делал верно. Я приносил клятву королю — и действовал строго согласно его указаниям. Я обязан держать отчет перед попечителями — и здесь у меня тоже мало маневров. Но я не слепец. Могу ошибаться, конечно, только вижу — арест твоего отца сильно ухудшил обстановку. Пока рано для выводов…
— Тогда зачем я здесь?
— Я хотел поговорить с тобой прежде чем придут дознаватели.
Вздрогнула так, что едва не расплескала содержимое чашки.
— Что?
— Милагреш… Нам пришлось разбираться с ее поведением, лечить… Так вот, на ней нашли следы воздействия.
— К-как?
— Не знаю. Довольно сложно уловить структуры, но те, что мы заметили… В общем, кто-то целенаправленно усилил её неприятие тебя. До жесткой агрессии.
— Меня хотели… убить?
— Может напугать. Покалечить. Или не дать тебе поехать на Игру. Я в связи с этим тоже отговаривал магистров присуждать вашей пятерке первое или второе место… Хоть и не говорил причин, ведь не знал тогда всех обстоятельств. Я не мог настаивать, чтобы не вызывать подозрений — они у меня тогда вообще были не оформлены до конца…
— Это из-за вас у нас второе испытание? — буркнула.
— Я выиграл время, — он пожал плечами, — разобраться хоть с чем-то… поговорить с тобой. Скажи, Эва… зачем тебе Игра?
— Это плата за поручительство до Вальдерея, — проговорила быстро.
— Не думаю. У тебя свои цели? Понимаешь, в академии тоже что-то происходит, уже много признаков. Мне тяжело отследить, кто и что могут быть в этом замешаны… Может ты что-то видела или знаешь?
Он пытливо посмотрел на меня, а я постаралась не отводить взгляд.
В академии и правда кое-что происходило… взять того же да Валонгу. Но стоило ли об этом рассказывать моему троюродному дяде? Бабуля говорила мне, что в ситуации заговоров и интриг может быть много сил и игроков — гораздо больше, чем две. И каждый тянет одеяло на себя… и каждый может ударить в спину.
Да и Питер-Дамиен говорил не доверять никому… пусть я доверилась уже Даниелю.
Доверять ректору?
Ошибиться во всех случаях будет плохо. И мне, как и ему, нужно было больше информации и времени, чтобы понять, что на самом деле происходит.
И кто он мне.
— Нет, — ответила уверенно. — Кроме тех, что я хочу добиться хоть сколько — нибудь большего в своей жизни. Отсутствие титула и денег изрядно ограничило мои возможности в будущем, а вот победа в Игре на втором курсе…
Он смотрел на меня внимательно и долго… а потом кивнул.
— Хорошо, специально я не буду чинить тебе препятствий. Но еще и потому, что, судя по Милагреш, в академии становится не так уж безопасно. И это выводит из себя…
— Что с ней будет? — спросила неуверенно.
— Я пока размышляю. По её дальнейшей учебе решать должен я. Строго говоря, она не виновата, но видишь ли в чем дело… Без предпосылок с ее стороны не могло ничего произойти. А значит я буду учитывать все нюансы, включая протоколы допроса дознавателей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Приоткрывшаяся дверь поставила точку в нашей беседе.
С непроницаемым лицом ректор убрал кокон безмолвия и пригласил войти сначала секретаря, а потом и дознавателей.
Я встала и сделала книксен и приготовилась к допросу.
Как ни странно, допрашивали меня не долго. В основном о моих отношениях с Милагреш и подробности произошедшего в Периметре.
Я вышла из кабинета ректора и поняла, что если потороплюсь, даже успею на следующее занятие. Правда, оно было у да Валонгу и с некоторых пор мне не слишком нравился этот предмет, но… мое отношение к преподавателю не должно было влиять на потребность в новых знаниях.
— Снежинка.
Я увидела Даниеля, отделявшегося от стены.
— Ты что здесь делаешь?
— Ждал тебя.
— Ждал?
— Не нашел в перерыв и… — он пожал плечами, но я видела, как он напряжен. — Все в порядке?
Стало так тепло от его внимания и беспокойство, и я улыбнулась:
— Да. Это… — на мгновение задумалась, а потом все-таки сказала, понизив голос, — из-за Милагреш.
Мы пошли в сторону учебного крыла по пустынным коридорам и я быстро рассказала все что узнала.
Вальдерей хмурился все сильнее.
— Думаешь связано с заговором?
— Я не знаю.
— Ты говорила с ректором об этом?
— Нет.
— Не доверяешь?
— Не до конца.
— А мне?
Я остановилась возле какой-то ниши. Слишком уж многозначительно прозвучал его вопрос.
Даниель смотрел напряженно. Между бровей залегла складка, а в глазах раздражение, просьба и желание взять в плен боролись за первенство.
Очень сложно было смотреть в его глаза… и почти невозможно отшутиться или ответить какую-то ерунду. Но я попыталась
— Ты про что сейчас?
И сама поморщилась от тона, с которым это прозвучало.
— Уточнить? — насмешливо спросил Вальдерей.
— Не надо…
— Ты думаешь я ничего не замечаю? Как ты избегаешь разговоров серьезнее, чем та же Игра… — зашептал он зло и настойчиво, каждым словом вонзая мне иголки в кожу.
— Что может быть серьезней Игры? — попыталась отодвинуть свою казнь.
— Не передергивай! Ты будто опять отстранила меня от своей жизни. Снова решила стать самостоятельной? Не получится. Неужели я не доказал уже в достаточной степени, что готов на многое ради тебя?
— Ты готов… Неужели ты не видишь что это я не готова рисковать тобой?
Он задохнулся и вдруг притянул меня и обнял, растворяя в своем тепле и закаляя в своей твердости.
— Не смей… не смей, понятно, делать вид, что ты одна. Не смей подвергать себя опасности. Я знаю, на что иду — уж поверь мне, человеку, прожившему большую часть жизни без титула и денег. Просто я знаю, что важнее. И я готов рискнуть…
— Но ты не имеешь права рисковать своей пятеркой, — сказала, наконец, то, что меня так беспокоило.
Застыл.
А потом произнес жестко.
— Игра имеет какое-то отношение к происходящему?
— Нет, я…
— Отвечай, — тряхнул меня легонько, а потом поддел пальцами подбородок и заглянул мне в глаза, будто надеясь загипнотизировать, — Отвечай.
— Я хочу попасть на Игру… мне надо, — выдохнула и едва не зажмурилась, потому что в глазах Вальдерея вспыхнуло такое разочарование, что мне самой стало больно.
Он сделал шаг назад и посмотрел на меня исподлобья. Недобро, изучающе.
— Ты хотела попасть в тот город… верно?
Кивнула.
— И все твои старания… ради этого?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— В какой-то мере.
— Ты использовала нас… меня?
— Не более чем ты меня, — задрала воинственно голову, — Да, я решилась воспользоваться ситуацией. А ты бы не сделал это в моем случае?
— И воспользоваться мной? — он будто и не слышал. Стоял, окаменевший, ошеломленный, тогда как мне вдруг захотелось визжать и орать. Но вместо этого я только прошипела: