семьи. Ты этим занимаешься всю жизнь?
Еще один снисходительный взмах.
– Несколько лет. Я открыла в себе эту способность, когда мне было одиннадцать.
– Как?
– Тогда как раз погибла мама. – Она ссутулилась, как будто эти слова давались ей с большим трудом. – Мы с сестрами пошли на Главную улицу просить милостыню. Никому из нас раньше не доводилось стоять с протянутой рукой, и получалось плохо. В конце концов мы уселись на тротуар напротив кафе-мороженого. Детишки радостно забега`ли туда с мамами и выходили все перемазанные шоколадом, а я страшно завидовала. Завидовала и хотела есть. Тогда я заметила человека, состоятельного на вид. Он вошел в кафе один, и я сосредоточилась на нем, пытаясь внушить, чтобы он нам что-нибудь купил. Мне хотелось этого так сильно, что весь мир погрузился во тьму. И, выйдя из кафе, он вынес нам коробку шоколадок. Как же я была потрясена!
– Невероятно. – Перед ее силой воли склонялась даже магия. – Ты рассказала сестрам?
Она покачала головой:
– Только дяде Вольфу. Хотела рассказать Колетт и Милли, но чем больше народу знает, тем опаснее для всех нас.
Она снова ушла в себя, сложилась, как бумажная кукла.
– Значит, ты несешь это бремя в одиночку.
– Бремя? – Она мрачно рассмеялась. – Я же счастливая звезда. Моя магия – это дар.
– Что-то непохоже.
– Да какая разница? – Ее глаза потухли. – Без Дьюи у моей семьи останется только потертый цирковой шатер с протекающей крышей. Магия магией, но мы в нем нуждаемся.
Этот негодяй убедил ее, что деваться ей некуда.
– Ревелли переживали и худшие времена.
– Бывало, но сейчас мы увязли слишком глубоко. Из-за меня.
– Не пробовали делать собственное спиртное? – поинтересовался я.
– Пробовали. На вкус получалось как серная кислота, и к тому же мы не могли угнаться за спросом.
– А Эффижены могут чем-то помочь?
– Чтобы их магия сработала, все ингредиенты требуются в больших количествах. Если мы хотим получить напиток покрепче и получше на вкус, надо соединить несколько порций в одну. Весь наш запас исчерпается за несколько дней.
– И на Шармане в самом деле только один бутлегер? – не успокаивался я. – В это трудно поверить.
– Остался только один. Все его конкуренты исчезли.
Слова прозвучали зловеще.
Ее положение гораздо хуже, чем я думал.
– Дьюи знает, где ты сейчас?
– Я уложила его спать.
– Ты и это умеешь?
Сияющие глаза прищурились.
– Ты считаешь меня чудовищем.
– Нет! Ничуть! В смысле, я знаю, что твоя магия очень могущественная и что ее эффект сохраняется несколько недель…
– Как это – сохраняется несколько недель?
Я прикусил язык. Не стоит рассказывать ей о моей дурацкой влюбленности.
– Дело не в этом. А вот в чем: ты из семьи Ревелль и обладаешь невероятным даром. Если ты сумела усыпить Дьюи, то сумеешь и победить его. Впереди еще девять дней, успеешь придумать, как сорвать выборы.
– Тогда он будет снова и снова переводить часы назад, пока не одержит победу. Не сомневаюсь, он уже делал это раньше. А если заподозрит меня в чем-то, то проделает еще раз. – Она потерла виски и поморщилась. Ей до сих пор больно. И страшно, хоть она и не признается.
– Значит, будешь притворяться, что любишь его. – Эти слова оставили горькое послевкусие. Невыносимо было думать, что ей придется провести рядом с ним даже одну секунду. – А если попробуешь с помощью своей магии хоть ненадолго освободиться от него? Хотя бы на время, пока мы не придумаем план получше.
– Такой, где я в конце концов останусь жива? – печально улыбнулась она.
– Мы не допустим твоей гибели.
Точнее, он этого не допустит. У меня не получилось даже как следует врезать Хроносу кулаком, но Дьюи сумеет ее защитить.
– Думаю, я смогу держать его под контролем, главное – ни на миг не выпускать его светонить. – Она кивнула самой себе. Видимо, силы понемногу возвращались к ней. – Заставлю его поверить, что мы с ним безумно любим друг друга, и не позволю творить зло. И пусть он защитит мою семью от своей. Тогда я выиграю время и придумаю, что делать дальше.
– Не ты, а мы выиграем время. – Я окинул ее самым суровым взглядом. – Ты теперь не одна. Будем действовать вместе.
Она поглядела на меня. Под усталыми глазами залегли тени.
– Напрасно я тебя в это втянула.
– Вовсе нет. Я рад. Расскажешь Вольфу?
– Пока нет. Чем меньше народу знает, тем безопаснее для всех. Когда пройдет достаточно времени, столько, чтобы Дьюи не смог вернуться и стереть все, что я узнала, тогда и расскажу дяде.
Нас окутало молчание.
– Значит, получается, – размышлял я вслух, – мы уже прожили следующие семь недель, но Дьюи их стер.
– Странно, правда?
– Может, это было лучшее лето в нашей жизни. – В груди что-то шевельнулось, странное ощущение, похожее на дежавю. Интересно, что он у нас украл?
Лакс расслабленно прислонилась к стене амбара.
– Может быть, я помирилась с сестрами. И мы, как обычно, пошли в порт на летнюю ярмарку и гуляли там до рассвета.
– А я, возможно, что-то узнал о родителях. – Или даже нашел их, добавил я про себя. – Если бы ты знала, что остаток лета все равно исчезнет и можно вытворять все, что вздумается, что бы ты сделала?
Она наморщила лоб:
– И никаких последствий? Трудно представить.
– Попробуй.
Она повертела соломинку в руках:
– Наверное, уехала бы в отпуск.
Я не удержался от улыбки:
– Так я и знал. Всякий раз, как я или Роджер рассказываем о путешествиях, твое лицо вспыхивает, как рождественская елка.
– Но я бы все равно вернулась! – упрямо возразила она. – Посмотрела бы хоть одним глазком, как оно там, на материке, а потом вернулась домой.
Домой. Она произнесла это с такой уверенностью. Тихо, но с жаром.
– А ты? – поинтересовалась она. – Нашел бы своих родителей – да. А помимо этого? Что бы ты сделал, если бы впереди были семь недель, которые бесследно исчезнут?
– То есть помимо исполнения моей единственной заветной мечты?
Она хмыкнула, и у меня сжалось сердце.
– Я серьезно. Что бы ты еще сделал?
– Я и без того все последние три года жил так, будто они не в счет.
– Ну так представь, что у тебя еще семь недель таких же.
– Ничего хорошего в этом нет, поверь.
Она усмехнулась, и я швырнул в нее пригоршней сена.
– Однажды, вскоре после ухода из Сент-Дугласа, я случайно свернул не туда и чуть не сорвался с обрыва. И тут меня словно громом поразило: если я погибну, ни одна живая душа не будет по мне скорбеть. Никто не заметит, что я исчез, не станет меня искать. И буду я лежать на дне ущелья, пока стервятники не склюют мои кости. – Я хотел ее позабавить, но с каждым словом горло сжималось все сильнее. Я так и не сумел преодолеть тот страх, который охватил меня в момент, когда я понял: меня к этому миру ничто не привязывает. Точнее, не привязывало, пока не появились Роджер и Триста.
– Какой ужас. – От ее насмешливого тона не осталось и следа.
– Да ничего. – Я отвел глаза. – Но не хочу еще целое лето плыть по жизни в одиночку. Хотелось бы пустить корни. Чтобы появились люди, которые заметят, если я исчезну.
– Роджер и Триста уж точно заметят, – тихо сказала она.
– Двое великолепных бездельников. Никакого сравнения с твоими девяноста шестью Ревеллями.
Лакс искоса взглянула на меня:
– Нас уже трое.
У меня перехватило дыхание. Она говорит о дружбе со мной? Или ее тоже не отпускают воспоминания о том фантастическом поцелуе? Я не смог совладать с собой, взгляд невольно устремился к ее губам.
Она наклонилась ближе. Огоньки свечей раскрасили ее золотистыми бликами.
– Даже этот самый миг может исчезнуть. Дьюи или еще кто-нибудь из Хроносов отправится в прошлое, и этот вечер канет в небытие.
У меня заколотилось сердце.
– Как будто его и не было.
– Как будто он не в счет. – Ее взгляд скользнул по моим губам, обнаженная рука коснулась моего локтя.
Да что на меня нашло? Думаю, как бы поцеловать девушку, которая босиком примчалась в амбар, убежав из постели безумного путешественника во времени. На ее ресницах, словно самоцветы, до сих