– Оружие всем почистить, проверить боезапас. Выход через полчаса.
Водку на этот раз не трогаю, все выспались и отдохнули. Морды у нас, правда… но парикмахеров тут нет.
Ковыряясь с винтовкой, прикидываю дальнейший маршрут.
До того места, где сидит немецкая засада, топать еще километров пять. Я уже более-менее определился с нашим местонахождением и теперь уже лучше представляю себе дальнейший маршрут.
Разумеется, к немцам мы не пойдем, пусть себе дальше в лесу сидят. Идти старым путем? Так, как я Малашенко послал?
В принципе разумно, я же им прошел.
А вот прошел ли лейтенант, он-то ведь не в одиночку топал?
Мог пройти.
А мог – и не пройти.
Тогда там теперь сидят обозленные (ну, он тоже ведь не с пирогами да плюшками к ним пришел) фрицы. И ждут новых гостей.
А варианты какие?
В болото лезть?
Ненамного лучше фрицев, откровенно-то говоря.
В реку?
Это уже теплее. Да и идти нам по ней совсем не так уж и далеко. Там, судя по карте, и глубина не так, чтобы уж очень-то, вброд пройдем. Только медленно, ну да нам спешить некуда!
Решено – будем изображать бобров!
Отчего бобров? Ну… так, к слову пришлось… они тоже вроде в воде шуруют по-всякому.
Через пару часов мы добрались до реки. Странно, но никаких следов присутствия здесь хоть кого-нибудь мы так и не обнаружили. Чудеса какие-то… куда же все немцы делись? Насколько мне помнилось, они от реки не так уж далеко и сидели. Неужели сюда ни один ихний патруль вообще ни разу не заходил?
Да быть того не может!
Чтобы педантичные немцы сюда хоть разок да не глянули? Вот уж не поверю-то…
Но факт оставался фактом – ничьих следов мы около реки не нашли.
А вот и берег, и надо уже что-то решать.
Казин – он крепкий и жилистый. Пойдет передовым. А мы, метров на сто отстав, тихонечко сзади побредем. Даст бог, если фрицы сюда так и ни разу не заглянули, так и сегодня своим правилам изменять не станут. Этот путь я лейтенанту не подсказывал, так что и спалить его перед немцами он не мог.
Сто метров.
Тишина.
В смысле, что опасного ничего я не слышу и не наблюдаю.
Но один хрен – все на взводе и ежесекундно какой-то гадости ожидают.
Еще сто метров.
И еще.
Здесь река извилину дает и к зловредной рощице, где немцы сидят, подходит относительно близко. Метров на четыреста. Воду в принципе от них уже видно, а вот нас закрывает берег. Не очень он тут высокий – на это и расчет. Просматривается река со стороны фрицев, и нет необходимости специально туда никого высылать. Большой толпой, ясное дело, по руслу не пройти – заметят, а вот такой группой, как наша, очень даже можно. Только голову надобно пониже опускать и над берегом любопытные морды не высовывать.
Триста метров – ползем почти на четвереньках, как только вода позволяет. Не то что над берегом – над водой стараемся ничего не высовывать. Промокли все – мама не горюй! Но уж лучше мокрым, да живым!
Все, позади рощица осталась, вправо река загибается. Можно уже скоро будет наверх вылезти да обсохнуть хоть малость.
Вылезли!
В сапогах уже не то что вода хлюпает – мальки уже, поди, завелись…
И, только отойдя от места немецкой засады на пару километров, я наконец даю команду на отдых.
Раздеваемся, отжимаем и развешиваем на ветках мокрое обмундирование. Все, вплоть до исподнего. Сапоги набиваем прошлогодней травой – пусть сохнут. И снова – чистка оружия, мы его в воде прополоскали сегодня – будь здоров! Хорошо, что масленки имеются…
– Прошли, старшой? – подходит сбоку Охримчук.
– Черт его… вроде бы прошли. В роще той немцы сидели, сам видел, когда сюда шел.
– Так и мы тут шли, я эту речушку помню.
– Аккурат за вами сюда и фрицы припожаловали. Срисовал я их патруль, это и спасло.
– Много их там?
– Да хрен их разберет… Со взвод, думаю, будет. Меньшими силами они наших тут не остановили бы.
– Малашенко тут шел?
– Левее. К болоту поближе должны были идти. Во всяком случае, я лейтенанту именно так и объяснял. Я и сам там проходил, дорогу разведал. Патрули там немецкие шастали, но ведь и у наших ребят глаза еще вполне себе зоркие остались.
– Да и сколько теперь тех глаз? – машет рукой мой собеседник.
И то правда… От роты осталось чуть больше взвода, это если с нами всеми считать. С теми, кто тогда к складам со мною отправился. А по сегодняшнему счету – хорошо если и на взвод людей хватит.
Прошло около двух часов, форма уже малость подсохла, а мы вконец задубели. Не май-месяц, однако! Костер бы разжечь, чтобы сапоги подсушить… но фиг! Это и заметить могут.
Ладно, в сырых пойдем, вечером сушить будем.
На ночлег становимся на месте дневки, там, где в прошлый раз ребята останавливались. И вот тут уже находим явственные свидетельства того, что группа лейтенанта здесь проходила! Бинт нашли – его в расщелину сунули, чтобы не отсвечивал. В тот раз его тут не имелось, зуб даю! Да и бинтовать тогда некого было. Банок пустых, относительно свежих, – несколько штук.
Стало быть, ночевали тут ребята!
Кирпич с души…
Разожгли в ямке костерок – сапоги высушить окончательно. Распределив очередность постов, отваливаюсь спать.
Неужто все?!
Завтра вечером линию фронта тихонечко переползем – и дома? Хотелось бы…
* * *
– Герр обер-лейтенант! – Фельдфебель кашлянул, привлекая к себе внимание командира.
– Да, Ашке.
– Солдаты вернулись. Все сделано, как вы приказали.
– Очень хорошо. Теперь можно немного отдохнуть.
– Мы даже не выставим наблюдателей?
– А зачем? Что они увидят такого, чего я и без них бы не знал? То, что русские здесь есть, – мы знаем. Ведь не просто же так пробирался к реке их солдат?
– Но они могли искать переправу, герр обер-лейтенант.
– Могли, – кивнул офицер. – Но в этом случае им придется искать еще и новое место перехода линии фронта. Сильно сомневаюсь в том, что у них заготовлены подобные проходы на все случаи жизни. Нет, фельдфебель, они пойдут здесь. Ведь один раз им это уже удалось, зачем испытывать судьбу дважды?
– А вы уверены, герр обер-лейтенант, что они обязательно подойдут к этому месту?
– Подойдут, Ашке, обязательно подойдут. При всех их боевых качествах русские временами проявляют ничем не объяснимую сентиментальность. Пусть даже и в ущерб всем прочим качествам. Наверное, это какое-то врожденное чувство чисто славянской натуры. Вместо того чтобы грамотно оценить обстановку, они прут на рожон, как сами говорят.
– А что это значит, герр обер-лейтенант?
– Видимо, какое-то специфическое, чисто русское выражение. Немец сказал бы «потерять голову».
Штольц поудобнее устроился на расстеленной на земле плащ-палатке. Надвинул на лицо фуражку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});