Функциональное разделение пространств еще не коснулось жизни городской бедноты. Теснясь в убогих комнатах и переполненных многоквартирных домах, они по-прежнему жили «на людях». Если женщина заболевала, об этом знала вся округа, поскольку хворающего в постели человека наблюдали все домочадцы.
Однако споры о неприкосновенности частной жизни набирали силу. В декабре 1890 года журнал Harvard Law Review опубликовал статью Луи Брандайса, вскоре ставшего судьей Верховного суда, о праве на частную жизнь, где он утверждал, что «интенсивность и сложность жизни, связанные с развитием цивилизации, сформировали необходимость в уединении, поскольку человек под воздействием культуры стал более чувствительным к публичности»{158}. В 1868 году суд постановил, что приватность – это способ для мужчины сохранять его право собственности на общественную и личную жизнь своей жены, даже если он этим правом злоупотребляет.
В то время когда Британская империя охватывала большую часть мира, викторианские ценности и стиль ведения домашнего хозяйства глубоко укоренились в отдаленных странах – от Австралии и Новой Зеландии до Азии и большей части Тропической Африки. Колониальные чиновники привозили из метрополии идеи по меблировке и оформлению домов, а также сами спальни, кровати, постельные принадлежности. К концу XIX века представления среднего класса о приватности – особенно в том, что касается спальни, – глубоко укоренились и в Соединенных Штатах. Двумя столетиями раньше в домах Новой Англии на первом этаже был зал, где готовили еду, обедали или занимались другими домашними делами. Рядом была гостиная, где стояли самые ценные для владельцев предметы семейного обихода: «лучшая кровать», стол и стулья. Здесь спали муж и жена – главные лица в доме. Пространство внутри дома делилось в соответствии со значением и ценностью того, что в нем находилось, а не по принципу разграничения разных видов деятельности.
К XVIII веку в моду вошли коридоры и лестницы, что существенно облегчило перемещение по дому. Люди обычно спали в спальнях, где покрывала, шторы и обивка стульев были изготовлены из материалов, предназначенных специально для таких помещений – комнат для сна, спокойного отдыха и общения с близкими родственниками и друзьями. Люди по-прежнему рождались и умирали в спальнях, где собирались для таких важных моментов родные и близкие.
Раздельные кровати
В XIX веке кровати и матрасы сильно отличались от набитых сеном или соломой мешков Средневековья. Спать в одиночестве по-прежнему было делом почти неслыханным. Как мы уже видели, люди продолжали практику совместного сна в одной постели, несмотря на одержимость викторианской семьи приватностью. Основным катализатором разделения стало распространение внутренних лестниц и коридоров, которые позволяли слугам и остальным обитателям дома попадать в комнаты, не проходя при этом через другие{159}. Когда-то слуги спали в спальнях своих хозяев или хозяек. Теперь у них были свои комнаты наверху или внизу, откуда их вызывали звоном колокольчика. Государственные решения теперь принимались больше не в королевской спальне, а в законодательных органах власти и правительственных учреждениях, а значит, спальни становились менее пышными и гораздо более приватными.
В этих приватных, выполняющих свою ограниченную функцию спальнях пары начали все чаще ставить себе отдельные кровати. Две кровати были хорошим способом избежать инфекций, а также удачно перекликались с викторианскими представлениями о скромности. Эти представления сохранялись и в ХХ веке. Когда в 1930-х годах Голливуд создал Кодекс Американской ассоциации кинокомпаний, также известный как кодекс Хейса, согласно его инструкциям, супружеские пары на экране спали в разных кроватях. Если в постели случался поцелуй, то один из партнеров обязательно должен был поставить одну ногу на пол. Еще в 1960-х годах Sears и другие крупные универмаги продолжали рекламировать односпальные кровати для супружеских пар, и только в 1970-е годы такие кровати стали восприниматься как старомодные и чопорные.
Современные исследования показывают, что супруги обычно спят лучше, если каждый спит в своей кровати{160}. Это особенно верно для тех, кому приходится делить постель с шумным или беспокойным партнером. Героиня пьесы Томаса Отуэя «Атеист» (1684), несчастная жена Кортина, Сильвия, говорит, что типичный супруг – это человек «тяжелый и бесполезный, который валится в постель без чувств, ворочается, кряхтит и храпит». Подобные жалобы объясняют, почему примерно 30–40 % современных пар спят порознь, включая, возможно, Дональда и Меланию Трамп. «У них отдельные спальни, – сообщал анонимный источник журналу Us Weekly. – Они никогда не спят вместе, никогда». Это заявление было опровергнуто другим инсайдерским источником, который заверил, что они спят в одной комнате, но в разных постелях, добавив: «Это очень "по-королевски" с их стороны!»
Спальный консалтинг
Спрос на множество специализированных комнат заставил архитекторов поломать голову над расположением спален относительно других частей дома. Спальни XIX века, особенно супружеские, часто находились на первом этаже и примыкали к общественным помещениям, таким как приемная, гостиная и т. п. Принцип структурирования пространства состоял в том, чтобы отделить семью от слуг, взрослых – от детей, старших отпрысков – от младенцев. Остальные домашние спали на втором этаже, а слуги еще выше. Статус понижался с количеством ступеней, которые надо было преодолеть человеку, чтобы добраться до своего места в доме. Это продолжалось на протяжении многих поколений, но постепенно вся повседневная жизнь сосредоточивалась на первом этаже, а все спальни стали размещаться на верхних уровнях, и каждая из них, если было достаточно места, выходила в общий коридор. Фактор приватности усиливался, личные границы крепли. Но как быть со спальнями в одноэтажном доме или городской квартире? Здесь превалировали два решения. В первом случае несколько спален размещались блоком с объединяющим их коридором. Второй вариант предполагал, что все спальни выходят в одно общее пространство. В небольших домах в одной спальне располагались родители, в другой – дети. Слуги спали на кухне, которая часто находилась на цокольном этаже.
Нескончаемый поток книг с практическими советами разъяснял молодой викторианской домохозяйке, как ей обходиться с ее спальнями. В 1888 году авторитарная и уверенная Джейн Эллен Пантон, дочь известного художника, призывала домохозяек избегать «традиционных спален» их общей юности, которая пришлась на 1850–1860-е годы. Эти спальни она описывала так: «Страшные обои, сплошь в синих розах и желтых лилиях, или, что еще хуже, унылые серые и оранжевые, или зеленые с зелеными завитками и листьями»{161}. Викторианская мебель в спальнях часто была потрепанной, так как попадала туда после использования в гостиных. А когда какая-нибудь вещь изнашивалась еще сильнее, она снова переезжала – на этот раз в детскую или в помещения для прислуги.
Особенно это касалось ковров, которые перекладывали из комнаты в комнату по мере нарастания изношенности. В спальню ковры попадали, как правило, после долгой и верной службы в гостиной. Когда от ковров уже почти ничего не оставалось, они заканчивали свой век в качестве «дорожек» в комнате прислуги. Никто не предполагал, что посетители будут осматривать хозяйскую спальню, поэтому не имело значения, как она выглядит. «Боюсь, я не совсем традиционная хозяйка», – заявляла Пантон и советовала героине своей книги, воображаемой домохозяйке, недавно вышедшей замуж Анджелине, приобретать «цвета, которые доставят ей удовольствие». На людей влияет их окружение, рассуждала она, человек может порой буквально делаться больным от вида собственной спальни. Поэтому цвет дверей и каминной полки должен сочетаться с цветом стен{162}.