«Эпиорнис» продолжал свой бесшумный полет. Усталый и опечаленный разговором с Николь, Жерар задремал, склонившись над рукояткой мотора. Анри по-прежнему лежал. На щеках его выступила краска, он метался и бредил.
Николь неподвижно стояла перед диском. Она видела, как солнце встало во всем своем великолепии над океаном. Как во сне, сжимала она своими маленькими ручками рычаги, которые поддерживали фантастический экипаж на высоте и не давали ему погрузиться в шумевшие внизу волны. Менее сильная натура не выдержала бы такого напряжения, ответственности, чувства одиночества. Она одна между небом и бурным морем. Ни земли, ни корабля. Товарищи ее оба ранены — один, быть может, умирает уже, другой в случае беды — не помощник. Но в жилах девушки текла спокойная кровь голландских предков, а от гугенотов она унаследовала мужество. Склонив головку над диском, она не смотрела ни направо, ни налево, думая только о том, чтобы верно держаться указанного направления. Она, казалось, забыла все окружающее, даже саму себя.
Но вот Жерар вздрогнул и проснулся. Он увидел Николь перед мотором и разметавшегося в лихорадке Анри.
— Николь! Простите! Я заснул!
— Охотно прощаю. Я очень рада, что вы вздремнули!
— Пустите меня к машине, а сами позавтракайте; вам нужно поддерживать силы. Вот наши припасы.
Николь отошла от диска, уступив свое место Жерару, послушно исполнила его совет и, позавтракав, снова подошла к Анри. Она переменила повязку, промыла рану, освежила водой виски больного. Какова же была ее радость, когда он открыл глаза и пришел в себя.
— Николь!
— Да, это я! И Жерар тоже здесь, милый Анри!
— Где? Что случилось? Где мы?
— На «Эпиорнисе», в тысяче метров высоты, над океаном!
— «Эпиорнис»?
Анри хотел приподняться, но бессильно упал.
— Не шевелитесь! Вы скорее поправитесь, если будете лежать спокойно и неподвижно!
— Но разве я болен?
— Вы получили ожог от выстрела, по счастью, пуля пролетела мимо. Теперь у вас лихорадка, и вам нужен покой. Если будете тихо лежать — скоро выздоровеете!
— Но я не могу править!
— Править будем мы с Жераром, — отвечала Николь.
— Вот беда-то! Мне не везет!
— И у меня тоже неудача! — отозвался Жерар. — Влезая в каюту «Эпиорниса», я вывихнул себе руку!
— Вывихнул руку?
— Ив придачу ушиб голову!..
— Так зачем же мы поднялись? Надо было остаться на Цейлоне!
— Чтобы английские солдаты преследовали нас по пятам? Слуга покорный! Мы и то чудом спаслись от них. Мне не хотелось попасть в их руки, и я продолжал путь!
— Но с нами теперь Николь! Еще если бы мы были одни!
— Николь — прекрасный воздухоплаватель. Я должен сознаться, что заснул, и это она правила все время!
— Неужели? Но где мы? Вы уверены, что мы не сбились с дороги? — спросил Анри, стараясь приподняться, чтобы взглянуть на компас.
— Будь спокоен и не волнуйся — это тебе вредно. Мы летим прямо в Трансвааль и одним духом доставим тебя туда. Не правда ли, Николь?
— Я в этом уверена. Но надо слушаться и быть спокойным! — сказала девушка, проводя свежей рукой по голове раненого.
— Хотел бы я вас видеть на моем месте! — ворчал Анри. — Не могу же я лежать так, без дела! Ведь это с ума можно сойти!
— Подождите, — сказала Николь, — мы вас положим так, чтобы вы могли видеть диск и убедиться, что мы верно управляем аэропланом!
С этими словами Николь устроила из подушек и одеял нечто вроде кресла, сидя в котором Анри, несмотря на головокружение и тошноту, которые испытывал при малейшем движении, мог наблюдать за мотором.
Николь, как ангел-хранитель, стояла на коленях около Анри, смачивала ему виски, давала пить, говорила о том, что видит на небе и на море. Видя, что его спутники так спокойны, Анри энергичным усилием воли поборол в себе лихорадочное волнение, которое уже начинало им овладевать.
По очереди сменяя друг друга у машины, послушно исполняя приказания своего начальника, Жерар и Николь направляли мощный полет «Эпиорниса», как будто это было самым простым, заурядным делом.
ГЛАВА XXI. Последние взмахи крыльев
Через двое суток Анри настолько оправился, что уже был в состоянии править аэропланом. Несмотря на остатки лихорадки, невзирая на просьбы брата и невесты, он настоял, чтобы ему позволили быть у машины, и это ему не повредило. Опухоль на руке Жерара тоже прошла, и он чувствовал боль, только когда делал рукой неосторожное движение. Анри воспрянул духом, он надеялся скоро встать совсем. Может быть, чистый кислород, которым они дышали, способствовал такому быстрому выздоровлению. На этой высоте воздух имел особую живительную силу. Жерар, видя целебные свойства воздуха, уже мечтал о замене практикуемого ныне лечения чахотки горным воздухом путешествиями на аэроплане и уже с презрением отзывался о воздухе Энгадина и Гималаев. Что значит их горный воздух в сравнении с бодрящей чистотой окружающей их атмосферы? Николь расцвела как роза. После лишений и невзгод лагерной грубой жизни, ей казалось, что она в раю. Жерар устроил для нее «дамскую каюту», отгородив часть общей каюты одеялами; но она согласилась пользоваться каютой только при условии, что ею будут пользоваться все по очереди во время отдыха. Жерар и Анри требовали, чтобы она отдыхала по крайней мере десять, двенадцать часов в сутки. Энергичная девушка с негодованием отвергла это и настояла, чтобы все дежурили по очереди и поровну. Таким образом, каждый отдыхал по четыре часа, пока два помощника правили аппаратом. Обеды и завтраки были очень скромные, но удовлетворительные. Недостатка в воде не ощущалось, потому что Жерар старательно наполнял водой все чашки и всю бывшую на аэроплане посуду каждый раз, как они пролетали вблизи облака. Николь и Жерар уверяли, что эта вода в тысячу раз вкуснее той, которую они пили на земле. Но Анри не видел никакой разницы между дождевой водой и ключевой.
За свое краткое пребывание на Цейлоне, благодаря услугам Гула-Дулы, братья успели запастись свежими припасами. Джальди и его мать дали им полную корзинку фруктов, не забыв положить и плодов хлебного дерева, которые сохраняются свежими целыми неделями и напоминают собой продаваемые булочниками «подковки». Жерару очень нравился этот сочный плод. Какое сравнение с пищей, которую они получали на острове: сухие, как камни, сухари и еще более твердое сушеное мясо. Правда, у них была рыба, но все-таки какое мясо можно сравнить с фруктами? Николь разделяла его мнение. С наслаждением ела она эти сочные душистые плоды, которых, вследствие непростительной строгости военной администрации, была лишена во все время своего пребывания в лагере, хотя последний был разбит среди земного рая. Здоровая пища возвращала ей свежесть и силы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});