К тому же Фаина танцевала гораздо изящнее меня. Я решила, что после новогодних каникул запишусь на курсы, где обучают танцам. И пусть тогда Давыдов поймет… Да что он может понять?!
Он не сводил глаз с Фаины и говорил ей, несомненно, приятные слова. Она улыбалась и ласково трепала его за плечо всякий раз, когда он наклонялся к ней ближе. Этот нежный жест не ускользнул от моего пристального внимания. Еще бы! Даже я не позволяла себе трепать его так интимно за плечо!
– Катерина, – позвал меня Иван Сергеевич, – составь компанию старому маркизу!
– Мне туфли жмут, – соврала я, – новые почти.
– Уже натанцевалась, – вздохнул Дуло, который, так же как и я, внимательно следил за Фаиной и Артуром.
– Тогда не обессудь, дорогая. Все в порядке, Агнесс? – подмигнул мне Заславский. – Партию в подкидного, Степан Терентьевич?!
Какой коварный ход!
– Иван Сергеевич, – напомнила я ему, – сейчас идет новогодняя ночь! Люди веселятся. Скоро и у нас будет салют.
– Вряд ли скоро, – кивнул на танцующих Заславский.
– Им нужно обсудить семейные проблемы, – развел руками Дуло.
– Утку в яблоках подавать?!
Это в гостиную приплыла Луша и поинтересовалась планом праздничного застолья.
– Подавай срочно! – обрадовалась я. – Я голодная!
Только так удалось усадить обратно за стол Фаину и Давыдова. Только на этот раз она села рядом с нами, вернее, рядом с Артуром, и они продолжили разговор. Я уже не ощущала вкуса утки, а ведь Луша готовила изумительно. Во рту внезапно возник привкус горечи, словно я перед этим поцеловалась с банкой горчицы.
Заславский с Дуло уплетали за четыре щеки! Ну ладно, Иван Сергеевич. Предмет его обожания остался далеко, в театре. Но Дуло! Разве может влюбленный человек столько есть! Оказывается, любовь голоду не подруга. А мне кусок в горло не лез. И откуда только взялась эта дурацкая ревность?! Я попыталась отвлечься – выпить шампанского, но мысли упорно возвращали меня к тому, что я видела.
В некоторых странах до сих пор сохранился обычай, по которому вдова отца или брата становится женой следующего родственника. Эта мысль напала на меня, как блоха на шелудивую собаку! Я понимала, что такая огромная разница в возрасте не может положительно сказаться на их отношениях. Тогда, подумала я, эти теплые отношения действительно родственные. А кто тогда я? Никто! Всего лишь актриса на договоре, попытка, чтобы скрыть свое одиночество. И вот теперь скрывать нечего, и я стала не нужна.
Они действительно обрели друг друга: мачеха и пасынок. И потеряли поместье. Но об этом они не говорили, рассказывали друг другу, что делали после смерти старшего Давыдова, чем занимались. О планах молчали почему-то. Может быть, еще верили в то, что письмо найдется?
Я встала из-за стола и прошла к журнальному столику в холле. Там лежала пачка корреспонденции, которую я вернула перед тем, как идти в гостиную. Все письма были вскрыты и выпотрошены. Я села рядом, взяла стационарный телефон и позвонила Ванде Вольфовне. Сказала, что возвращаюсь сегодня утром. Она обрадовалась. И я обрадовалась тому, что хоть один человек на целом свете мне рад. После вызвала такси на шесть утра. Диспетчер заломила огромную сумму, но я решила не экономить на своем спокойствии.
А потом Артур устроил всем праздничный салют.
Фаина накинула мне на плечи свою шубку, все еще пахнувшую дымом, Давыдов накинул ей на плечи свою куртку… Мило, ничего не скажешь! Такая трогательная забота! Мы вышли во двор и встали, уставившись в черное небо без единой звезды. И оно тут же раскрасилось яркими вспышками!
Было удивительно красивое зрелище. Артур выпускал петарду за петардой, один сноп огней сменялся другими, рассыпаясь фонтаном разноцветных брызг прямо на наших глазах. Все рассмеялись. Отчего-то салют всегда вызывает смех и радость. После того, как в небо улетела последняя петарда, Фаина подошла к Артуру и поцеловала его в щеку – поблагодарила. Меня прямо пробила нервная дрожь.
Степана Терентьевича, видимо, тоже, потому что после завершения праздничного салюта он засобирался домой.
– Ну куда вы пойдете?! – не отпускала его Фаина. – До деревни пять километров пешком!
– Я на машине, – пробурчал тот, – и практически не пил спиртное.
– Дорогу, возможно, замело, – не соглашалась Фаина.
– У меня внедорожник, – вяло напомнил тот.
– Оставайся, дружище! – уговаривал Заславский. – Партию в подкидного сыграем!
Но Степан Терентьевич так и не уговорился. Мы все проводили его до гаража, где он сел в машину и уехал, махнув нам на прощание рукой. Грустная картина, но Фаина не расстроилась. Крикнула ему, чтобы он приезжал к обеду.
– Луша приготовит вкусный обед!
Но мне показалось, что Дуло этого не услышал.
– Тогда я тоже спать пойду, – заявил Заславский, попрощался со всеми и повернул в сторону гостевого дома.
– Ничего, девчонки, – потер руки Артур, – а мы продолжим веселиться! Кто хочет кофе с праздничным тортом?!
– Я! – обрадовалась Фаина.
– И я.
– Как-то не радостно ты заявляешь об этом, Катя!
Я ничего не сказала, понимая, что сегодня у Давыдова широко открытые глаза совершенно ничего не видят. Пошла следом за ними.
Кофе Луша принесла в кабинет, Фаина с Артуром перебрались туда, не прекращая разговаривать. А я осталась сидеть под елкой, словно брошенная Снегурочка. Сидела, цедила ароматный напиток и крутила в руке упавший с елки блестящий конвертик. Потом поддалась любопытству и вскрыла его. Там было написано пожелание: «Ничего не происходит просто так. Продолжи то, что начато». Я хмыкнула и продолжила вскрывать конвертики. Их было немного, этих желаний. И все они были очень даже оптимистичные. Можно было поиграть в вопросы и ответы. Только в одном конвертике лежал странный обрывок старой бумаги с корявым размашистым почерком. Это тоже было пожелание, только прочесть я его не смогла, написано было на русском, только слишком старинном…
Тогда я поняла, что это и есть то письмо, которое все ищут.
Оно на самом деле оказалось короткой запиской-желанием. И каким! Я все-таки его расшифровала: «Любви все возрасты покорны». Мило, ничего не скажешь! А поэт знал толк в этом, несомненно.
Я взяла драгоценную записку, накинула дубленку и пошла в гостевой дом. Проходя на улице мимо окна кабинета, прислушалась, но ничего не услышала. Тогда встала на цыпочки и подтянулась.
Фаина сидела на столе, болтая ногами…
Фаина и вдруг – на столе!
А Давыдов ходил вокруг нее и что-то с неподдельным интересом рассказывал. Она смеялась.
Я фыркнула и пошла дальше. Близилось назначенное таксисту время.