А тем временем старик всё ходит и ходит.
Ходит и ходит.
Пока я пробираюсь сквозь двенадцатиперстную кишку, дед заходит в дом, заходит в комнату. Снова открывает крышку подвала и говорит:
— На, Отто, выпей.
— Я хочу домой…
— Пей, я говорю! — старикан злиться.
— Пить… — мычит голос.
— Ты потом! — кричит дедан. — Потерпи, и до тебя очередь дойдет.
А тем временем, я ощущаю уже знакомую мне обстановку. Выпуклые вены, горячие скользкие стенки, и твёрдый кал — я в толстой кишке. Я дома. А значит — я могу веселиться! Дрыгаться и извиваться. Я начинаю тусоваться! Молофья брызжет из меня как никогда. Я заливаю всё. Несусь вперёд — и там всё заливаю, смазывая стенки и говно. Я словно скульптор, что мажет глиной острые края! Я — дизайнер, переделывающий квартиру под нового жильца — современного и продвинутого. И молодого, как я!
Я!
Я!
— Я! Я… — я вижу стены, стол. В руке у меня кружка. — Я дед… — и я сказал это вслух.
Опустив глаза, я вижу Отто. Бедный мальчик прижался к земляной стене, накрыв своим телом какого-то голого мужика. Я присаживаюсь — и это ой как не легко; у меня хрустнули кости, отдало в спину и заболела шея! Мляяя…. Ну и хер с ним, всё равно деда в расход.
Приложив не дюжину усилий, я всё же присаживаюсь, протягиваю Отто руку.
— Отто, — говорю я, — это я!
От этих слов на его лице только прибавилось страха. Я не то хотел сказать… Да блядь, тут что не скажи, он всё равно нихуя не поймёт! Церемониться нет времени.
— Возьми меня за руку, быстро! — кричу я на него, и добавляю спокойным тоном: — Не бойся. Я отпущу тебя к отцу.
Он послушался. Протянул руку. Я взял его за ладонь и испытал странное чувство, словно сам себя держал за руку. Когда я его вытащил, я заглянул в подвал. И знаете кого я там увидел? Именно! Патлатое чучело валялось на сырой земле с перебинтованным боком! И на кой ляд он сдался старику? Может… может я… нет, не так! Может дед насильник? Ладно, с патлатым я разберусь чуть позже, а пока надо вывести от сюда пацана. Дать ему ведро.
Пока Отто молча стоит как вкопанный и с тупым выражением лица смотрит мне в глаза, я решил пробежаться по памяти старика, узнать, где тот спрятал маску и ведро. И увидел я там не лицеприятное зрелище. Дед оказался конченным психом. Он крал на улице не только вещи, но и людей! Детей! Эта скотина выкрадывала на улице детей! Зачем? Я пока боюсь смотреть. Вначале разберусь с Отто. И мне нужно кое-что ему передать. И это не ведро. Ведро — это полная хуйня по сравнению с тем, что я сейчас ему отдам.
Мы подошли к шкафу. Из вороха вещей я выудил детскую юбку и крохотную хлопковую рубашку с маленьким пятнышком застывшей крови. Свернул их и передал Отто.
— Возьми вещи и передай отцу. Скажи, что тебя похитил с площади старик. Ты смог убежать, и забрать с собой эти вещи.
В ответ Отто лишь хлопает глазами.
— Бери! — настаиваю я, пихая вещи ему в грудь.
Он послушно зажимает их подмышкой.
— И не смей их выкинуть по пути! Иначе я снова тебя выслежу, украду и… — ладно, это уже лишнее.
Я проводил Отто до двери. Рукой указал ему на поляну и мягко подтолкнул в спину. Пиздюк молнией вылетел на улицу и, что есть силы, побежал вперёд.
Дальше, когда отец поймёт, чьи это вещи, старику настанет пиздец. Его порвут на лоскуты! Но вот вопрос морали — стоит такой грех перекладывать на руки отца? А как по-другому? Возможно, боль в сердце отца прошла, и он придумает другое наказание за потерю собственного ребёнка, но может явится и с голыми руками… Мне нужно новое тело… А, хотя… может это мой конец? Может, пора уже отпустить ситуацию, дождаться финала, сидя на диване?
Неееет… Пока патлатый жив и дышит в погребе, я не успокоюсь. Сколько у меня времени? Час-два?
Мне хватит и получаса.
Когда Отто скрылся в густой траве, я вернулся в комнату.
— Пить…
— Да-да, сейчас-сейчас.
Я кинул взгляд на кружку. И чего дед с ней так возился? Поковырявшись в памяти, я отыскал интересный момент. В кружке не просто вода — там пойло, позволяющее управлять человеком. Не просто угнетать его личность, превращая в зомби, — а прям управлять. Подчинять, как марионетку. И вот этот коктейльчик старик готовил по особому рецепту: под ветками деревьев дед ставил графины и собирал капли, что выделялись из гнёзд кусачих мух. Собранную жидкость выливал в ведро и размешивал с отваром трав, которые можно собрать в окрестностях деревни. Всё просто — приготовить может даже ребёнок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Взяв кружку, я присел возле погреба.
— Открой рот, — сказал я.
Патлатый повернул голову. Сальные волосы застилали его бледное измученное лицо. Он расклеил высохшие губы, обнажив беззубый рот, и высунул язык. Я повернул кружку. Часть струю ударила ему на лоб, скинув волосы в сторону, а другая в аккурат попала в рот. Он чуть не захлебнулся. Начал задыхаться, кашлять, и я чуть не испугался, подумав — что он уйдёт из жизни так легко. Но, прокашлявшись, он попросил еще.
Выливая ему в рот остатки, я уже знал, что сделаю с этим педофилом, с этим любителем маленьких девочек. Осталось его достать из подвала и найти подходящее место для работы. Боюсь, что поебаться придётся с обеими пунктами. Я — старик, и просто вытянуть патлатого из погреба за руку не получится, да и в комнате так мало света, что навряд ли я смогу полноценно реализовать задуманное. Возможно, всему виной мои старые, уставшие глаза, — но это не точно.
Походив по дому, я не нашёл ничего похожего на лестницу или стремянку. И как дед доставал своих жертв из погреба? Не просил же он их взять и вылезти самим? Стоп… а почему и нет?
Подойдя к погребу, я говорю:
— Вылезай.
Патлатый больше не просил пить. Он встал на четвереньки. Опоясывающая его торс повязка пропиталась кровью и выглядела как половая тряпка, после уборки нескольких этажей психиатрического корпуса. В нос бил запах гноя и сырой земли.
— Вылезай, — говорю я, более настойчиво.
Продолжая стоять как собака, патлатый зашатался. Повернул голову и посмотрел на меня. В его взгляде была пустота. Там реально ничего не было. Ни боли, ни злости, ни страха. Это были глаза в хлам обдолбанного наркомана. Картину дополнили густые слюни, повисшие прозрачным целлофаном на его губах.
— Вылезай! — я уже кричу на него, а он всё также продолжает тупо пялиться на меня. Да что ж такое! Бестолочь! Может я мало в него влил коктейля?
Я уже собирался пойти за новой порции, как вдруг патлатый встал. Ну и видок у него… как зомби…
Он облокотился о стену, продолжая смотреть на меня.
— Так, молодец, хороший мальчик, — подбадриваю я его, — а теперь вылезай наружу.
В глубину погреб был метра два. Всё, что ему нужно было сейчас сделать, чтобы вылезти — подпрыгнуть и ухватиться за край доски. Он прыгает. Хватается пальцами за доску, но тут же соскальзывает, и с грохотом заваливаясь обратно на пол.
О Господи, только не это!
— Ты можешь поторопиться! — кричу я. — Вылезай быстрее! У меня мало времени!
Кинув взгляд на стол, я замечаю свой нож. Вернее сказать, отцовский, но что спижжено — то спижжено. Так что — нож мой. Взяв нож, я смотрю на патлатого и понимаю, что мог бы убить его на месте, прикончить и забить, но это так легко. Так скучно и без цельно. А я еще не забыл, как это чучело тыкало в меня пальцем. Как это чучело пыталась изнасиловать Роже. Нет! Он получит то, что заслужил!
Покрутившись по полу, он снова встаёт. Снова подходит к стене и снова прыгает. Хватается, но уже увереннее. Упирается ступнями в рыхлую земляную стену и начинает карабкаться как скалолаз. Под конец, я хватаю его за гнойную повязку и помогаю выбраться наружу. Опрометчиво, но я уже заебался его ждать! Я хочу уже быстрее утолить жажду мести, до боли высушивающую мой разум, мои нервы, мои мышцы.
Я немного отпрянул от патлатого. Хер знает как он себя поведёт. Вроде, опасности он не представляет — спокойно стоит, чуть пошатываясь, но глаз от меня не отводит. Ждёт дальнейших распоряжений?