– Вы сидите, а я приляжу пойду, – тяжело и скрипуче проговорила тётка и, ни на кого уже не глядя, прошла в дом.
– Мне сидеть некогда, – решительно сказал Егоров. – Выздоравливайте, живите, а я поехал. Машу обязательно повидаю.
Костя остался где стоял.
– Вот, это… Костян, значит, – пробормотал дядя Сергей, оглядывая как бы впервые собственную веранду. – Такие дела…
– Ну.
На веранде ему точно не было места. Здесь умещались только узкая тумбочка, столик, похожий на откидной вагонный, две табуретки на трубчатых ножках… низкий скошенный потолок.
– Дяинк… дядь Серёж в смысле… есть у вас погребка, сарай какой-нить? Лето – я бы там стал ночевать.
– А-а, точно! – обрадовался дядя Сергей, живо вставился в разношенные тапки и первым выбрался на крыльцо. – Я бы и сам, слушай… И ведь есть, есть уголок! Пошли, пошли-ка…
Затея с надворным ночлегом заметно развлекла и расшевелила хозяина. Он пораскрывал двери четырёх тесно слепленных построек и пошёл нырять из одной в другую, вытаскивая каждый раз во дворик какую-нибудь залежавшуюся и наконец-то востребованную бытовую вещицу.
Из самой отдалённой двери раздавалось кудахтанье нескольких кур, через ближнюю было видно помещеньице, заставленное бочками и ящиками, а ночлежный гаражик мог располагаться за второй, самой широкой и даже обитой жестью. Костя приблизился, чтобы разглядеть внутренность, и тут же отпрянул, чуть не припечатанный спинкой от железной кровати, которую дядя Сергей выносил впереди себя.
– Вот так вот! – произнёс тот с огорчением и бросил спинку на землю. – Веришь, Костян, совсем туго бывало, но я и ведра дырявого в лом не сдавал. Видно, зятёк наш первый, студент прохладной жизни, кровать разрознил – одна спинка осталась!
– Ну а просто пара досок найдётся? Чурбаки…
Дядя Сергей мелко взглянул на него, пошевелил пальцами и снова ожил:
– Мысль понята! Найдётся – дверь! Старинная, выше нас ростом… Только, друг ситный, тебя ж переодеть надо!
Он пробежался по закуткам и вскоре вынес стопку спецодежды и брезентовый мешок. Встряхнув, развесил на штакетинах явно ненадёванные оранжевую желетку и чёрные штаны, из мешка, покопавшись, достал пару кожаных ботинок, а из кармана – чёрную стёганую панаму-шляпу, которую обколотил о колено и самолично нахлобучил Косте на макушку.
– Вылитый кацап… это – гусар! Или турист…
– Ну! – Косте головной убор понравился, и ботинки на вид были легче его подкованных, а штаны хоть и оказались коротковаты, зато просторны и действительно дышали.
– Теперь – за дверью, – хозяин по-бригадирски взмахнул рукой.
С дверью Костя управился один.
– Да-а, действительно, – только и сказал дядя Сергей. – Дальше правь по-домашнему, а я курам насыплю, тётку твою покормлю и нам ужин сготовлю. Яешню подбавлю к кулешику!
Оставшись один, Костя развернулся во всю силу возникшего представления о нечаянном надворном ночлеге. Дома он натаскал бы сена, шелковистой ячменной соломы, но дом был далеко сейчас…
Поужинав, они устроили постель на нарах, хозяин ушёл, заверив, что утром будить не станет, и Костя остался один в ночлежке. Посидел не раздеваясь и вдруг вообразил себе, как берёт с верстака сотовый, находит дом или мама и просто так говорит: не спишь? а я у тёти Ани Капитоновой, ложусь – и отключается.
Костя разделся, устроил одежду на гвоздях, сунул панаму под подушку и выключил лампу. В тот же миг где-то неподалёку просигналил и газанул тепловоз, и он засмеялся в потёмках. А потому что сотовый не сотовый, но Егоров-то наверняка доехал до их дома, заглушил мотор и идёт через двор. Мать выходит на крыльцо и кричит оттуда: кто? чего? А Егоров говорит: да ничего, Косте твоему подвезло – пристроился… или он уже сказал это часа три назад, а то и сразу, как вернулся из города.
Жизненный ресурс своего кормильца Борис Петрович Егоров продлевал с первых дней эксплуатации сам. Вовремя менял накладки и прокладки, масло и тосол, и вот уже двадцатый год пошёл, а капитальным ремонтом и не пахнет. В салоне запах тот же, что и десять лет назад: кожзаменитель плюс два процента тормозухи. И всё потому, что отечественные конструкторы главный тормозной цилиндр присобачили так, что если уж начнёт подтекать, то прямо под ноги. А сальники год от года всё дерьмовей и гаже, и последний из купленных оказался просто прессованной сажей. Пришлось задружить с приёмщиками лома и выходить на их шефа Димона. И вовремя: вскоре москвичи и запорожцы потекли в скупку валом, и почти все – своим ходом! За сезон Борис Петрович обеспечил себя мелкими ремкомплектами, а заодно и сменные двигатель с коробкой скомплектовал. Теперь случись что, час-полтора на замену – и снова в строю…
За размышлениями он чуть не проскочил мимо попутчиков, неизвестно откуда нарисовавшихся на довольно пустынном участке дороги, но повод, маршрут и плату они предъявили до того жалобно и внятно, что Борис Петрович, взяв деньги вперёд, согласился на незначительный крюк. Дорогой пришлось вникать в чужие проблемы, но ему это было не впервой и даже нравилось, честно сказать.
Оказалось, нечаянный клиент Гена в прошлом году взял да и нанялся к местному фермеру в комбайнёры на лизинговый ньюхоланд. Успел даже первую зарплату домой принести, а под конец уборочной комбайн возьми да и заглохни в небольшом, как уверял бедолага, овражке. И нет бы ему оставить всё как есть и тут же дать знать хозяину, но – нет! Даже то, что на холанде привычного набора инструментов не оказалось, не остановило этого кулибина-попова – достал инструменты из собственного мотоцикла и полез канадцу под капот… Дальше Борис Петрович мог бы и сам продолжить, но до поры терпеливо слушал, давал Гене свободно высказаться. Жена его помалкивала, а дочери-подростка словно и вовсе в машине не было… Короче, ни один из выстраданных диагнозов не подтвердился, зато следы вскрытия – от сорванного болта, перепутанных проводов до многочисленных царапин и нечистых следов на блоке двигателя – остались, и этого с лишком хватило для убийственного заключения эксперта. Гарантии отлетели, а двигатель пришлось брать новый.
– Значит, на дороге след не только от тормозухи остался, но и от маслица, – утвердительно предположил Борис Петрович.
– Ну, я не знаю, – на секунду сбился рассказчик.
Вызванная бригада сменила двигатель, сделали пробный выезд, и хозяин подбил бабки. За вычетом заработанного с бедолаги причитался без двух тысяч миллион. Почему? А вот почему…
– Договор, – догадался Борис Петрович. – Небось под полную свою ответственность машину принимал? Всё своё движимое и недвижимое подписал? Вот когда тебе думать надо было, уважаемый! Да ещё глядеть, с кем связываешься…
Но ничего плохого о бывшем хозяине Гена сказать не мог. Кто ж знал, что так выйдет? Тот, видишь ли, и о долге лишний раз напоминать не стал: подождал сколько-то, подал на суд, и с напоминанием приехал судебный пристав. После нового года описали кое-что по мелочи, свезли и вроде как отстали: дом, земля не оформлены – неликвид, значит. А месяца полтора назад хозяин предложил выход. На постоянную работу он принял со стороны толкового паренька с опытом и корочкой, поэтому должнику оставалось освободить обставленный свой дом, – и все в расчёте. Вчера как раз оформление закончилось…
– Курей сменщику оставили, а крупную скотину распродали по-быстрому. Думаю, на первое обзаведение хватит, – со значением закончил Гена, и настал черёд Борису Петровичу речь держать.
– И теперь, значит, в Берёзовке обживаться будете? Ну-ну. Домик какой-никакой родня вам, конечно, укажет, там это не проблема, даже хозяев искать не придётся: заходи и живи! Газа, правда, нет и электричество отрезано, но, я так думаю, начального капитала вам хватит, чтобы к электричеству подключиться и кур с десяток себе завести. Остальное придётся на хлеб-соль, на школьное обмундирование дочке приберечь. Помереть вам родня не даст, надеюсь, но будущее ваше представляется мне туманным и серым. О причине переезда соврать как-нибудь так не сумеете, на бирже разговаривать с вами не станут, пособии-рапсодии, как добровольные переселенцы, забудьте… и что в остатке?
– Ну, подвернётся же какая-нибудь работёнка…
– Не подвернётся, – заверил Борис Петрович. – Никакой там работы никому в целой округе никогда уже не будет: земли занял синдикат, наезжают сезонно отряды, да и сеют-то в основном семечку. Разве что тебе, Геннадий, на какую-нибудь стройку податься, к туркам, к узбекам в подручные? Некоторые наши подались, но как сгинули…
Ещё какое-то время нагонял он жути на попутчиков, но вскоре дорога совсем разладилась, и пришлось поберечь хоть язык на ухабах.
Домой Борис Петрович возвратился на закате солнца с привычным ощущением толково и прибыльно прожитого дня. Он уже запирал гаражные ворота, как вспомнил вдруг о Маше Косолаповой. Можно было, конечно, сейчас же доехать и доложить вкратце обстановку в городе, но неясные предварительные соображения следовало обмозговать детально и не спеша. Главное, совсем неизвестно, как её увалень в городе приживётся…