Чепмен?
— Тогда ферма называлась не Чепмен, — сказала старушка. — Это была ферма Форгеман. Мы с Брайаном были хиппи, — сказала Шейла, моргая на Робин сквозь толстые линзы очков. — Ты знаешь, что такое хиппи?
— Да, — сказала Робин.
— Ну, мы с Брайаном были именно такими. Хиппи, — сказала Шейла. — Жизнь в коммуне. Хиппи, — повторила она, как будто ей нравилось звучание этого слова.
— Вы можете вспомнить, когда…?
— В шестьдесят девятом мы туда поехали, — сказала Шейла. — Когда все только начиналось. Мы выращивали травку. Знаешь, что такое травка?
— Да, я знаю, — сказала Робин.
— Мы много курили, — сказала Шейла с очередным смешком.
— Кто еще был там в начале, можете вспомнить?
— Да, я все это помню, — с гордостью сказала Шейла. — Раст Андерсен. Американец был. Жил в палатке в поле. Гарольд Коутс. Я все это помню. Иногда не могу вспомнить вчерашний день, но все это помню. Коутс был неприятным человеком. Очень неприятный человек.
— Почему вы так говорите?
— Дети, — сказал Шейла. — Разве ты не знаешь обо всем этом?
— Вы говорите о том, как были арестованы братья Кроутер?
— Да. Мерзкие люди. Ужасные люди. Они и их друзья.
Мурлыканье кота наполняло комнату, когда он лежала на спине, а Робин гладила его левой рукой.
— Мы с Брайаном никогда не знали, что они замышляют, — сказала Шейла. — Мы никогда не знали, что происходит. Мы были заняты выращиванием и продажей овощей. У Брайана были свиньи.
— Неужели?
— Он любил своих свиней и кур. Дети бегали по повсюду… У меня не было своих. Выкидыши. Всего у меня их было девять.
— О, мне очень жаль, — сказала Робин.
— У нас никогда не было своих детей, — повторила Шейла. — Мы хотели детей, но не могли. На ферме было много детей, и я помню твоего друга. Большой парень. Больше, чем некоторые старшие мальчики.
— Простите? — сказала Робин растерянно.
— Твой партнер. Кондоман Страйк или что-то в этом роде, не так ли?
— Именно так, — сказала Робин, с любопытством глядя на нее и размышляя, действительно ли пожилая леди, которая могла много повторяться, но казалась в основном бодрой, впала в маразм.
— Когда я сказала соседке, что ты придешь ко мне, она зачитала мне статью о тебе и о нем. Он был там со своей сестрой и мамой. Я помню, потому что моему Брайану нравилась Леда Страйк, и я это заметила, и мы с ней из-за этого поссорились. Ревность. Я все время видела, как он за ней наблюдает. Ревновала, — повторила Шейла. — Но я не думаю, что Леда посмотрела бы на моего Брайана. Он не был рок-звездой, Брайан.
Шейла снова издала надтреснутый смешок. Изо всех сил стараясь скрыть свое потрясение, Робин сказала:
— У вас очень хорошая память, Шейла.
— О, я помню все, что происходило на ферме. Иногда не помню вчерашний день, но все это помню. Я помогала рожать маленькой Энн. Там был Гарольд Коутс. Он был врачом. Я помогала. Ей было очень тяжело. Ну… ей было всего четырнадцать лет.
— Правда?
— Да… свободная любовь, понимаете. Это было не так, как сейчас. Все было по-другому.
— А ребенок…?
— Все было в порядке. Мазу, как назвала ее Энн, но вскоре после этого Энн ушла. Оставила ее в коммуне. Не нравилось быть матерью. Слишком молодая.
— Так кто же присматривал за Мазу? — спросила Робин, — Ее отец?
— Не знаю, кто был ее отцом. Я никогда не знала, с кем ходит Энн. Люди спали с кем попало. Но только не мы с Брайаном. Мы пытались завести своих детей. Были заняты на ферме. Мы не знали всего, что происходило, — снова заговорила Шейла. — Полиция пришла на ферму без предупреждения. Кто-то вызвал их. Нас всех допрашивали. Мой Брайан просидел в участке несколько часов. Они обыскали все комнаты. Перерыли все наши личные вещи. После этого мы с Брайаном уехали.
— А вы?
— Да. Это было ужасно, — сказала Шейла, и еще раз подчеркнула: — Мы не знали. Мы никогда не знали. Они же не во дворе этим занимались. Мы были заняты хозяйством.
— Куда вы направились, когда ушли?
— Сюда, — сказала Шейла, указывая на дом своей испещренной пятнами рукой. — Здесь жили мои мама и папа. О, они злились из-за всего, что писали в газетах. А Брайан не мог найти работу. А я нашла. Офисным служащим. Мне это не нравилось. Брайан скучал по ферме.
— Как долго вы отсутствовали, Шейла, вы можете вспомнить?
Два года… три года… Потом Мазу написала нам. Она сказала, что все наладилось и у них новая хорошая община. Брайан хорошо справлялся с фермерством, вот почему она хотела его видеть… и мы вернулись.
— Можете ли вы вспомнить, кто там был, когда вы вернулись?
— А ты не хочешь торт?
— Спасибо, я бы не отказалась, — солгала Робин, протягивая руку за ломтиком Бейквелла. — Могу я..?
— Нет, я принесла его для тебя, — сказала Шейла. — О чем ты меня только что спросила?
— О том, кто был на ферме Чепмена, когда вы вернулись туда жить.
— Я не знаю всех имен. Было несколько новых семей. Коутс все еще был там. О чем ты меня спрашивала?
— Только о людях, — сказала Робин, — которые были там, когда вы вернулись.
— О… Раст Андерсен все еще был в своей хижине. И мальчик Грейвс — худой аристократик. Он был новенький. Он ходил к Расту и курил полночи. Травку. Ты знаешь, что такая травка? — снова спросила она.
— Да, знаю, — сказала Робин, улыбаясь.
— Некоторым людям это не идет на пользу, — мудро сказала Шейла. — Мальчик Грейвс не выдержал. Он стал странным. Некоторым людям не стоит это курить.
— Был ли Джонатан Уэйс на ферме, когда вы возвращались? — спросила Робин.
— Да, точно, с его маленькой дочкой Эбигейл. И у Мазу был ребенок: Дайю.
— Что вы думаете о Джонатане Уэйсе? — спросила Робин.
— Очаровательный. Так я и думала. Он принял нас всех. Очаровательный, — повторила она.
— Что заставило его приехать и жить на