Максвелл Бьюкенен.
Герцог Уэйкфилд вонзил кинжал в спину Фенвику, распространяя слухи о Беатрис.
Однако Фенвик не собирается сдаваться или умереть. Во всяком случае, пока. А может, вообще переживет Уэйкфилда.
Герцог думает, что этим ударом он навсегда покончил с Фенвиком, окончательно смешав с грязью его репутацию. Макс, наверное, сидит в своих герцогских покоях и хвалит себя за то, каким дураком он выставил Фенвика. Причем три раза. Стал герцогом. Соблазнил эту шлюху Оливию Донован. А теперь погубил его репутацию в глазах аристократии.
Но это еще не победа. Фенвик еще отомстит. Леонард Рис, маркиз Фенвик, не дурак. Он все продумал, и на сей раз он постарается все сделать правильно.
В темноте он не мог разглядеть часы на каминной полке, но, наверное, уже было три часа ночи. Идеальное время, чтобы найти нужного человека, который выполнил бы то, что он задумал.
Фенвик встал и пошел будить своего кучера.
Глава 13
«Дорогая мисс Донован!
Не присоединитесь ли вы ко мне в четверг в театре? В Ковент-Гардене премьера новой оперы «Нинетта», которая, я думаю, вам понравится. Мы с леди Стрэтфорд заедем за вами вечером и вместе поедем в театр.
Ваш покорный слуга
Уэйкфилд».
Оливия сидела за чаем в гостиной вдовствующей графини Стрэтфорд, которая с интересом смотрела на письмо в руках Оливии. Мать графини все еще была наверху в своей спальне и наслаждалась послеобеденным сном.
— Не хотели бы вы завтра вечером поехать в оперу, миледи? — спросила Оливия.
— В оперу? Господи. Я уже сто лет не была в опере.
— Нас приглашает герцог Уэйкфилд.
Графиня широко улыбнулась:
— Вот как? Какой он приятный джентльмен. Как это мило, что он не забывает нас, простых смертных, несмотря на свой высокий новый титул.
Оливия улыбнулась.
— Но увы, — продолжала графиня, — моя мать устроит скандал, если я оставлю ее одну. Она хочет, чтобы я посвятила ей все вечера.
— В таком случае нам не следует ехать.
— Что за ерунда! Разумеется, мы поедем. Быть приглашенными в ложу герцога — это честь. Я уверена, что многие люди были бы счастливы получить такое приглашение. — Она хитро улыбнулась. — Оливия, я полагаю, что его светлость питает к вам нежные чувства. И это приглашение — знак его намерений.
Оливия упорно гнала от себя мысли о намерениях Макса, потому что его слова слишком отличались от его действий. Пытаться предугадать мотивы этого человека было безумием. Но быть может, графиня обладает интуицией, которой так не хватает Оливии?
— Что вы имеете в виду, миледи?
Графиня окинула Оливию оценивающим взглядом и кивнула:
— У вас есть замужние сестры, поэтому я чувствую, что могу быть с вами откровенной.
— Конечно.
— Стало быть, так, моя дорогая. С тех пор как герцог уехал из Суссекса, он чуть ли не каждый день шлет вам письма, а теперь вполне официально приглашает вас в театр. Я полагаю, этим посланием он сообщает, что хочет вас.
— В качестве… любовницы? — Оливию вдруг охватил ужас. Неужели в своих мечтах она зашла слишком далеко? Неужели Макс и вправду собрался афишировать ее как свою любовницу? В Суссексе он был озабочен тем, чтобы их отношения не стали известны, и в этом их желания совпадали. И хотя он относился к ней не как к любовнице, он ясно дал ей понять, что не намерен просить у нее ничего большего.
Графиня рассмеялась:
— Конечно же, нет. Я полагаю, что он имеет в виду брак.
Оливия выдохнула с облегчением:
— Я поняла.
Графиня не знала о том, что Макс не хочет жениться, как и о том, что он боится стать таким, каким был его отец.
Могла ли Оливия надеяться, что Макс изменил свое мнение о браке? А что, если она ошибается? Сейчас на кону гораздо больше, чем в тот день у родника с гусями. Если бы она поверила, что он намерен на ней жениться, она своими руками разрушила бы те тонкие стены, которыми она защитила свое сердце, и сдалась бы. Думая о Максе, Оливия мечтала о том времени, когда она станет его женой и они будут каждое утро просыпаться вместе. Но тут же ее одергивала мысль, что этому не суждено случиться.
По положению в обществе Оливия все еще была ниже его. Господи, а если она не сможет родить ему наследников?
Зачем только графиня ей все это сказала! Ее слова только добавили сомнений.
Оливия хотела его. И хотела Макса навсегда.
Она не могла дождаться, когда увидит его. Она будет считать часы до его приезда, чтобы сопровождать ее в театр.
В тот вечер Макс отправился в свой клуб. Вчера он обедал дома в одиночестве, но сегодня почувствовал, что нуждается в обществе и приятной беседе.
Вечер в клубе будет еще более приятным, потому что он знал, что сегодня в Лондон приехала Оливия. Он страшно хотел ее увидеть, но подумал, что старая графиня и Оливия слишком устали с дороги, и не поехал с визитом.
В клубе, чтобы отвлечься от мыслей об Оливии, Макс решил сосредоточиться на окружавших его мужчинах, на разговорах о политике и спорте, о еде и напитках.
Неожиданно он увидел капитана Лэнгли.
— Добрый вечер, Лэнгли.
— Уэйкфилд. — Лэнгли с хмурым видом оглядел комнату и кивнул в сторону малоосвещенного угла. — Можете уделить мне пару минут? Я бы хотел кое о чем с вами поговорить.
— Разумеется, — ответил Макс, но стиснул зубы.
Неужели что-то случилось с Оливией? Новый приступ лихорадки? Но она говорила, что приступы случаются редко.
Макс сел на стул, Лэнгли устроился напротив него и, подавшись вперед, сказал:
— Я надеялся увидеть вас здесь сегодня. Если бы вы не пришли, я пришел бы к вам.
— Да скажите, что случилось? — У Макса вдруг комок застрял в горле. — Оливия?..
— С Оливией, насколько мне известно, все в порядке. Стрэтфорд прислал мне письмо, в котором сообщил, что она должна приехать в Лондон со старой графиней. Он попросил меня по возможности опекать их.
Макс вздохнул с облегчением.
— Но то, что мне надо вам сказать, касается сестер Донован, а также вашего друга Фенвика.
Опять Фенвик.
— Он мне не друг, — процедил Макс сквозь зубы.
— Рад это слышать, поскольку ходят кое-какие слухи, подтверждение которым я только что получил у Стрэтфорда.
Какие слухи?
— Фенвик избивал свою жену.
Макс закрыл глаза, но не мог заставить себя удивиться. Он достаточно часто видел Беатрис в доме Стрэтфордов, чтобы понять, что должно было случиться что-то такое, из-за чего яркая, счастливая дебютантка превратилась в робкое, забитое существо. Тогда он не знал, в чем дело, но теперь все встало на свои места.