Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пошел я узнать, что слышно в охранении. Хотел взглянуть на ту сторону, — начал рассказывать Сынджеорзан. — Там мне пришла в голову мысль посмотреть в подзорную трубу, полюбоваться тамошними местами. Смотрел я, смотрел и вдруг вижу какое-то движение у сторожевой будки. Пригляделся получше и вижу, что кто-то пытается вскарабкаться на будку. «Э, черт! — подумал я. — Уже осень, а эти гуси еще не улетели от нас!» Мне стало ясно, что хочет сделать этот тип… Я вышел из окопа и подобрался, как лиса к гнезду… И вот он, голубчик. Я вам доставил его живым и невредимым. Не так ли, господин гусь? — закончил он, обращаясь к пленному.
— Я не знаю, — ответил тот, быстро сняв пенсне, будто нарочно для того, чтобы стала лучше видна его презрительная усмешка. Он принял гордую позу, заложив одну руку за спину, а другую за борт френча.
Майор Дрэгушин снова сел на ящик из-под патронов и сказал мне:
— Будешь переводить!
— Слушаюсь, господин майор.
— Спроси, как его зовут.
Я спросил.
— Я не знаю! — с вызовом ответил пленный.
— Где расположены ваши войска?
— Я не знаю.
— Что вам нужно было у будки?
— Я не знаю!
Позади него кипятился сержант Сынджеорзан.
— Сержант, спроси ты его! — приказал выведенный из себя майор Дрэгушин. Сынджеорзан снял каску и вытер вспотевший лоб:
— Слушаюсь, господин майор! У меня есть опыт беседовать с ним. Когда я его поймал и показал ему пистолет, он сразу сделался как тряпка: «Товарищ, не надо…» Не знаю, что он еще бормотал. А теперь будто шомпол проглотил! Дайте его мне. У меня он заговорит, господин майор.
Майор Дрэгушин улыбнулся:
— Хорошо, сержант.
Сынджеорзан снова надел каску и, взяв пленного за руку, проговорил:
— Пожалуйста, ваше превосходительство.
Пленный вздрогнул. Щеки его посерели, пенсне болталось на шнурке.
— Пожалуйста, ваше превосходительство, пожалуйста, — повторил сержант, и гитлеровец залепетал:
— Я говорит… Я говорит все.
И он затрещал как пулемет. Я едва успевал переводить:
— Их часть занимает позиции в городе, и они держат под огнем главный мост. Огневые средства: шесть пулеметов, пять противотанковых орудий. Он дезертировал. Он хочет живым вернуться домой. Он не член гитлеровской партии, но все же офицер. А офицер есть офицер. Офицер не должен быть предателем, он это очень хорошо знает, но он хочет жить. Война — это глупость, да, глупость, и он не хочет быть ее участником… Он сыт по горло нищетой, пропагандой и голодом…
— Где установлены огневые точки? — перебил его майор Дрэгушин. Пленный некоторое время молчал, будто пытаясь вспомнить, потом попросил лист бумаги и карандаш. За несколько секунд он набросал схему и протянул бумагу майору.
Мы нагнулись над схемой и принялись изучать ее. Все признали, что схема очень подробная, точная и ясная. Это говорило о том, что пленный не был рядовой птицей.
Однако схема гитлеровского капитана ставила нас в затруднительное положение. Если она соответствовала действительности, все наши приготовления шли насмарку. Сведения о противнике, которыми располагали мы, были совсем другими. Может, противник изменил боевой порядок, принял новую концепцию обороны? А если пленный лжет? Майор Дрэгушин внимательно изучал расположение противника и все время сравнивал его с данными, нанесенными на наши карты. В какой-то момент я увидел, как он взял цветной карандаш, готовясь внести изменения, но остановился, поднял глаза от карты и посмотрел куда-то поверх наших голов. Барабаня пальцами по карте, сказал:
— Надо доложить в штаб полка. — И после паузы добавил: — Я хочу, чтобы как можно больше наших добралось туда.
Я кивнул головой, согласились и другие, хотя, думаю, ни один из нас не понял, что именно хотел сказать майор Дрэгушин.
— И поэтому нам нужно быть уверенными, что схема отражает реальное положение! — добавил майор и резко повернулся к пленному: — Учти, если ты нас обманул, ты будешь расстрелян!
Я перевел. Глядя в землю, немец ответил:
— Не лгу! Можете меня расстрелять, если…
— Отведи его в полк, — приказал майор, и Сынджеорзан повел пленного. Когда мы остались одни, майор снова схватился за сигареты. Он хотел прикурить, но его остановил зуммер полевого телефона. — Да, майор Дрэгушин. Здравствуйте, товарищ полковник! Да-да, знаю, спасибо! Спасибо! — Он положил трубку и сказал: — Полковник Памфилов желает нам завтра успеха. Они будут атаковать на нашем правом фланге… А все же насколько достоверна схема немца? Как вы думаете?
— Логически, господин майор, информация, поступившая от противника, сразу же ставится под сомнение, — ответил за всех капитан Комэница.
— Логически — да, и я понимаю это. Правильнее было бы действовать на основе наших данных. Так мы и поступим, но если данные пленного верны? Посмотрим, как решит штаб полка…
Целый час прошел в томительном ожидании. Наконец зазвонил телефон.
— Нам приказано выслать разведку, чтобы проверить данные пленного, — сообщил майор нам после того, как поговорил по телефону.
— Господин майор! — раздался в укрытии голос Сынджеорзана, вернувшегося из полка.
— Что случилось, сержант?
— Ничего, господин майор… Можно я пойду проверю? Дайте мне телефон, катушку провода и копию схемы. Как стемнеет, так и отправлюсь.
Установилась глубокая тишина. Сынджеорзан переводил от одного к другому то вопросительный, то недоумевающий, неспокойный взгляд. И поскольку майор молчал, он добавил еще один аргумент:
— Я надену форму немца… Конечно, если вы мне разрешите…
* * *Та ночь была самой тяжелой за все время войны, хотя не слышно было выстрелов ни одного орудия, не стрекотал ни один пулемет. Та ночь была границей между сегодняшним днем и завтрашним, которого мы все страстно хотели дождаться и в котором хотели пожить. Это завтра давно горело внутри нас, но теперь мы воспринимали его наступившим. В честь этого завтра солдаты выкуривали в укрытиях последнюю сигарету перед атакой, во имя его Сынджеорзан вместе с еще несколькими бойцами пробирался через плотную и тяжелую темноту, в которой слышался только шелест неубранной кукурузы, раскачиваемой слабым ветром…
Думаю, так звучали строчки, написанные на другой день после боя в моем фронтовом дневнике. И теперь я их восстанавливаю без труда. Я хорошо помню майора Дрэгушина, в напряжении склонившегося над телефоном и спрашивающего каждую секунду:
— Ну что, Лунгу, ничего не слышно?
Я хорошо помню также, с каким напряжением сам прислушивался к медленному течению ночи, к каждому ее звуку. Один-единственный выстрел мог в одно мгновение разрушить все наши планы и приготовления, и мы никогда не услышали бы голос Сынджеорзана, который был сейчас нашим проводником в такой долгожданный завтрашний день. «Нет, не может быть! — думал я. — Сынджеорзану всегда удавалось обмануть смерть». И все же где-то в глубине моей души жил страх.
Около часу ночи меня вызвал к себе майор. Я вошел и сел рядом с ним на развернутую плащ-палатку.
— Ничего, господин майор?
— Ничего. Ровно в три часа ночи мы начинаем.
— Понятно… Я могу идти?
— Нет. Расскажи мне о Сынджеорзане. Скажи все, что ты знаешь. Я хочу знать.
— Вы боитесь за него, господин майор?
— Я приказал тебе рассказать о Сынджеорзане, а не задавать мне вопросы.
— Ясно. Сержант Сынджеорзан из более старого призыва. Родом он из трансильванского села, которое мы же и освобождали — начал я, но майор меня перебил:
— А ты не боишься за него?
— Конечно, боюсь, господин майор…
— Тогда зачем задаешь ненужные вопросы?
Во взвод я вернулся, охваченный еще большим беспокойством: волнение майора увеличило мое собственное.
В три часа темнота ночи была по-прежнему во власти тяжелой тишины. Ни звука, кроме шелеста неубранной кукурузы и шороха крыльев случайной ночной птицы. Мы двинулись вперед, окутанные глубокой тишиной, ориентируясь по светящимся стрелкам компасов.
«Может, его схватили? — думал я. — Может, он попал в ловушку, которую нам приготовили немцы, пожертвовав одним из своих офицеров?» Я не мог удержаться от того, чтобы не поделиться своими опасениями с майором Дрэгушином. Передав командование ротой Додицэ, бегом направился назад, чтобы отыскать командира батальона. Найдя его, я одним духом выпалил все, что думал.
— Именно поэтому я и разрешил Сынджеорзану отправиться на разведку, — ответил на этот раз спокойно майор. — Чтобы избежать…
Он не закончил свою мысль и, схватив телефонную трубку, накрылся плащ-палаткой.
Я почти ничего не слышал из разговора майора, а как мне хотелось все узнать! Я нагнулся к плащ-палатке и услышал только несколько слов: «Отлично… подождем?..» Значит, он говорит с Сынджеорзаном! Я готов был закричать от радости, смешанной с чувством зависти и гордости: ведь человек, который говорит откуда-то из темноты, окруженный и подстерегаемый смертью, был моим подчиненным, замыкающим моего взвода.
- «Крестоносцы» войны - Стефан Гейм - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Аврора - Канта Ибрагимов - О войне
- Чёрный снег: война и дети - Коллектив авторов - Поэзия / О войне / Русская классическая проза
- Семилетняя война. Как Россия решала судьбы Европы - Андрей Тимофеевич Болотов - Военное / Историческая проза / О войне